Владислав Крапивин - Семь фунтов брамсельного ветра

А!.. По правде говоря, и сейчас иногда так дразню. Хотя от этого вот Женьки в бескозырке не осталось ничегошеньки. А?

Мы оба снова взглянули на тощего веселого пацаненка с копьем. Он был похож на одного из моих мальчишек в “Отраде”, на Костика Лошкарева.

– Нет, Яков Платоныч, что-то осталось, наверно, – сказала я. – Раз вы все еще так дразнитесь…

– А! Ну, может быть… если в этом смысле… А чего это ты вдруг меня так окрестила? На новый лад?

– Как?

– Ну, сказала “Яков Платоныч”. Спутала с кем-то?..

– Ох… – Я календарем хлопнула себя по лбу. – Як… Евгений Иваныч, простите. Это вот почему! Я только сейчас поняла. Есть такая книжка, называется “Фрегат “Виола”. Писателя Волынкина. Там один из героев – старый боцман Яков Платонович. Он учит ребят морскому делу. Вы на него прямо точь в точь похожи. Я сперва понять не могла, на кого, а тут в друг в памяти как-то само собой включилось!…

– Это надо же, ядр… ох. Выходит, я готовый литературный персонаж? А книжка-то интересная?

– Да! Мы ее с этим, с Пашкой Капитановым, всю от корки до корки… Там про устройство парусных судов, но не просто так, а с приключениями. Читаешь и сам не замечаешь, как в тебя вся корабельная азбука впитывается.

– Не слыхал про такую… А нельзя ли будет полюбопытствовать?

– Конечно! Я принесу, если хотите!

– Как не хотеть. Про парусники я до сих пор стараюсь читать все, что найду… А если еще и про себя…

Я была счастлива, что есть причина снова побывать в этой “боцманской берлоге”, у настоящего “Якова Платоныча”. Старик тоже казался довольным…

Опять появилась Варвара Михайловна.

– Женя, я вот тебе свитерок подобрала, внучки нашей, Наташеньки, она его забыла, когда приезжала из Красноярска. Наденешь под курточку, чтобы опять не закоченеть… А потом найдешь время как-нибудь, занесешь.

– Занесет, занесет, – вмешался Евгений Иванович. – Женя мне книжку обещала принести про всякие парусные хитрости. У нас с ней на этой почве обнаружились точки соприкосновения.

– Да я уж вижу, что не без того, – покивала Варвара Михайловна. – Старый шкипер просто так подбирать человека на улице не будет. Рыбак рыбака…

– Уймись, Варвара!, – сипло возгласил “старый шкипер”. – Не касайся тонких струн в наших душах. Паруса – это святое…

– Ты никак чем-то подкрепил эту святость?

– Шундуклей и дундуклей…

– Вот как был Женька-пират, так и остался до старости лет… – Варвара Михайловна покосилась на прислоненный к полену снимок. Дремавший Чарли приподнял голову и тоже посмотрел. Одобрительно.

– А говорила: Женька-плакса… – напомнил Евгений Иванович.

– Ну и что? Было и то и это… Девочку-то проводи хотя бы до трамвая, чтобы опять не заплутала в наших сугробах…

– А то я не знаю!.. Мне все равно в “ЦУМ” надо, он до девяти часов. Разбавитель куплю для красок.

– Знаю я этот “разбавитель”…

– Варвара Михайловна, без намеков!.. Тары-бары, растабары…

Евгений Иванович проводил меня до остановки на улице Чернышевского. Оказалось – совсем недалеко. Конечно! Когда в теплом свитере под курткой, рядом с хорошим человеком и с поющей от радости душой!..

Трамваи уже шли – один за другим. Я еще раз пообещала, что на днях обязательно приду с книгой, и прыгнула в вагон пятого маршрута. Привезет прямо к дому! Евгений Иванович помахал рукой и стоял, пока вагон не тронулся…

На часиках была всего-то половина восьмого.

Сколько удивительного может случиться за пару часов! А ведь не сверни я в тот заснеженный переулок, и не было бы сказки… Сколько вообще зависит от мелких случайностей. Например, от выпавшей из пальцев и покатившейся по причалу сигареты…

Или это все же не случайности?

Первым делом я, конечно, позвонила в Яхтинск, Пашке. Мама будет охать, когда придет с телефонной станции счет, ну да один-то раз можно! На радостях!

Пашка оказался дома. Он снисходительно выслушал мои соображения о его бестолковости, разгильдяйстве и полной бессовестности, когда “человек тут мается от неизвестности, а ты…” Отвергать критику он не стал, но и каяться сильно не стал тоже.

– Ладно, исправлюсь… Про себя я написал, а у вас-то что нового?

Нового было полным полно! И окончание съемок, и премьера, и новоселье, и развлечения в каникулы, и сегодняшенее приключение…

Слышно было, как Пашка со сдержанной завистью вздохнул. Но сказал деловито.

– Я тоже не скучаю. Приспособился тут вычерчивать схемы на компьютере… Женька, ты скажи Илье насчет электронной почты. Пусть соорудит тебе персональный ящик. Держать связь по э-мейлу не в пример проще, чем письмами или по телефону. И совсем не дорого…

Конечно, я в тот же вечер насела на Илюху. И он – счастливый от того, что “свалил” сессию, – преподнес мне подарок:

– Вот тебе адрес и пароль.

Пароль был хороший: bramsel. Но в адрес коварный братец засунул после всяких латинских букв и значков слово “мучача”! Представляете – “muchacha. ru”! Я хотела побить его, но потом простила. Потому что он сказал, укрывшись за своей дверью:

– Я же любя! Чтобы никто не перепутал! Оригинальнейшее слово!

– Ты, конечно, великий оригинал! А для папиной кассеты до сих пор пароль не подберешь…

Илья пригорюнился:

– Знаешь, какая-то непрошибаемость. Мы вчетвером ломаем голову, и никакого проку. Никакие технологии не помогают… Что поделаешь, мы же все-таки не хакеры-профессионалы…

– А надежда-то есть?

– О чем разговор!..

Через два дня я отправилась в гости к Евгению Ивановичу. В заснеженный Дровяной переулок, в дом под корабельным флюгером на берегу Таволги. Взяла с собой Лоську. Лоська пошел охотно, однако на морские редкости в доме на обратил особого внимание. Он как сел на корточки перед обрадованным Чарли, как обнялся с ним, так и не расставался почти до самого ухода. Трепал ему загривок, шептал что-то на ухо. Чарли ему лизал ухо и щеку…

Евгений Иванович заскорузлыми пальцами ухватил книгу (вернее, пухлую ксерокопию).

– Ну-ка, ну-ка… Любопытно… Однако, здесь хватит чтения не на один вечер. Ты мне ее оставишь на недельку?

– Хоть на месяц!.. Як… Евгений Иванович! А это баркентина “Меридиан”, да?

Среди маленьких и больших полотен со скалами, пенными гребнями, пароходами и парусниками висела (прямо на морской карте Гибралтара) небольшая картина в гладкой некрашеной рамке. Наверно, не картина даже, а эскиз. По серой чуть взъерошенной воде, под пасмурными, но слегка подсвеченными солнцем облаками двигалось трехмачтовое судно. Оно было видно с левого борта и с кормы. Стояли все паруса, кроме самых верхних – не было бом-брамселя и топселей. Типичный брамсельный ветер! Он упруго надувал на передней мачте прямой фок, марсель и брамсель, а позади них – гафельные грот и бизань. Чуть кренил судно на правый борт. За кормой тянулся разбежавшийся и приглаженный хорошей скоростью след.