Евгений Астахов - Ботфорты капитана Штормштиля

Это все равно что не встретить в воздухе протянутых рук ловитора и рухнуть вниз, на жесткую, холодную сетку,

Он написал бы, да откуда взять адрес, где ее найдешь, эту Светку, где она сейчас летает, под каким куполом? Эх!..

В этот день маршрута не было. Отряд готовился к переходу на новую базу, на хутор Дуабабсту, где жила сестра Тумоши — Агаша. До Дуабабсты было три дневных перехода и, по словам дяди Гоги, тропа такая, что на ней сам черт трижды рога ломал.

Тошка дописал письмо, делать больше было нечего. Послонявшись по двору, он взял моток крепкой веревки и отправился на речку. Выйдя за ограду, оглянулся — не увязался ли за ним вездесущий Абзаг.

Тошка давно задумал один смертельный номер, и свидетели ему совершенно не требовались.

Дело в том, что речка, та самая, к которой они каждое утро бегали обтираться ледяной водой, текла в глубоком и сыром ущелье, похожем на узкий коридор. Через ущелье был перекинут ствол пихты. Он тянулся над пропастью тонким и гладким двадцатиметровым мостом. Ходить по этому мосту, разумеется, никто не ходил, сумасшедших на хуторе не было. Потом появился Володя Кукушкин-Костерро. Несмотря на строгий запрет Ираклия Самсоновича, он бегал по стволу взад и вперед и даже, привязав веревку, спускался по ней прямо к речке.

— Ну, вы сами посудите, Ираклий Самсонович, какой смысл добираться до речки по длинной, извилистой и крутой тропинке, когда можно: раз-два и умывайся!

— Это опасно, — не сдавался Ираклий Самсонович. — Ведь высота с пятиэтажный дом. В случае чего костей не соберешь.

— А чего их собирать, если уж они рассыплются?

— Ох, Володя, Володя! Лихачество — путь к аварии.

Дядя Гога в спор почему-то не вступал. Сидел в сторонке и помалкивал, вроде бы это его вовсе и не касалось. Почему он так вел себя, Тошка понял позже, когда однажды, придя на речку ловить форель, увидел такую картину: дядя Гога, балансируя руками, шел по бревну в белых шерстяных носках. Дойдя до середины, он осторожно опустился на корточки, привязал веревку к стволу и, бросив ее вниз, начал спускаться в ущелье. Получилось у него неплохо, разве что немного помедленнее, чем у Володи. Не так лихо.

И вот теперь Тошка шел к ущелью, закинув за плечо моток веревки. Сколько раз он пробовал ходить по бревнам, лежащим на земле. Выходило просто отлично. Но если бревно висит в воздухе, оно почему-то тут же начинает уходить из-под ног. И тогда — не соберешь костей. Поэтому Тошка решил, что до середины ствола он доползет на животе. А дальше все будет, как у Володи с дядей Гогой.

Пробравшись сквозь заросли черники, он вышел к краю ущелья и замер — на бревне стоял Володя. Веревки у него не было. Он просто стоял, скрестив на груди руки и пристально глядел в одну точку. У Тошки перехватило дыхание — Володя медленно опустил руки, потом резко взмахнул ими — ап! — сделал сальто и снова встал на пихтовый ствол упруго и цепко.

— Шартали-мортали… — восхищенно вздохнул кто-то в черничных зарослях. Тошка оглянулся. В кустах стоял Абзаг. Опять прокрался следом!

Но Тошке было не до Абзага. Володя снова взмахнул руками.

— Ап! — мелькнула в воздухе ковбойка, ноги снова коснулись ствола. Чуть покачнувшись, он удержал равновесие. Сейчас он прыгнет в третий раз.

— Хватит! — хотел крикнуть Тошка, но не успел. Володя взметнулся в прыжке, клочком огня мелькнула его рыжая голова.

— Ап!

А потом… а потом он повис над пропастью, обхватив руками ствол пихты. Это случилось мгновенно, в какую-то долю секунды, Тошка ничего не успел сообразить. Володя висел, прижавшись щекой к дереву.

— Шартали-мортали… — испуганно сказал Абзаг и заплакал.

— Цыц! — прикрикнул на него Тошка. Он сразу почувствовал себя взрослым. Все теперь зависит от него. Потому что хутор далеко, и помочь Володе может только он, Тошка Топольков, и никто другой.

— Я сейчас! Ты держись! Я сейчас! У меня веревка есть! Тошка бросился к бревну. Нет, ползти по нему на животе — это слишком долго, это можно не успеть. Володя даже не пытается взобраться на ствол, значит, не может, значит, что-то случилось.

А речка внизу, вся седая от пены, гремит камнями, несется, как обезумевшая отара овец. Если посмотришь на нее отсюда, сверху, тогда все — костей не соберешь. Надо смотреть вперед, на белое от боли Володино лицо. В конце концов это очень толстая пихта. И не очень скользкая — кое-где еще сохранилась кора.

Каких нибудь десять шагов. Это же пустяк — десять шагов. А потом, вернувшись домой, он расскажет Кло, как шел по стволу над беснующейся в пропасти речкой, у которой, к сожалению, уже есть название. Ее называют Ацха. Ацха… Нет, он ничего не расскажет Кло. И никому вообще…

Вот и Володя. Тошка опускается на колени, садится верхом на ствол, снимает с плеча веревку.

— Ты молодец, — говорит Володя и пытается улыбнуться. — А я руку… вывих, наверное… не могу сам…

— Сейчас!.. Сейчас!.. — Тошка пропускает веревку под мышки Володе, крепит ее двойным морским узлом, как учила его когда-то Кло. — Сейчас!..

— Теперь назад, Тошка. — Володя пытается удобнее обхватить ствол, морщится от боли. — Только ползком, слышишь, ползком! Перекинь веревку через сук каштана, что стоит с краю ущелья, и тяни. Меня чуть-чуть приподнять, и я выберусь на это дурацкое бревно.

Тошка бежит обратно по пихте, он уже ничего не боится, не видит никакой речки, не слышит ее грохочущих угроз. Он сейчас такой же, каким был тогда, у Интерклуба, в вечер своей победы над страхом и над главарем фиолетовых хулиганов.

Абзаг кошкой взбирается на каштан. Потом они вдвоем тянут веревку. Вот Володя лег грудью на ствол… Перекинул через него ногу… Вот он ползет по нему, не решаясь встать. И, наконец, встает, идет пошатываясь, придерживая левой рукой натянутую веревку.

Тошка грозит Абзагу пальцем — никому ни слова!

— Не! — мотает головой Абзаг. — Не, аземляк!

Тропа поднималась круто вверх. Лошади шли не спеша. размеренным шагом. На поворотах вьюки цеплялись за ветви деревьев, вплотную подступающих к тропе. Хабаджа шел впереди, обрубая цалдой нависающие ветки, сталкивая с тропы нанесенные дождевыми потоками камни. Тумоша пошел вместе со всеми: он решил навестить сестру.

— С весны Агашу не видел. Надо пойти на Дуабабсту, кукурузу помочь убрать…

Несмотря на хромоту, он шел легко. За его спиной висела притороченная ремнями гармонь.

— Концерт давать будем, — улыбался Тумоша. — Сестра на ахимаа хорошо играет. Я на гармошке. Отец слушать любит…

Цокали копыта лошадей. Синими провалами уходили вдаль ущелья. Стальные нити речек бесшумно вились по их дну. Сюда, к самому поднебесью, не долетал их неумолкаемый грохот.