Эдуард Веркин - Остров последнего злодея

– Но это ведь не я про рог сказал…

– Замолчи, трус!

Послышался звук шлепка, видимо, Октябрина влепила Потягину пощечину.

– Это нельзя вот так оставлять!

И снова шлепок.

– Он издевался над нами неделю, – сказал Урбанайтес. – Обзывал, морил голодом, придумывал разные пакости. Перессорил нас почти. Мне кажется, он должен ответить.

Спокойно так, без истерии, даже не сказал, а сообщил. Молодец, Урбанайтес, давай, еще чуть-чуть осталось!

– Да уж конечно! Я ему все припомню! Все!

Мне показалось, что еще немного, и Октябрина скатится в истерику. Или в бешенство.

– Мне кажется, что Антона надо наказать, – почти прошептал Урбанайтес.

Стало тихо. Они некоторое время молчали, затем я почувствовал, что кто-то вытянул из моей руки плеть.

Пять баллов!

– Молодец! – обрадовалась Октябрина. – Надо сделать с ним то, что он собирался сделать с Ярославом!

– Но это… Это как-то…

– А Ярик?! – ярилась Октябрина. – Это же просто мерзко – я никогда ничего подобного даже и не слышала! Лупить людей плеткой!

– В термитник – вот это хорошая идея, – вставил Потягин. – И намазать сиропом…

– Мне кажется, Антону не помешает разок почувствовать на своей шкуре то, что он готовил другим, – неторопливо проговорил Урбанайтес. – Это справедливо. И надо Ярослава освободить.

Я снова чуть не рассмеялся. Придумывая мне кары и осыпая мое недвижимое тело проклятиями, они совсем забыли про спящего Ахлюстина. А теперь принялись пыхтеть, отцепляя его от столба, уронили, я услышал, как наш боксер неаккуратно брякнул костями.

Закончив с Ахлюстиным, они принялись за меня. Потащили к столбу, Урбанайтес и Потягин тянули за руки, Октябрина за ноги. Я мучался искушением ее пнуть или просто вскочить с диким воплем и хорошенько их испугать.

И если быть уж совсем откровенным, мне было немного страшно. Потому что я представлял, что эти изуверы сейчас со мной будут делать.

Я не ошибся. Они притащили меня к столбу и стали привязывать. Разумеется, я им не помогал. Все время валился, один раз свалился на Октябрину, придавил ее к земельке, она верещала, пытаясь меня столкнуть, но я в бессознательности утратил всякую мобильность. Пришлось Потягину и Урбанайтесу переворачивать меня на бок, я при этом весьма неудачно зацепился за Октябринину рубашку и вырвал из нее огромный клок.

Но они меня все-таки привязали. Дураки. Собирались меня сечь плетьми, а привязали спиной! Я вот сечь Ахлюстина не собирался и поэтому тоже привязал его спиной – дал им знак, толстый намек… Но эти болваны были ослеплены ненавистью, ничего не поняли. Руки за столб, стянули веревками. Сорвали фляжку с пояса и вылили мне на голову чудесную газированную воду, хорошо хоть без сахара.

Я очнулся, открыл глаза и тут же увидел перед собой перекошенную физиономию Октябрины.

– Это для тебя пробуждение станет неприятным сюрпризом! – прошипела мне в ухо Октябрина. – Неприятным!

Как тысяча кобр, прямо страшно сделалось.

Я застонал.

– Очнулся! – обрадовалась Октябрина. – Давай, просыпайся!

Девушка с фамилией птицы схватила меня за волосы и как следует потрясла голову.

Я тут же спросил:

– Как самочувствие, красавица? Нос не болит?

Октябрина тут же ударила меня кулаком. В зубы. Рассекла губу, я почувствовал вкус крови, приятно.

– А я думал, ты меня поцелуешь…

Она стукнула меня еще раз. Теперь по уху.

– А еще ночью ты хотела мне это ухо отгрызть…

– Сейчас ты получишь! – завопила мне Октябрина в другое ухо. – Сейчас!

Она выхватила у Урбанайтеса плетку и принялась меня лупить. Не разбираясь – по рукам, ногам, лицу, одним словом, куда ни попадя.

Меня никогда не лупили плеткой, это был интересный опыт. Не так больно, как мне представлялось. Терпимо. Но кричал я жутко. Если бы кто со стороны услышал, волосы бы у него зашевелились. Наверное, потом заболит, но это будет потом, завтра. Послезавтра покроюсь коростой. Биогелем не буду пользоваться, шрамы останутся. У меня будут настоящие шрамы!

Главное, чтобы эта бешеная красавица не кинулась кусаться. Шрамы одно, укусы – совсем другое. Хотя можно будет врать, что это меня волки так.

– Хватит, – Урбанайтес перехватил плетку. – Уже тридцать ударов, с него хватит…

– Нет, не хватит! – влез Потягин.

Потягин работал ощутимее. В смысле того, что больнее. Хорошо хоть плетку я взял специальную, реконструкторскую – она лупит в треть силы, кожу только рассекает, в мясо не углубляется. Но все равно приятного мало. К тому же Потягин что-то разошелся, во вкус вошел. Так что под конец мне стало действительно больно. И вот когда я стал подозревать, что немного ошибся в расчетах, послышался голос:

– Остановитесь! Остановитесь немедленно!

Потягин прекратил меня лупить. Октябрина охнула. Ахлюстин проснулся. Все, все сработало идеально. Как я и рассчитал.

Я гений.

Это оказалось даже интересней реконструкции. В реконструкции все определено заранее, каждый знает свое место и свой маневр, нет творчества. А здесь…

Нет, я все-таки велик! Взял четверых самых обычных ребят и за несколько дней превратил их в настоящих зверей! Колоссально! Мой эксперимент войдет в учебники! Надо только придумать этому название. Манипуляция… Экстремальная манипуляция! Вот как я назову свое искусство!

– Отпустите его немедленно! – Ахлюстин с трудом поднялся на ноги. – Дураки! Просто дураки… Вы что, так ничего и не поняли?

– Ярослав! – Октябрина подскочила к Ахлюстину. – Ярослав! Он хотел… тебя избить! Он нас хотел заставить!

– Точно! – с другой стороны подлетел Потягин. – Он хотел плеткой! А мы его сами! Представь! Мы сами! Его! Он попался!

Урбанайтес смотрел на это растерянно, не знал, бедняга, как реагировать.

– Да это вы попались! – Ахлюстин указал на меня. – Вы! Он вас как кроликов! Нас как кроликов! Всех!

Ахлюстин воздел руки к небу. Искренне, но как-то уж очень театрально.

И тут я позволил себе рассмеяться. Я хохотал, как сорок восемь гамадрилов, даже сквозь боль, сквозь ломоту в вывернутых руках.

– «Чугунная Дубрава»! – смеялся я. – Теперь решено! Вы будете так называться! Или все-таки «Дубрава-Д»?! «Д» – такая многозначительная буква, не правда ли, Октябрина?

Октябрина позеленела.

– Я его убью, – пообещала она. – Прямо сейчас. Убью его…

– Убей себя, – посоветовал я. – И даже больше, как говорили наши далекие предки – убей себя об стену!

Даже добавил для закрепления эффекта:

– Дура конопатая.

Снова засмеялся. А они на меня глазели. А потом Ахлюстин повторил:

– Он выиграл.

– Я выиграл, – сказал я.

Я стоял на пляже. Ахлюстин отвязал меня от столба, и я, покачиваясь, побрел к морю. На пляж. Они шагали за мной. Молча.