Ольга Качулкова - Робинзон в русском лесу

— Я этому не поверил бы, — спокойно ответил отец. — Он пропал очень давно, я употребил все средства разыскать его — и все напрасно.

— А если он здесь? — настойчиво и радостно допрашивал Федор Федорович.

— Это быть не может! Где он? — дрогнувшим голосом сказал отец.

Я не выдержал, забыв все, выскочил из шкафа, бросился к нему на шею. Он обхватил меня руками, поднял как ребенка, несмотря на мои семнадцать лет, только один раз глянул мне в лицо и, не говоря ни слова, понес в другую комнату, которая называлась «хозяйским кабинетом».

Там он посадил меня на диван, обнял, целовал и плакал.

— Ну, слава Богу, — прошептал он наконец. — Надо сказать матери. А чуть было ты не убил ее, бедную. Сергей, грех тебе. Ну, да Бог простит! Спасибо, что воротился. А вырос-то как! Да и каким медведем нарядился.

Теперь только я понял, как глубоко и нежно любил меня мой всегда суровый и занятой отец.

Несколько успокоившись, мы вышли в контору, Федор Федорович коротко рассказал отцу все, что узнал обо мне.

— Ну, а где же тот чудак, твой Вася? — спросил отец.

— Остался пока в лесу, — ответил я. — Он просил передать его отцу поклон и выпросить за него прощение.

— Нужно будет его оттуда достать поскорее. Иван без памяти обрадуется. Ну, да об этом после; теперь пойду к матери, а тебе пришлю сюда сестер, чаю и завтрак. Извините, господа, — раскланялся он с инженером и лесничим.

Прибежали сестры. Они действительно были теперь почти взрослые девушки. Старшую я даже не узнал. Несколько минут мы дичились друг друга, но вот принесли чай и завтрак, и при умном содействии Федора Федоровича завязался общий разговор. Они то угощали, то расспрашивали меня. Я, разумеется, отвечал очень охотно. Через полчаса добрые сестренки целовали и обнимали меня, слушая рассказ о моих трудах и лишениях, а младшая расходилась до того, что надела на голову мою грубую тапку, схватила линейку и стала представлять, как убила бы любого волка и медведя.

Наконец вошел отец. Глаза его покраснели от слез, но лицо было счастливое, светлое.

— Ну, Сергей, я предупредил мать, пойдем к ней. А вы, молодые хозяйки, останьтесь здесь, займите пока гостей.

Я не стану описывать своей встречи с матерью, потому что разве можно рассказать словами то, что чувствует человек, снова найдя лучшее украшение лучшей поры своей жизни? Я думал, что уже никогда не увижу ее, а вот она была возле меня, живая и здоровая, по-прежнему ласковая и нежная. Она плакала вместе со мной, она обнимала и целовала меня!

Мой волчий костюм очень поражал мать, и добрая няня разыскала платье брата Анатолия, который из него вырос. Меня подстригли, вымыли, переодели, и я опять принял вид цивилизованного человека. Впрочем, руки мои долго не могли освободиться от загрубевшей кожи и глубоких шрамов.

Переодеваясь, я признался няне, что захватил с собой ее рабочий ящик.

— Я так и подумала, — ответила она, — и хоть журила тебя за то, что ты сбежал, а сама подчас до слез жалела, что там не было чего-нибудь получше! Ну, да слава Богу, что он тебе пригодился. А Васька-то, Васька каков, а еще мой племянничек. Помогать ребенку такие дела делать!

Я рассказал ей, что причиной побега был я сам, что Вася умный, честный и добрый юноша, что он несколько раз спасал мне жизнь, не жался своей собственной. Она слушала меня со слезами и заранее примирилась с Васей. В этот же самый день я сказал отцу, что намерен много заниматься, чтобы наверстать упущенное время, и прошу его помочь мне.

— Это ты хорошо задумал, Сережа, ответил он ласково. Но самому мне учить тебя не приходится. И отстал я от науки, и некогда мне. Я напишу Анатолию, чтобы он тебе приискал в Петербурге учителя из студентов, и пошлю денег на книги. Ты ведь еще гимназический курс должен проходить.

На другой день отец вместе с Федором Федоровичем и лесничим уехал посмотреть на мою крепость и привезти оттуда Васю. Мать решительно объявила, что ни с кем и ни за что не отпустит меня в лес, и я остался с нею.

Отец возвратился через четыре дня и привез Васю. Я обрадовался ему, словно не видел несколько лет. Старый Иван простил его и радовался его возвращению так же сильно, как мои родители.

Недели через три приехал учитель, молодой студент Технологического Института. Он начал занятия со мной очень усердно, а мне так хотелось вознаградить задаром прожитое время, что я нанимался целыми днями. Осенью родители решили отправить меня в Петербург, где бы я мог частным образом продолжать свои занятия. Отец сам отвез меня туда и поместил на житье в одном семействе. Окончив гимназический куре, я поступил в Технологический Институт. Родители давали мне средства посещать всевозможные заводы, фабрики и производства, так что, изучая дело по учебникам, я мог изучать его и на деле. Поэтому учение мое шло очень успешно.

Я проводил каждое лето дома, там виделся с сестрами, матерью, отцом и Васей, который попросил отца моего принять его на завод сначала простым рабочим, а потом повышать, смотря по тому, насколько он узнает кожевенное дело. При его природном уме, наблюдательности и любви к работе повышение его шло очень быстро.

В первые же каникулы я с радостью узнал, что отец, после нашего возвращения из лесу, поселил в нашей крепости сторожа, который стерег ее и кормил Машку, а потом обратился к казне с просьбой продать ему возле озера участок леса, на котором стояло наше жилище. На другой год я узнал, что лес остался за отцом, и что рядом с нашим жильем он начал уже строить большой кожевенный завод, потому что здесь была близко вода и все нужные условия, а главное, за озером проходила железная дорога.

Я отправился туда и удивился. Теперь не было и помину прежней глуши. Крепость наша стояла нетронутая, но вокруг нее выросло несколько деревянных домиков. В них жили рабочие. Одни из них рубили и расчищали лес, другие делали кирпичи, третьи сравнивали откос горы. Из-за озера тоже слышались песни и стук топоров: там Федор Федорович проводил участок железной дороги.

Когда я кончил курс, отец передал управление новым заводом мне. Я сделал много перемен. У меня есть отдельная школа, а при ней большая мастерская для учеников; есть большой зал, в котором собираются рабочие в свободное время, пьют за дешевую плату чай и разговаривают о своих делах. Возле него есть комната, в которой хранятся хорошие, простые и понятные книги. Сначала все это мне стойле значительных издержек, но теперь все они вознаградились сторицею, потому что каждый из рабочих знает свое дело, понимает необходимость моих требований и охотно исполняет свои обязанности. На заводе у меня всегда порядок и чистота. Главный управляющий, помощник, друг — мой Вася. Я горжусь дружбой с этим умным, честным и добрым человеком. Мы почти не разлучались с ним всю жизнь. Теперь мы оба почти старики и надеемся прожить в дружбе до самого конца.