Борис Багрянцев - Отдать швартовы!

Драгоценности шли с Востока. И англичанин, как гончая, почуявшая след, устремился туда. Больше месяца добирался он до Астрахани по Волге-реке. Путь был небезопасен. Сторожевые городки встречались редко, разбойники — гораздо чаще. Их струги, легкие плоскодонные суда с отвесными бортами, невозможно было догнать. Впрочем, и уйти от них можно было только с помощью бога. Разбойники весьма ловко управляли веслами, а при попутном ветре ставили паруса. Русские купцы называли этих пиратов вольными казаками и, чтобы уберечься от них, сбивались в огромные караваны в несколько сотен судов.

У острова Четырех Бугров при впадении Волги в море англичанин перевалил свои товары на морские суда, которые взяли курс на Шемаху. Через неделю плавания подошли к пристани в устье речки Низабад. Товары перегрузили на вьюки и тронулись дальше. Каменистая дорога шла в гору. По обочинам белели лошадиные, верблюжьи и ослиные кости. На расстоянии дневного перехода друг от друга стояли караван-сараи. Их крепкие стены надежно защищали от разбоя. За ними усталых купцов ждала еда и постель, лошадей — конюшня и овес.

В Шемахе сэр Джойс не задержался. Жажда наживы уводила его все дальше и дальше на юг. Солнце палило. Ни одно облачко не показывалось на небе. От жары земля высохла и потрескалась. Пали три верблюда и шесть лошадей. Путники забыли вкус воды.

Только к исходу четвертого месяца пути сэр Джонс достиг Персидского залива. Из его вод поднимался удивительный остров. Это и был Ормуз. На здешние рынки стекались драгоценности со всего света, а близ самого острова искусные ныряльщики доставали самый крупный в мире жемчуг — гурмыжские зерна. У сэра Джонса жадно загорелись глаза. Он понял, почему побывавшие здесь русские люди говорили: «Аще бы свет был перстнем, Ормуз был бы его камнем».

— Юра, тебя спрашивают, — позвала мать.

— Скажи, что меня нет дома, — отозвался Юрка. Ему очень не хотелось вставать, чтобы не пропустить, чем кончилась только что начавшаяся на острове Ормузе любопытная история.

— Нет уж, не заставляй меня, пожалуйста, лгать. Если ты занят, скажи, пусть позвонят попозже.

Пришлось подойти. Звонил Огурец. Стоит ему чихнуть, как он тотчас бежит к телефону, чтобы сообщить об этом всем своим друзьям.

— Здорово, Юрчик! — сказал Огурец. — Ты что делаешь?

— По тебе скучаю, — ответил Юрка. — Давай скорее. Я долго не могу.

— Больно ты деловой. Не хочешь — не говори. Только потом сам жалеть будешь.

— Ну ладно, ладно. Слушаю.

— У меня отец в командировку уезжает.

— Поздравляю.

— А ты не смейся. Я тебе говорил, что он акваланг купил?

— Говорил. Ну и что?

— А то — можно взять и поплавать под водой. Запросто.

— Из-за этого ты мне и звонил?

— Ты погоди, не спеши. Я знаю место, где в прошлом году утонули золотые часы.

— С чего это они «утонули»?

— Два дядьки нашли в сарае старую лодку и поехали кататься. Начали спорить. Один говорит, что у него часы водонепроницаемые, а другой не верит. Ну, тот снимает их с руки, окунает в воду и давай полоскать. А его приятель подумал, что он хитрит, лег на борт и стал смотреть, как бы он там не обманул. Увлеклись они, ничего не замечают.

— И кто выиграл?

— Никто. Часы-то воду не пропускали, а лодка — вовсю. Один оглядывается, смотрит — ба, пол-лодки воды. Толкнул того, с часами, в бок. Тот оглянулся и с перепугу выронил их в воду. Они и до сих пор там лежат.

— Огурец, мне сейчас неудобно говорить, — сказал Юрка, которому рассказ об этих часах успел надоесть. — Я тебе попозже сам позвоню. Ладно?

Повесив трубку, он вернулся в комнату. Сэр Джонс продолжал наживаться и бесчинствовать. «И какой только дурак дал ему въездную визу!» — возмутился Юрка и стал слушать дальше.

На острове Ормуз сэр Джонс столкнулся с несколькими португальцами, в которых распознал отъявленных головорезов. В тайном притоне, который он открыл, краплеными картами шла игра на золото и камни. Людей настолько же богатых, насколько неосторожных, с проломленными черепами находили на морском берегу. Самоцветные камешки, на которые падал алчный взгляд «аглицкого купца», приобретали способность притягивать к своим владельцам пули и отравленное вино. И никому не приходило в голову, что почтенный торговец и главарь сухопутных пиратов одно и то же лицо.

Прожив в Ормузе осень и зиму, сэр Джонс вернулся назад в Москву. Тысячи опасностей, через которые он прошел, не охладили его пыл. За первым путешествием на Восток последовали другие. И каждый раз кованые сундуки «аглицкого» подворья на Варварке пополнялись самоцветами, которыми не погнушался бы любой государь.

Тем временем над Москвой сгустились тучи. Волей царя Ивана страна была брошена в омут опричных страстей.

Изменилось отношение и к английским «гостям». Им еще разрешалось торговать беспошлинно, но чувствовалось, что скоро придет этому конец. Русские купцы настойчиво требовали поприжать наконец англичан. Да и царь, у которого война быстро опустошала казну, не мог равнодушно видеть чужое богатство. Сэр Джонс твердо решил уехать из Московии и немедля начал свертывать свои торговые дела. Золото считалось заповедным товаром. Вывозить его за границу строго-настрого запрещалось. А у сэра Джонса было его немало, и расставаться с ним он не хотел. Поэтому его сообщникам не составило большого труда уговорить Арчибальда через Ладогу тайно уплыть в Ливонию.

Так и поступили. По Волхову поднялись в Ладогу, но, вместо того чтобы грести вдоль восточного берега, поставили струг носом на град Кексгольм, что на западном берегу. И возложили надежды на силу рук своих и судьбу.

Упала ночь. Русский берег пропал во мраке. Поднялся ветер. Осенью плавание по Ладоге ненадежно. Сэр Джонс с тревогой смотрел, как тучи черным пологом затягивают небо. Но путь оставался только один вперед. Тут-то и порешили его сотоварищи расправиться со своим хозяином и захватить его сокровища. Посчитав, что до ливонского берега уже недалеко, один из гребцов бросил весло:

— Пора, хозяин! Давай делить камушки! А не то…

Сэр Джонс понял его и вытащил из ножен кривой турецкий ятаган. Слуга не изменил ему и встал рядом. На струге, ухающем с волны на волну, началась ожесточенная рубка.

Сэр Джонс был уже немолод, но сабля по-прежнему оставалась страшной в его руке. К тому же противники не могли навалиться на него всем скопом, а один на один у них было мало шансов его одолеть. Гребец на корме, державший струг против волны, с испугом видел, что дело принимает плохой оборот. В полной растерянности он встал и оставил без присмотра кормовое весло. Струг тотчас же развернуло боком, и волна, ударив в борт, поставила его торчком. Сэр Джонс едва устоял на ногах. Заговорщик, только что стоявший против него, с душераздирающим воплем полетел в кипящую воду. А из кромешного мрака уже надвигалась вторая водяная гора.