Хью Лофтинг - Почтовая служба Доктора Дулитла

— Хорошо, — согласился Доктор. — Но…

И тут ему в голову пришла идея.

— Послушайте, — сказал он. — Вы знаете, что ко мне по почте приходит очень много просьб прислать какие-нибудь рассказы. Особенно плохо приходится зверям, которые живут у Северного полюса, — им совершенно нечего почитать во время длинной полярной ночи. Давайте выпускать для них журнал — назовем его «Арктический Ежемесячник». Мы будем по почте высылать тираж, а распространять его возьмется наше отделение на Новой Земле. С этим все понятно. Главная проблема — это где взять столько рассказов, иллюстраций и статей, чтобы заполнить журнал. Вот это будет не очень-то просто. Давайте сделаем так: сегодня вечером историю расскажу я, но в следующие вечера каждый из вас расскажет свою историю. Это даст нам уже семь историй. В каждом номере мы будем печатать только по одной, а остальное место в журнале будут занимать новости дня, колонка советов врача, страничка матери и ребенка и всякие другие мелочи. И кроме того, мы объявим конкурс на лучшую историю, и когда читатели напишут нам о своем выборе, победитель получит приз. Что вы на это скажете?

— Какая прекрасная идея! — закричал Габ-Габ. — Я расскажу свою историю завтра вечером. Я знаю одну очень хорошую. А теперь начинайте вы, Доктор.

Джон Дулитл принялся выкладывать на стол содержимое своих карманов, чтобы найти какой-нибудь предмет, напоминающий ему о чем-то интересном. Это было совершенно необыкновенное собрание самых различных предметов — обрывки веревок, куски проволоки, огрызки карандашей, перочинные ножики со сломанными лезвиями, застежки от сапог, увеличительное стекло, компас, отвертка и так далее.

— Похоже, ничего подходящего у меня здесь не найдется, — сказал Доктор.

— Посмотрите в карманах вашего жилета, — посоветовал Гу-Гу. — В них всегда лежит самое интересное. Вы ведь ничего не вынимали оттуда с тех пор, как выехали из Падлби-на-Болоте. Там наверняка скопилась уже уйма всего.

Доктор вывернул свои жилетные карманы. В них лежали двое часов (одни из них ходили, а другие — нет), рулетка, кусочек сапожного воска, пенсовая монетка с дырочкой посередине и градусник.

— Что это такое? — спросил Габ-Габ, указывая на градусник.

— Этой штукой измеряют температуру у людей, — ответил Доктор. — Постойте, это как раз напоминает мне…

— Какую-нибудь историю? — воскликнул Гу-Гу.

— Я так и знал, — сказал Джип. — Такая вещь непременно должна быть связана с хорошей историей. Как она будет называться, Доктор?

— Ну, что же, — сказал Доктор, поудобнее устраиваясь в кресле, — назовем ее, пожалуй, «Забастовка инвалидов».

— А что такое забастовка? — спросил Габ-Габ.

— А что такое инвалид? — крикнул со своего места Тяни-Толкай.

— Забастовка, — ответил Доктор, — это когда люди отказываются делать свою работу, добиваясь, чтобы кто-то дал им то, что они хотят получить. А инвалид — инвалид это такой человек, который постоянно в большей или меньшей степени нездоров.

— А какая же тогда работа может быть у инвалидов? — спросила белая мышка.

— Их работа состоит в том, чтобы… э-э… болеть, — ответил Доктор. — И хватит задавать вопросы, а то я так никогда и не начну свой рассказ.

— Одну минуточку, — сказал Габ-Габ. — У меня нога затекла.

— Ох, как надоела нам твоя нога! — закричала Даб-Даб. — Пусть Доктор начинает свою историю.

— А это хорошая история? — спросил Габ-Габ.

— Ну, — ответил Доктор, — я вам ее расскажу, а вы уж сами будете судить, хорошая она или плохая. Перестаньте вертеться, и я начну. А то уже становится поздно.

ДОКТОР зажег свою трубку, хорошенько ее раскурил и начал рассказывать:

— Я купил этот градусник много лет тому назад, когда был еще совсем молодым, полным надежд доктором и только-только начал свою практику. Я считал себя очень хорошим врачом и удивлялся, почему никто вокруг этого не замечает. На протяжении многих месяцев после того, как я открыл свой кабинет, ко мне не обратился ни единый пациент, и мне даже не на ком было опробовать мой новый градусник. Я часто мерил температуру самому себе, но я всегда был здоров, как бык, и у меня никогда не поднималась температура. Я старался подцепить хотя бы простуду — то есть я, конечно, не хотел простужаться, но надо же было мне как-то удостовериться, что мой новый градусник работает — но и это мне не удалось. И я ужасно переживал — был совершенно здоровым и ужасно переживал.

И вот в это время я встретился с другим молодым доктором, который находился в таком же положении, как и я, — у него тоже не было пациентов. И он сказал мне: «Я знаю, что нам нужно сделать — давайте откроем санаторий».

— Что такое санаторий? — спросил Габ-Габ.

— Санаторий, — ответил Доктор, — это что-то среднее между больницей и гостиницей — там живут и лечатся люди со слабым здоровьем, то есть инвалиды… Словом, я согласился с этим предложением. И тогда я и мой молодой друг — его звали Фиппс, доктор Корнелиус К. Фиппс — сняли за городом симпатичный домик, завезли туда кресла-каталки, грелки, слуховые рожки и кучу других предметов, без которых не могут обходиться инвалиды, и к нам сотнями повалили пациенты. Вскоре наш санаторий был заполнен до отказа, и мой градусник уже никогда не лежал без дела. Конечно, мы зарабатывали много денег, потому что больные платили нам очень хорошо. Фиппс был безмерно счастлив.

Но мне не все нравилось в нашей работе. Я заметил одну странную вещь: за все время ни единый из наших инвалидов не поправился и не уехал от нас. И как-то раз я заговорил об этом с Фиппсом.

— Мой дорогой Дулитл, — ответил он мне. — Вы хотите, чтобы они уезжали от нас? Но зачем? Нам как раз и нужно, чтобы они от нас не уезжали. Нам нужно, чтобы они оставались здесь и продолжали платить деньги.

— Фиппс, — сказал я, — мне кажется, что это не очень честно. Я стал врачом, чтобы лечить людей, а не чтоб выколачивать из них деньги.

Короче говоря, мы разругались вдрызг. Я ужасно рассердился и заявил ему, что отказываюсь быть его партнером и завтра же собираю свои вещи и уезжаю. Когда я в ярости вышел из его кабинета, мне по дороге встретился сэр Тимоти Квисби, один из самых богатых наших пациентов. Он сидел в кресле-качалке, и когда я проходил мимо, он попросил измерить ему температуру, поскольку полагал, что у него снова начинается лихорадка. Я никогда не мог установить, чем же был на самом деле болен сэр Тимоти, и думал, что болеть для него — это что-то вроде хобби. Поэтому, будучи очень рассерженным, я, вместо того чтобы измерить ему температуру, довольно грубо сказал: «А шли бы вы к чертовой бабушке!»