Иван Митряйкин - Такое вот детство

Весна уже показала первую зелень. Воздух пахнет чем-то приятным, вкусно-тёпло-зелёным. Делаешь два шага и оказываешься в тени старого дерева, во власти уже других запахов: нагретого железа, ржавчины и затхлости. Всего метр, а такой контраст.

Максим, или, если точнее, Максимка, пришёл сюда уже во второй раз. Вчера он, как и положено поселковому мальчишке, пробрался на свалку металлолома по своим очень важным мальчишечьим делам. Металлолом ждал своей утилизации за территорией гаражей. Раз в год приезжала большая машина и в течение дня всё вывозила. И вот в тот момент, когда он пытался открутить гайку, чтобы снять очень нужное ему зеркало от кабины трактора, он услышал писк. С сожалением оставив его висеть на своём законном месте, но пообещав себе обязательно вернуться и закончить начатое, Максимка аккуратно спустился вниз и обошёл кучу металлолома. Писк раздавался из старого автобуса «пазик» (так их называли в посёлке), стоявшего без стёкол и с частично снятыми, частично порванными сиденьями. Вот под одним из таких сидений, в куче старого поролона и ошмётков каких-то тряпок, устроила себе нору белая, среднего размера, довольно симпатичная собачка. Он попробовал сунуться в вырванную дверь и был встречен оскаленными зубами, грозным и визгливым лаем. Собака, отогнав Максима за территорию тени дерева, как бы обозначила границу своих владений.

Мальчик сделал ещё один круг и с сожалением глянул на блеснувшее от заблудившегося в ветках луча весеннего солнца зеркало. Оно как бы спрашивало: «На что ты меня меняешь, на кого?». Соскальзывая по опасно скрипящему металлу с другой стороны пазика, он сунулся в окно, но собака белой молнией бросилась на спинку заднего сиденья, и её зубы клацнули около самого его носа. Максим отпрянул назад и, стукнувшись о выпирающие механизмы, скатился вниз.

Сев на начинающую покрываться зеленью землю, он застонал от боли: болели локти и место, на котором он сидел. Очень неудобно, когда надо схватиться за больное место, но рука, которой надо это сделать, болит ещё сильнее, чем то самое больное место. И ничего не оставалось, как только тихонько подвывать, баюкая ушибленную руку, и ёрзать по нагретой земле.

Третьей попытки Максимка не предпринял, разумно вспомнив слова из сказки, которую ему по вечерам рассказывала мама, в то время как отец нетрезво похрапывал в соседней комнате на диване. «Утро вечера мудренее», – сказал он сам себе и потопал в сторону дома: надо было успеть к ужину, а то отругают.

Назавтра он пришёл с Маринкой, полненькой симпатичной девочкой, которая жила с ним на одной улице и училась в его школе, но на год старше. Максимка, может быть, и не пригласил бы девчонку с собой на свалку, но они были знакомы всю их короткую жизнь. Мамы общались между собой, обменивались цветами и периодически заходили друг к другу в гости. И пока они пили чай, шептались и что-то обсуждали, дети играли, листали книжки и что-нибудь строили. В общем, в данный момент она была не девчонка, а друг, верный и в общем-то единственный, тот, кому он мог доверить секретную информацию о сделанном открытии. И, конечно же, с ней можно было посоветоваться.

Придержав Маринку за платье, не позволяя ей пересечь безопасную территорию, мальчик посвистел. Тишина. В автобусе ни звука, ни шороха. Они подошли ближе, он снова свистнул и кинул сухую ветку в сторону автобуса, не добросил. Нашёл небольшой камень, тот гулко ударил по металлу стоящей рядом тракторной кабины. В ту же секунду раздался топот лап, и к ним выбежала разъярённая собака-мама. Максим быстро оттащил Маринку на безопасное расстояние.

– Видишь, какая злая? – спросил он. – Не подпускает. А там щенки маленькие.

– Красивая, – вздохнула Маринка, – и голодная. Мама говорит, что если человек ругается, значит, его надо обнять и накормить, и он сразу станет добрым. С моим папкой она так и делает, когда он приезжает с работы. Она его обнимает, а потом кормит, и он начинает улыбаться и помогает мне учить уроки.

Максим вздохнул и промолчал: его папка не помогал ему учить уроки… Да и улыбался нечасто. Он приходил с работы, ел и шёл смотреть новости или спать. Была в этом какая-то загадка, которую мальчик не мог понять. Когда отец после ужина шёл смотреть новости, он был хмурым и раздражительным, ругался ни за что и на него, и на мамку, а когда приходил весёлый, улыбался, то злилась уже мама и старалась отправить его спать пораньше, а потом долго и зло гремела посудой и всхлипывала…

– А давай её накормим, – вырвал его из раздумий Маринкин голос.

Идея мальчику понравилась, он бы и сам уже поел, но вместо обеда повёл Маринку сюда, на свалку металлолома.

– Давай. А чем?

– У меня дома есть специальный корм, мама им Моську кормит.

Моськой звали маленькую собачку какой-то очень дорогой породы. Она жила у Маринки дома или, скорее, у её мамы. А то, что очень дорогая, Максим понял, когда дядя Паша (Маринкин папа) сказал, что за те деньги, которые они отдали за эту мелочь, он бы лучше себе колёса новые купил. Максим видел колёса на его машине, такие высокие и блестящие, что боязно подойти и потрогать. Конечно же, такая красота стоит очень дорого.

– Ваша Моська и на собаку-то не очень похожа. – Максим нахмурился. – Может, эта и есть-то такое не будет.

– Не знаю, давай спросим у мамы.

– А как мы её назовём? – поинтересовалась Маринка, когда они шли по улице. – У собаки ведь должно быть имя. Если мы к ней по имени обратимся, она подумает, что мы её знаем, не будет на нас лаять и пытаться укусить.

– Глупая ты, Маринка, – рассудительно заметил Максимка. – Как же она будет знать, что это её имя, если она его и сама ни разу не слышала?

– Всё равно, – горячилась девочка, – имя должно быть. Как же без имени? Вот тебя зовут Максим, меня – Марина. Даже у маминой собачки есть имя!

– Моська! – Максим фыркнул. – Ладно бы Мухтар или Рекс, а то Моська!

Он попытался презрительно плюнуть сквозь зубы, в точности как это делают старшие парни, когда курят за гаражами (Максим не раз видел, как они это делают). Но у него не получилось, и слюна, не полетев далеко, повисла у него на куртке. Он сердито стёр её рукавом и сказал:

– Точно, назовём её Рексом!

– Она же мама, а значит, девочка, – не согласилась Маринка. – Тут надо девичье имя. Давай назовём Гермиона, – предложила она.

– Нет, – не согласился Максим. – Гермиона – нерусское имя, и ещё Гермиона рыжая, а наша собака – нет. Надо назвать как-то по-нашему, давай назовём Ася, как тётю Асю. Её все знают, все это имя слышали.