Борис Бондаренко - Потерянное мной

– Уходи.

Он поднялся и вышел, не прощаясь.

Ночью он совсем не спал – кажется, впервые за всю жизнь. И понял, что уже не может без этой женщины и должен любой ценой удержать ее. Любой ценой...

На следующий день он сразу после работы поехал к Ольге. У него был свой ключ от ее комнаты, и он вошел и стал ждать ее. Он был сравнительно спокоен. Ведь ничего страшного не произошло. Он сделает вид, что ничего не было. И Ольга наверняка поступит так же – она терпеть не может ссор и сама не раз говорила ему об этом. А если она и будет недовольна, он извинится, и дело с концом...

Возможно, все так и было бы, приди Ольга сразу. Но она явилась только в десять, и еще не успела раздеться, как Юрий угрюмо спросил:

– Где ты была?

– Это что, допрос? – небрежно осведомилась Ольга, одергивая свитер.

И Юрий вспылил:

– Что, я уже не имею права поинтересоваться, где ты бываешь?

– Почему же, имеешь...

Его взбесил ее спокойный голос.

– Но не таким тоном.

Юрий открыл рот – и не нашел, что ответить.

– Почему ты не извиняешься? – спросила Ольга.

– За что?

– За вчерашнее. А заодно уж – и за сегодняшнее.

– Я же еще должен извиняться... – начал было Юрий и, встретив взгляд Ольги, догадался, что он натворил. Он понял, что еще мгновение – и он потеряет ее, и торопливо сказал: – Извини.

– Вот что, друг мой, – Ольга была по-прежнему очень спокойной, – может быть, кто-то и придерживается мнения, что любви без ревности не бывает, но только не я. Так что впредь избавь меня от подобных сцен. Если мне и придет в голову мысль уйти к кому-то другому, то я уж как-нибудь наберусь смелости и сама тебе сообщу. Подумай об этом – и сделай соответствующие выводы. А теперь иди, я очень устала.

И Юрию пришлось уйти.

Это была их первая настоящая ссора. На следующий день они помирились, но прежняя уверенность Юрия в том, что Ольга станет его женой, исчезла. Теперь он был всегда настороже. И все-таки небольшие стычки изредка случались – он не всегда мог угадать ее настроение. Обычно спокойная, Ольга могла вспыхнуть в любой момент – и по самому неожиданному поводу... И эта убийственная ирония в ее голосе и два дурацких слова: «Друг мой...» Когда Юрий слышал эти слова, он внутренне сжимался. Это «друг мой» звучало как «ты дурак». И иногда он действительно чувствовал себя дураком. И вчера – тоже. А что, собственно, было вчера? Конечно, Ольга была взвинчена. Но он-то чем виноват? Ольга могла бы говорить с ним и не так. Могла бы позволить ему поехать вместе с ней. Не захотела... Почему? А что, если она решила не выходить за него? Нет, только не это... Она должна стать его женой... И – станет. Как только она вернется, он еще раз скажет ей об этом. Он постарается убедить ее, что ждать больше не нужно. Что он не может без нее. А она без него? Вероятно, может. Даже наверное так. И все-таки он женится на ней, потому что другого выхода все равно нет... Банально, но так: она его первая, единственная, настоящая любовь...

Вернулся с работы Коля. Он пришел грязный, долго мылся и фыркал, опять принес с собой бутылку, и снова сели за стол – не то обедать, не то ужинать. Ольга пить отказалась, есть тоже не хотелось. Пытались разговаривать – и опять ничего не получалось, незаметно сбивались на то, о чем уже говорили вчера, и никак не находились другие темы и другие слова. Ольга решила пока ничего не говорить Коле о Верочке – потом все решится, время терпит... «Когда же это потом? Ведь ты собралась уезжать... Но как же ты уедешь? А они – Коля, Верочка? Как можно уезжать, ничего не поняв, не пытаясь понять? Ну вот, смотри, это твой брат, твоя сестра, у них какая-то своя жизнь – а что ты знаешь о ней? А как же твое решение – взять Верочку с собой в Москву? А что, если Коля не отпустит ее с тобой? Что тогда? Вот видишь, одни сплошные вопросы – и даже без пунктирных ответов, как говорил Игорь... Как же ты собралась ехать?»

А ей очень хотелось уехать – вот так, сразу, встать, собрать чемодан, дождаться попутной машины – и в Селиваново, а оттуда – в Москву. И чтобы ничего не пришлось объяснять, оправдываться, выслушивать вежливые прощальные слова. И пусть потом думают о ней что угодно... Уехать, забыть и никогда больше не возвращаться сюда... Вот так просто? А что же будет потом? Тебе удалось забыть то, что было девять лет назад, но сейчас ты уже вряд ли забудешь. Если тогда твой отъезд можно было как-то объяснить, может быть – и оправдать, то что заставляет тебя ехать сейчас? Разве что стремление к собственному покою... А будет ли теперь этот покой?

– Ты что это приуныла? – спросил Коля.

– Да так, задумалась, – вздохнула Ольга, закурила и посмотрела в окно. – Давно у вас такая погода стоит?

– Не, третий день только. А то все время солнце было, на озерах купались уже... Выпьешь, может?

– Давай, – безразлично согласилась Ольга.

Коля потянулся было налить вчерашней настойки, но Ольга попросила:

– Лучше водки налей.

– Во, это по-нашему! – обрадовался Коля. – Это лучше всяких настоек.

Ольга выпила рюмку теплой невкусной водки – Коля с одобрением посмотрел на нее и залпом опрокинул свой стакан, с наслаждением понюхал кусочек хлеба, густо намазанный горчицей и посыпанный солью и перцем.

– Первейшая закуска, – пояснил он, улыбаясь и вытирая рукавом невольно выступившие слезы. – Не понимаю я, какое удовольствие всякие эти вина пить. Тут к нам раз привезли какого-то чудного вина в длинных горластых бутылках, и надписи по-немецки. Мужики, конечно, пить его не стали, а бабы взяли несколько бутылок на пробу. Так потом все приходят в магазин и ругаются с продавщицей – что ты нам коровьи... Ну, в общем, чуть ли не матом на нее. Одна даже деньги назад стала требовать. Так полгода и стояли эти бутылки, пока не приехала концертная бригада из города. Зашли они в магазин, увидели эти бутылки – и разохались от радости, стали хватать, в очередь встали. Ну, кто там был из наших, удивились и говорят: деньги-то пожалейте, это же такая кислятина, что пить не станете, только и название, что вино. Лучше, говорит кто-то, зайдите в любую избу, вас таким квасом угостят, в сто раз лучше этого вина. Так понимаешь, одна артистка даже обиделась: вы, говорит, просто не понимаете, это же лучшее сухое вино. Тут, конечно, все га-га-га: какое же оно сухое, если сплошная вода. Ну, та только рукой махнула, и все бутылки они за вечер расхватали. Я тоже одну взял попробовать. Выпил – и правда, на вино-то не похоже. Чуть язык щиплет, кислое, я всю бутылку сразу выпил – и хоть бы в одном глазу. А почему оно сухое называется, я так и не понял. Ты не знаешь?

Ольга объяснила. Коля хмыкнул, спросил:

– Ты, значит, тоже пьешь это вино?

– Иногда пью.

– И нравится?

– Нравится.

– Чудно, – покрутил головой Коля.