Эйлис Диллон - Лошадиный остров

— Если мы напоремся на скалу, домой придется идти пешком, — сказал Люк.

Забрались подальше в море, не переставая высматривать место, где можно укрыть парусник. Наконец заметили между скалами довольно большой прогон. Вошли в него и приткнулись к берегу — узкой полоске каменистого пляжа. Вокруг нас торчали острые скалы; мы привязали парусник к одной, находившейся выше границы полной воды. Люк похлопал его по носу.

— Никаких фокусов, — сказал он ему. — Если ты меня подведешь этой ночью после стольких лет верной службы, продам тебя, и дело с концом. Мое слово так же верно, как то, что у кошки есть хвост. Понял?

Парусник в ответ ничего не ответил.

— Поглядеть на него — такой скромный, мухи не обидит, — сказал Люк, когда мы пробирались через скалы.

Скоро мы наткнулись на осыпь, по которой хоть и медленно, с трудом, но можно было взобраться по крутому откосу наверх. Люк шел первым, осторожно нащупывая ногой каждую выемку. Я подумал, что здесь, наверное, когда-то была дорога или тропа, которую время занесло песком. Люк вел нас не в лоб, а держался наискосок, чтобы подъем был легче. Таким образом мы добрались до верха, оказавшись почти над самой пещерой, где сидели сейчас в темноте бабушка Пэта и вороная лошадка.

Гребень утеса представлял собой неширокую ровную площадку, и мы легли на ней, чтобы немного передохнуть. Затем, как ужи, на брюхе подползли к другому краю глянуть, что делается в долине. Здесь, наверху, было холодно, ветер то и дело впивался в кожу мелкими острыми зубками. Прямо под нами, внизу, — кажется, протяни руку и достанешь, — лениво пасся табун, переходя с места на место. Вдоль края долины, как и час назад, нес сторожевую службу вороной жеребец. Песчаный пляж был почти весь скрыт прибылой водой, длинные низкие волны разбивались у самой кромки воды. Мы прислушались: в пещере под нами мерно рокотали такие же волны. Я подумал: не страшно ли бабушке, ведь она там совсем одна, если не считать лошадки.

— Смотрите! — прошептал на ухо голос Люка. — Майк Коффи с сыном.

К берегу подходила большая шхуна Майка. Шла она точно по курсу. Сразу видно — не в первый раз.

— Им к самому берегу не подойти, — сказал Пэт. — У них осадка слишком глубокая.

Мы глаз не спускали со шхуны. Ярдах в пятидесяти шхуна остановилась, и Майк бросил якорь. В краткий миг затишья между двумя волнами мы услыхали его всплеск. С высоты было видно, что шхуна тащит за собой лодку. Вот они подтянули ее поближе. Майк бросил в нее какой-то узел и спрыгнул сам: толчок был такой сильный, что лодка взбрыкнула, как необъезженная лошадь. Шхуна стояла так, что мы хорошо видели длинную жилистую фигуру Энди: он корчился от страха, не решаясь прыгнуть вслед за отцом. Хотя ничего не было слышно, но мы живо вообразили себе, как он блеет и подвывает. Мы могли бы ему сказать, что сочувствия от отца ему не дождаться. Вдруг он на секунду замер, неуклюже полез через борт и кулем рухнул в лодку. Люк коротко, но ехидно рассмеялся.

— Есть на земле один человек, которому море противопоказано, — сказал он. — Интересно, что на этот раз старик ему высказал?

Майк, не теряя ни минуты, направил лодку к берегу. С узких весел в воду капало расплавленное серебро. Энди сидел скорчившись на корме, над планширом торчала его узкая, длинная голова. Для своего веса Майк был на удивление расторопен. Не успела лодка ткнуться носом в песок, как он, перекинув узел через плечо, перевернул лодку и мгновение спустя отнес ее вместе с Энди на сухое место. Затем послал Энди за веслами. Теперь они были совсем близко: до нас донесся окрик Майка и ответное блеяние Энди, который вприпрыжку бросился исполнять приказание отца.

Услыхав непонятные звуки, лошади перестали щипать траву, подняли головы и стали глядеть в сторону моря. Не дожидаясь Энди, Майк один двинулся к ним.

И тут мы увидели, что у него было в узле: длинная веревка и множество уздечек. Обходя табун, он выбирал тех лошадей, что были подкованы, набрасывал каждой на шею уздечку и привязывал к длинной толстой веревке, чтобы можно было одному вести сразу всех лошадей. Таким образом очень скоро он связал вместе всех подкованных лошадей, и они покорно, вытянув шеи, поплелись за ним. Он подвел их к Энди, который как к месту прирос, и передал ему уздечку первой лошади.

— Вы понимаете, что происходит? — шепотом спросил Люк, клокоча от ярости.

— Чтобы вывезти лошадей с острова, им придется ждать отлива, — сказал Пэт. — Я уверен, что они не решатся вплавь переправить на материк всех этих лошадей. Ведь если хоть одна станет тонуть, ко дну пойдут все.

— Но тогда Майк разом от всех избавится, — возразил я. — И никаких улик против него не будет.

— Внимание, мальчики! — резко прервал нас Люк. — Надо немедленно спуститься в долину.

Но Пэт вдруг заупрямился.

— А кому будет плохо, если он избавится от этих коняг? — сказал он. — Достойный конец всей этой истории!

Но Люк протянул руку и указал вниз:

— Глядите, что он делает.

Майк набросил аркан на маленького дикого жеребенка, секунды не стоявшего на месте; он был старше, чем тот, что жил сейчас у Корни, и не такой красавчик. Мы его давно приметили: он все время держался возле вороного вожака; они, как видно, были друзья, вместе паслись, вместе резвились. Пэт вдруг сказал с внезапной злобой:

— Теперь я понимаю, что замыслил Стефен Костеллоу.

— Да что ты говоришь? — насмешливо отозвался Люк.

— Этот жеребенок предназначен ему, — убежденно проговорил Пэт. — Когда Стефен его получит, Джон с его жеребенком будет ему не нужен. Интересно, сколько Стефен обещал за него Майку?

— Можете не сомневаться, Майк еще никогда ничего в жизни не продешевил, — сказал Люк и прибавил, повысив голос: — Но, я вижу, на этот раз деньги ему нелегко достанутся. Глядите!

Решив, что жеребенок покорился, Майк допустил ошибку: слишком резко дернул аркан, двинувшись к веренице коней, безропотно принявших неволю. Жеребенок встал на дыбы. Затряс головой и протанцевал два-три шага. Потом громко, испуганно заржал: как есть маленький мальчик, попавший в беду и зовущий на помощь отца.

Вороной жеребец немедленно вскинул голову. Он с безразличием отнесся к пленению половины своего табуна, как будто понимал, что тем это на роду написано. Но, услыхав жалобный призыв дикого жеребенка, он вскинул голову и оскалил зубы. У меня кровь в жилах заледенела, хотя я был в недосягаемости, высоко на гребне утеса. Вожак двинулся на Майка каким-то странным аллюром, пританцовывая и вставая на дыбы. А Майк все еще пытался сладить с жеребенком. Они кружили друг возле друга, Майк во что бы то ни стало хотел пригнуть голову жеребенка к земле. Люк, глядевший на все это, вдруг вскочил на ноги и заорал во весь голос, так что эхо разнеслось по всей долине: