Алан Чароит - Ведьма Дивнозёрья

Тайка вытерла пот со лба и погрозила кулаком печке, за которой спрятался вороватый коловерша.

— И все же, Никифор, что случилось? Я же вижу, ты сам не свой.

Домовой, вздохнув, поскреб в бороде:

— Гриня пропал. Уж целую седьмицу как. Не знаем, чо и думать.

Гриней звали дивнозёрского лешего. Тот хоть молодой и озорной был, но дело свое знал хорошо. Грибов и ягод в лесу всегда родилось в избытке, зверье лоснилось и множилось, лес рос красивый, чистый, а то, что Гриня порой превращался в выпь и пугал криками дачников, — так у всех свои недостатки.

— То есть как это — пропал? Совсем? — Тайка опустилась на табурет.

Никифор кивнул:

— С концами… и, как назло, прямо в канун праздника. Кикиморы с ног сбились, мавки рыдают хором: какое уж тут веселье… Кстати, ты сама-то пойдешь?

— А что за праздник?

— Дык купальская ночь сегодня! Забыла? — Никифор глянул на нее с укоризной.

— Я… не знала, что тоже приглашена, — Тайке не хотелось признавать, что она и впрямь запамятовала.

— А как же иначе? — Никифор приподнял кустистые брови. — Ты ж ведьма-хранительница. Без тебя никак.

— А без Грини?

— Без него тоже, — вздохнул домовой. — Но ты ж поворожишь, ежели не найдется?

Вот. Началось… Тайка закатила глаза и грохнула кастрюлей.

— Куда я денусь? Поворожу.

Шел третий месяц, как она стала ведьмой-хранительницей Дивнозёрья, а казалось, будто бы три года прошло. Теперь, если что случалось, все бежали к ней.

К счастью, Тайка справлялась. И с Грезой — воплощенной мечтой — договорилась, и щенка симаргла к хорошей хозяйке пристроила, и Арсению — домовому из заброшенного дома — подкинула брошюру о вреде пьянства (кстати, тот уже две недели кряду не пил), но вот где искать пропавшего лешего, она понятия не имела.

Еще и праздник этот… Вовремя Никифор напомнил, нечего сказать. В чем туда идти? Не в джинсах же? И что там вообще делать?

— Как это что? Папоротников цвет искать, конечно. — Коловерша высунулся из-за печки; его морда была перемазана в яичном желтке.

Видимо, последний вопрос Тайка задала вслух.

— А зачем?

Пушок, поняв, что ругать его не будут, вылез целиком, отряхивая паутину с крыльев.

— Так он желание исполняет.

— Любое? — Тайка вскочила, уронив табурет.

Нет, она уже не хотела, чтобы все стало как прежде и бабушка вернулась из дивьего царства домой: ведь та наконец нашла свое счастье. Но вот навестить ее Тайка не отказалась бы, очень уж соскучилась. Да и посмотреть на иной край хотелось. Это для дивьих людей все чудеса тут, а для обычных смертных — наоборот, настоящее волшебство начинается по ту сторону вязового дупла.

— Угу, — по-совиному ухнул коловерша, подбираясь ближе. — Что ни пожелаешь, все исполнит. Семеновна-то по молодости каждый год искала. Перестала, только когда ты родилась.

— А если бы нашла?

— То — фьють, только мы ее и видели! Но ты ж пойми: ищут все, а находит кто-то один. Эх, вот бы мне в этот раз повезло… — скрипучий голос Пушка стал мечтательным.

— А если найдешь, что загадаешь? — Тайка пригладила перья, торчащие на макушке у коловерши, и тот, зажмурив желтые круглые глазищи, тихонько замурлыкал.

— Мр-р-р-р-р, не скажу. Мр-р-р-р-р, это секрет.

— Ну и пожалуйста! Не буду тебя больше чесать.

Тайка убрала руку — и вовремя: коловерша попытался куснуть ее за палец, а промахнувшись, обиделся еще больше:

— Чего ты такая вредная, Тая? Если я расскажу желание, разве оно сбудется?

И пока Тайка думала, как ей извиниться, пернатый негодяй сцапал из миски еще одно яйцо и вылетел в окно.

— Знаю я твои желания, — усмехнулась она. — Пожрать, пожрать и еще немного пожрать, пожалуйста…

А папоротников цвет уже захватил все ее мысли, и Тайке едва хватило терпения дождаться темноты в самую светлую ночь года…

Дивнозёрская нечисть всегда собиралась на поляне у самого большого дуба — царского дерева. Людям сюда ходу не было, но Тайка знала, как пройти сквозь туманный морок: нужно было с заговором промыть глаза загодя собранной майской росой и положить под язык четырехлистный клевер. Она немного припозднилась, продираясь сквозь бурелом и поминая Гриню недобрым словом: ведь это была его забота — содержать лес в порядке.

Когда Тайка добралась до места, праздник был уже в самом разгаре. Огни светлячков сияли в траве, на замшелых колодах и в ветвях деревьев; повсюду горели костры и играла музыка — два полевика выводили бодрую мелодию на свирелях. Веселые мавки — босые, простоволосые, в цветочных венках и длинных рубахах, — завидев Тайку, оживились.

— Эй, ведьма, потанцуй с нами! — махнула рукой одна из них… кажется, Майя.

Да, точно: они встречались на застолье, которое Никифор устроил еще весной в честь новоиспеченной ведьмы-хранительницы. Отказываться было невежливо, но Тайка помнила — увлекаться нельзя: эти красавицы только и знают, что плясать. Не успеешь оглянуться — затанцуют до смерти. Речные еще и похлеще озерных будут, а Майя была как раз из речных.

Музыка стала громче, повсюду слышались смех, визги и обрывки фраз. В кустах кто-то радостно ухал (может, Пушок или кто-то из его диких сородичей). Чьи-то руки надели ей на голову венок из полевых цветов и втащили в хоровод.

Уже после трех проходов стало жарко. Тайка хотела выйти из круга, но вдруг заметила незнакомку… Не мавку, не кикимору, не лесавку — обычную девушку: рыжую, высокую, в кожаных штанах и футболке с крылатым черепом. И как только ее угораздило забрести на праздник нечисти, да еще и попасть в хоровод к мавкам? Ох, придется выручать.

Тайка сделала вид, что споткнулась о камень, и встроилась в круг уже рядом с девушкой.

— Уходи, — перекричать музыку было непросто: кто-то из полевиков от души наяривал на трещотке. — Тебе тут не место. Иди за мной, я покажу дорогу…

— Сама туда иди! — девушка отняла руку. — Вечеринка только началась. И мне тут нравится.

— Это морок. Еще немного, и ты забудешь, кем была и как звали. Станешь такой же, как они. Если, конечно, тебя не сожрут раньше.

— Подавятся! — незнакомка расхохоталась. — Я сама кого хочешь съем.

Цепочка танцующих ворвалась в хоровод, разделяя их, и Тайка потеряла девушку из виду.

Со всех ног она бросилась к Никифору, который, сняв лапти, грел пятки у костра.

— Беда! — Тайка плюхнулась на бревно рядом с домовым. — Там на поляне человек. Девушка. Уж не знаю, сама забрела или заманил кто, но она не знает, куда попала. И танцует. Без оберегов. Понимаешь, что это значит?

— Пущай танцует. — Густой бас Никифора был способен перекрыть даже трещотки и свирели. — Ничо ей не сделается. Тут кое-кого другого спасать надобно…

— Меня ругай, а Катерину не трогай, — раздалось с той стороны костра, и Тайка узнала голос пропавшего лешего.