Мерри – allal1978@rambler.ru - 9 и 1/2 недель

Я подхожу ближе и тоже заглядываю через изгородь. Ник Хадсон, расположившись в шезлонге, курит трубку: удивительно, что хоть где-то магглы еще не перешли на сигареты, консервы и ароматизированную воду в жестяных банках. Джейн медленно покачивается на больших садовых качелях, а Люси сладко посапывает у нее на коленях. Гарри сидит прямо на траве, поджав под себя ноги, а Пит — на перевернутом ящике от чего-то непонятного, он играет на гитаре и поет: я узнаю песню еще издалека, но сомневаюсь, что ее знают Сев или Гарри.

Я украдкой заглядываю Севу в лицо: у него странное, нечитаемое выражение, и я даже не уверена, видит ли он меня. Я, почти не задумываясь, прислоняюсь к нему: он на мгновение цепенеет, но потом осторожно обнимает рукой за плечи.

Сев еле слышно вздыхает, и я знаю, что он думает совсем не о том, что имели в виду Маккартни и Леннон. Почему-то я тоже.

Пит умолкает, в воздухе повисает последний аккорд, и на смену ему приходит тишина, только чуть поскрипывают тяжелые цепи, на которых висят качели. Минут пять никто из нас не произносит ни слова.

— Джеймс, — наконец негромко говорит Северус, и Гарри вздрагивает: похоже, он и не видел, что мы здесь. — Уже поздно.

— Извини, пап, — Гарри неловко встает, потирая затекшую ногу, потом торопливо и тихо, чтобы не разбудить Люси, прощается с Хадсонами и быстрым шагом идет к калитке. Через две минуты он уже рядом с нами.

— Спокойной ночи, — говорит нам Ник, уводя свое семейство спать.

— Спокойной ночи, — отзывается Сев и идет к дому. Гарри плетется следом и явно ждет нагоняя.

— Будь так добр, — уже в прихожей Северус обращается к нему, и мальчик снова вздрагивает, — в другой раз предупреждай заранее, когда уходишь. Даже к соседям.

— Извини, пожалуйста, — отвечает Гарри, не поднимая глаз, — идеальный провинившийся ребенок, да и только. Я, не удержавшись, хихикаю.

— Пожалуйста, — неожиданно отвечает Сев, которого, очевидно, тоже позабавило это невиданное зрелище: тихий виноватый Гарри Поттер. — Спокойной ночи, — он кивает Гарри и начинает подниматься по лестнице, и тут только я понимаю, что он по-прежнему обнимает меня за плечи.

[3] (c) The Beatles, Let it Be, “The Long And Winding Road”, 1970. Мой перевод приведенных фрагментов: Дороги длинной нить Ведет к твоим дверям Все вьется, все юлит, Петляя тут и там, Но приведет меня Туда — к твоим дверям. … Я столько лет был одинок, А слез пролил в пути… Ах, сколько горестных дорог Мне довелось пройти! … Но все они вели сюда, Смыкаясь в этот путь, Где я остался навсегда, Оставленный тобой, Не покидай меня, молю, Возьми меня с собой…

Второй день стоит жуткая жара. По радио сказали, что сегодня было двадцать девять в тени, а на завтра обещали еще больше. Снейп во всем своем черном к вечеру чуть на стенку не влез и ходил злой как … как Снейп, в общем-то.

Тонкс порхала по дому в шортах и короткой майке, чем выводила его из себя еще больше. Я на всякий случай стараюсь не попадаться ему на глаза.

Эссе по зельям застопорилось: у меня голова по такой погоде не соображает. Читал сегодня один и тот же параграф четыре раза и понял, что не запомнил ни одного слова. Кошмар просто какой-то.

Я сегодня испытал самый настоящий шок. Сам не понимаю, как я до сих пор жив.

После обеда мы сидели с ребятами у Пита, и кто-то предложил стаскаться в магазин за мороженым. Я полез в карман и обнаружил, что забыл дома кошелек. Сказав, что сейчас вернусь, я живенько перелез через забор (обходить каждый раз через калитку — такая морока!) и помчался к себе в комнату за деньгами.

Влетаю я, значит, туда и обнаруживаю, что перед моим платяным шкафом стоит Снейп, держит на вытянутых руках мои джинсы и с весьма скептическим видом их разглядывает.

— Что это вы делаете с моими брюками, профессор? — ляпнул я, от ошеломления забыв напрочь про всю конспирацию.

Он вздрогнул от неожиданности и аж джинсы выронил.

— Что ты тут делаешь? — растерянно спросил он. На его щеках появились красные пятна.

— Я здесь живу, — буркнул я, не зная, что еще можно ответить на этот идиотский вопрос, и извлек из ящика стола кошелек. — А вот что вы… ты тут делаешь? И зачем тебе мои брюки?

Он покраснел — честное слово, не вру. Я даже испугался. Вчера он с Тонкс обнимался, сегодня краснеет, а завтра что? Придет рассказывать мне сказку на ночь? Хороша сказка, наверное, была бы. Бьюсь об заклад, там было бы очень мало про котят и зайчиков и очень много про троллей и отрубленные головы.

— Я вынужден признать, — сдержанно сказал он, — что погода здесь действительно не вполне адекватна моему обычному гардеробу.

«Во дает!» — подумал я. Это же надо так выразиться.

— Можешь одолжить мои джинсы, если они тебе подойдут. И футболку какую-нибудь.

— Спасибо, однако боюсь, что я не могу позволить себе что бы то ни было с коротким рукавом, — сухо кивнул он.

Ах, да, я и забыл. Да, на такую татуировочку полгорода сбежится посмотреть.

— Ну тогда хоть шорты надень, — легкомысленно предложил я, очень стараясь не хихикать.

— Благодарю, я обойдусь джинсами, — он явно чувствовал себя очень неловко, и я решил его больше не мучить.

— Ладно, я побег, меня парни ждут.

Когда я вернулся к ужину, Снейп ходил по кухне в белой рубашке и моих джинсах и, казалось, помолодел на добрый десяток лет. Во всяком случае, графа Дракулу точно он напоминать перестал. Тонкс, не скрывая восхищения, на него пялилась.

— Ты клево выглядишь, — искренне сказал я.

Он смерил меня взглядом, явно пытаясь определить, не издеваюсь ли я над ним. Убедившись, что это не так, он ограничился тем, что заметил:

— Спасибо. Будь, однако, так любезен, воздержись от использования подобных вульгарных выражений — хотя бы в моем присутствии.

Тонкс фыркнула и возвела глаза к потолку, но я не обиделся. Снейп — это Снейп, что с него возьмешь.