Елена Глебова - Наследие Сальватары

Сальватара зажмурилась, не было мочи снова вспоминать события прошлого. Вновь туман густой и белый, как молоко, заполнил окружающее пространство, и ведьма увидела себя в лесу. У юной Сальватары распущенные волосы были заплетены в тяжёлые косы, всё то же платье, выношенное до дыр, залатанное грубой льняной нитью, стоптанные кожаные сандалии, исхудалые впалые щёки и натруженные руки. Вокруг тенистый лес с ароматом хвои, тяжелые ветви хватают, обволакивают своими цепкими лапами. Сальватара выходит на небольшую полянку. Вечереет, и только голубые лесные колокольчики приковывают взгляд среди серо-зелёного мягкого мха. Колокольчики медленно раскачиваются, хотя вокруг безветренно, появляется робкое, едва уловимое свечение вокруг этих незамысловатых лесных цветов, и тихая мелодичная музыка ласкает, завораживает слух. Сальватара полностью погружается в созерцание чуда, забыв, где она и зачем она здесь. Вдруг под мелодичный перезвон нежных колокольчиков земля вокруг Сальватары вспучивается, медленно и незаметно возникают холмы вокруг полянки. Но юная Сальватара не может оторвать взгляд от колокольчиков. Вспученные холмы земли бесшумно трескаются, и из-под земли вылезает огромный чёрный полоз, обвивая полянку своими тугими жуткими кольцами. А колокольчики всё так же ласкают слух, свечение их убаюкивает и погружает в состояние сказки, какого-то несбыточного доброго сна. И Сальватара заворожённо внимает их нежному, чарующему перезвону. Невероятных размеров змея своей уродливой мерзкой мордой подползает прямо к девушке. Тут раздаётся небольшой треск, змея роняет шкуру, и из тела чёрного полоза выходит статный мужчина в чёрном. Этот цвет, искрящийся при неровных бликах неверной Луны, делает его царственно-величественным. В это мгновение колдовское очарование колокольчиков исчезает – нет ни мелодичной нежной музыки, ни чудо-свечения, есть только Луна, девушка и оборотень, вышедший из поганого тела огромной чёрной, как ночь, змеи. Сальватара встречается с ним взглядом и цепенеет от ужаса.

– Вот мы и встретились, красавица, – мужчина в чёрном медленно приближается к девушке. Сальватара в ужасе пытается отпрянуть назад, но ноги не слушаются её – они, как ватные, безвольные, слабые. Ужас сковывает, сжимает горло.

– Молчишь…, – продолжает мужчина, внимательно скользя взглядом по девушке, – я наблюдаю за тобой очень долгое время. Вся твоя жизнь лежит, как раскрытая книга, на моей ладони. Свои мысли, свой ответ и своё решение оставь себе. Здесь, в Карпатах, всё решаю Я! И мне, поверь, абсолютно всё равно, что ты скажешь и о чём промолчишь. А теперь я приглашаю тебя в мои владения. Ты не будешь нуждаться ни в чём, забудешь о сношенных сандалиях и выцветшем залатанном платье. У тебя будет столько слуг, сколько ты пожелаешь, а ветер в Карпатах будет нараспев читать по слогам твоё имя. И звери, и птицы будут выполнять любую твою волю. Всё живое будет в услужении тебе. Ты подобна цветку среди скал, горда и невероятно красива, ты будешь рядом со мной, для меня, и только для меня, пока будет на то моя воля. Я так решил, и я сделал для этого всё. А теперь следуй за мной, – мужчина галантным жестом протягивает руку юной Сальватаре. Не дождавшись ответа от девушки, вышедший из тела чёрного полоза, берёт Сальватару за руку, и оба исчезают в разрытых огромной змеёй недрах земли.

Дальше снова туман. Маленькая куница живым трясущимся комочком прижалась к старой ведьме.

– Госпожа, может, не стоит смотреть дальше?

– Нет, тебе надо знать всё, – пересилив себя, промолвила Сальватара. Веки её дрогнули. Туман стал рассеиваться. И перед взором ведьмы и зверька возникли роскошные покои. Куница прижалась всей своей мохнатой тушкой к ногам госпожи, хвост её дрожал, глазки, как чёрные бусины, были зажмурены.

Зеркало, словно ощущая настроение смотревших в него, стало довольно быстро менять свои сюжеты.

Маленькая куница сжалась в комочек и нырнула под подол старой ведьмы.

– Погоди, я всё-таки попытаюсь хоть что-нибудь исправить, – Куница не успела моргнуть своими глазками-бусинками, как старая ведьма шагнула в меняющуюся картинку своего прошлого. Шквалистым порывом ветра куницу выбросило обратно, за внешнюю грань зеркала. Куница со всей силы шлёпнулась на мохнатое мягкое брюшко, крохотные когтистые лапки расползлись, и зверёк занырнул мокрым кожаным носом в густой ворс персидских ковров в жилище старой Сальватары. На минуту потеряв сознание, маленькая куница долго приходила в себя. Зеркало тем временем вновь приобрело совершенно прежний вид. Как гладь озера, оно выглядело ровным и безмятежным, словно и не было их с Сальватарой вторжения за пределы, внутрь зеркала.

– Обычная стекляшка, покрытая слоем серебра! – куница недовольно фыркнула, повела своим кожаным влажным носиком и деловито протёрла то самое зеркало подолом своего крохотного передничка. Никакого волшебства! Зеркало никак не реагировало на прикосновения маленького зверька. Поглотив Сальватару, зеркало невозмутимо стояло на прежнем месте, не выражая ничего, кроме обычного отражения привычных глазу предметов интерьера. Куница скорбно покачала головой:

– Что же будет? Как там моя госпожа? Вернёт ли её окаянное зеркало? А сосуд из золота? Его куда? Так и оставить посреди комнаты? – куница всхлипнула и с поникшей головушкой поплелась в кладовую, где хранились консервированные сливы.

Сальватара вряд ли преднамеренно, будучи по ту сторону волшебного зеркала, шагнула в гущу событий своего прошлого. Какой-то нелепый порыв, последняя попытка что-то изменить, игра ва-банк – всё или ничего, не просчитываемая наперёд, совершенно спонтанное и непредсказуемое желание многое исправить – вот, что двигало Сальватарой в тот момент. Ведьма отчётливо помнила свой последний разговор с Велевелем. Он как-то обронил такую мысль, можно сказать, проболтался, что, дескать, будущее можно изменить, изменив прошлое. Но если простым смертным эта дорога заказана, то у Сальватары оставался единственный шанс – ворваться в свою молодость и перекроить всю дальнейшую жизнь. Удерживало только одно – непонятный, непредсказуемый результат. Зеркало могло вышвырнуть Сальватару в чёрную дыру, и тогда золотой сосуд почернел бы в одно мгновение. Нельзя нарушать законы колдовского мира, нельзя набело переписать книгу своей жизни, а Сальватара наперекор всему шагнула в своё прошлое, как ребёнок перешагивает через лужу – просто и не задумываясь, не боясь оступиться. Вопреки всем законам вселенной, она переместилась в события своей юности, войдя в физическое тело юной девушки с жизненным опытом старой ведьмы. Зеркало на удивление сжалилось над ней, или, как и в любой системе, случился непредсказуемый сбой – Сальватара получила желаемое: она шагала в своём юном прекрасном теле по узким коридорам подземного замка чёрного полоза. Обладая магическими знаниями, колоссальным опытом в колдовстве, Сальватара смело шагала навстречу своей новой судьбе. Ступени подземных коридоров глухо отстукивали мерный ритм её лёгких девичьих шажков. Как же это здорово вершить своё прошлое, свою судьбу по второму кругу, зная все свои и чужие допущенные промахи, кто друг, кто враг, а с кем предстоит сражаться насмерть. Удивительной красоты гибкое тело, облачённое в наряды полоза, хранило в себе жуткую тайну перевоплощения. Юное лицо и гибкий стан, а ум, жизненный опыт и способности старой ведьмы, прожившей не одну сотню лет. В памяти Сальватары одно за другим раскрывались воспоминания о жизни в замке чёрного полоза. Она знала все его входы и выходы, извилистые коридорчики, скрытые ниши в ажурной резной мебели и других предметах интерьера, коими замок был богат. Каждая вещь этого замка хранила свою историю, и чего ни коснись – везде тянулся длинным нескончаемым шлейфом след колдовской власти полоза. Полоз привык брать от жизни всё, при чём всё самое лучшее. Имея богатую казну, власть и могущество над тайными стихиями величественных Карпат, он жил как захватчик в своих собственных владениях. В его подземный замок нескончаемым потоком стекались богатства, отобранные им у смертных. Полоз презирал людей, считая их слабыми, безвольными, несовершенными, суетливыми и дикими существами. Он наблюдал за их жизнью и ради забавы мог похоронить под обвалом камней целую семью или пожечь деревню, или заманить в горное озеро и утопить слишком ретивого и самоуверенного. Чёрным облаком или огромной всепожирающей змеёй стелился полоз по Карпатам. Никто не видел его, о нём никто не догадывался, а все несчастья списывали на промысел Провидения. Так развлекался полоз многие века, грабя смертных и увеличивая своё состояние. Сокровищницы замка ломились от неслыханных богатств, но однажды полозу стало и этого не доставать. Проползая по извилистым горным тропам увидел полоз девушку редкой красоты. Странное, дотоле неизведанное чувство всколыхнулось в чёрствой груди чёрного полоза. Жажда обладания взыграла настолько, что полоз полностью утратил покой. Он исползал все окрестности вокруг деревеньки, где жила девушка. Ночами караулил её под окнами, чтобы хоть глазком взглянуть на очарование юности. Оборачивался полоз купцом заезжим, всё бочком похаживал, нахваливая свой товар. Не взглянула девица ни на серьги-побрякушки полозовы, ни на шали самоцветные, ни на шелка заморские, китайские. Расдухарился полоз, оборотился в красна молодца заезжего, стал сватов к девушке засылать, да только всё безответно. Сватов выслушали, раскланялись, брагою да медовухой поили, а девушка так и не вышла к сватам и ответа доброго не дала. Прознал тут полоз про дела сердечные девушки, озлобился, начал на слюну ядовитую исходить. Вызнал полоз, что у девушки той дроля есть, статный парубок, молод, умён, на все руки мастер да и пригож собой как никто другой. Зашипел тут полоз что есть мочи, заходили желваки на его угрюмой мерзкой уродливой морде, и поклялся полоз погубить парубка. Выследил он молодую пару у горного озера, разведал, где бывает девушка со своим возлюбленным. Подкупил полоз местного, деревенского, щедро отсыпал ему в мошну горсть золотых монет, дал сайдак турецкий и велел ждать означенного часа. Вот за это полоз и ненавидел людей – за продажность. Знал полоз наверняка, что купить можно не того – так другого, ни другого – так третьего. И всегда найдётся такой из людей, кто на сделку с совестью непременно пойдёт, и чем сильнее звон золота, тем скорее состоится торг за чужую жизнь. Вот так просто кто-то да и обменяет жизнь близкого на звон монет. Как ни презирать после этого людской род, коли они ради наживы готовы затоптать чужую жизнь, и рука не дрогнет? И случилось на горном озере то, о чём давно замышлял полоз. Пока миловались девушка с парубком в водах озера, просвистела чёрная стрела, а окровавленное тело полоз уволок под воду, чтобы наверняка. Сайдак выпал из рук убийцы, что прятался среди камней у горного озера, золотые монеты превратились в серую мелкую гальку, а правая рука отсохла. И чтобы смертный не наболтал лишнего, полоз лишил его дара речи. Немой, с повисшей, как плётка, высохшей рукою, мычащий от боли и несправедливости выполз из засады убийца. Мелкая галька с дребезжащим грохотом выкатилась из мошны, рикошетом отскакивая от острых камней, окаймлявших горное озеро. Водопад, низвергая тяжёлые потоки воды, немым свидетелем молча взирал на происходящее. Птицы тревожно кричали, и в их протяжных, ранящих слух криках чувствовалась боль – боль за гибель крепкого красивого парубка, для которого всё ещё начиналось в этой жизни, боль за чужую продажную человеческую душу, боль за слёзы девушки, боль за несправедливость этой жизни – по какому праву чудовище вершит чужие судьбы. И птицы протяжно надрывно кричали, багровые волны накрыли парубка, озеро проглотило молодую плоть, а чёрное чудовище, довольно сопя, усердно тащило под тёмную, окрашенную кровью воду чужую судьбу. Полоз смаковал свою афёру, довольно пыхтел и урчал от удовольствия, брезгливо поглядывая на мелких людишек, как на инструмент претворения в жизнь его воли. Из всех человеческих существ его поражала только одна девушка и в силу своей редкостной красоты, и в силу удивительного сильного и открытого характера. Она не купилась на злато, не прельстилась на шелка, не повелась на положение завидное – не нашёл полоз слабинки, не увидел в ней корысти, не увидел расчёта. Поражён был полоз, задумался.