Олег Верещагин - Ох уж, эти детки!

Было ранее утро, ещё серо и туманно. Лес молчал. Но Федьке всё ещё слышался скрип телеги и голос — явственный, не из сна, звонкий голос мальчишки: "…ради Христа… на доброе дело…"

— Ещё три дня, — Шурка вздохнул и поправил панаму. — Знаю это — место это ваше. Но я сразу предупреждал — долго идти.

— Долго? — проворчал Большой Ха. — Мы уже три дня идём! Веришь ты что, Шурик.

Мальчишка равнодушно пожал плечами:

— Мне это надо?

— Да нет вообще-то… — признал Большой Ха. Просто я думаю: может, ты заблудился, а теперь боишься признаваться?

— Да чего мне признаваться? — снова пожал плечами мальчишка. — Ушел бы от вас — ищи-свищи.

Большой Ха не мог не признать правоты мальчишки. Шурка Суханин в лесу и в самом деле чувствовал себя, как дома. И не похоже было, что он заблудился — уверенно шел к какой-то цели, почти не сверяясь с картой. В конце концов, бывали в жизни у Большого Ха и куда более длительные и сложные экспедиции — он и разговор-то завел, чтобы малость надавить на мальчишку, отличавшегося редкой независимостью. Трое сопровождавших Большого Ха охранников к лесной жизни оказались совершенно не приспособлены — он и не подозревал этого и жалел, что оставил в Изжевино Гомера. Накаченные громилы сопели, пыхтели, потели, спотыкались, шумели на весь лес, переругивались и падали. Шурку все трое пытались «припрячь», взвалив на него хозработы, но мальчишка только усмехнулся и предоставил Большому Ха график дежурств на блокнотном листе. Сам Ха туда включён не был, но охранников Шурка не обошел вниманием и на все попытки заставить работать "не в очередь" не реагировал. Вообще-то Большой Ха не мог не признать, что это справедливо… но временами наглость мальчишки казалась ему просто чрезмерной. А ещё иногда он вдруг начинал думать, что это и не наглость вовсе, а… чувство собственного достоинства. Смешно у такого сопляка, но…

Людей с таким чувством Большой Ха не терпел.

— Ты уверен, что мы найдем то, что ищем? — Задал вопрос Большой Ха. Шурка отстегнул с пояса новенькую фляжку, попил, прополоскал рот, сплюнул и только после этого ответил:

— Я уверен, что выведу вас на место, которое на этой тряпке. Остальное — не моё дело. И платите вы мне, как договаривались, в любом случае… Отдыхайте ещё пять минут, потом идем, — и отошел, совершенно неутомимый, хотя и тоненький.

— Не пойму, — проворчал один из охранников, всё это время рассматривавший натёртую ногу, — дурак он, или притворяется?

— А что? — Большой Ха, выглядевший намного бодрее своих «лбов», невзирая на комплекцию, обмахивался панамой, сидя на пне. Охранник пожал плечами:

— Пацан в лесу, с ним четверо здоровых мужиков, а он с ними, как хозяин… Давануть разок за шейку — и все дела… Вот это я — и говорю, типа: он дурак, или притворяется?

— Не исключено, что притворяется дураком… — пробормотал Большой Ха себе под нос — так, что больше никто не услышал…

Болото казалось непроходимым.

Ну, то есть, где-то в нем, может быть, лежали тропинки, по которым можно было пробраться. Даже наверняка. Но нашарить их не удавалось, а вслепую — тут и там, куда ни ткнись, черный жидкий торф, взятый в руку, юрко сочился сквозь пальцы, показывая: лучше не соваться. Звенели комары, сверху пекло, от болотной поверхности поднимался еле заметный пахучий туман, размывший перспективу.

— Придётся в обход, — зло сказал Федька, прополаскивая испачканные руки в воде, отстоявшейся верхом, горячей, как в металлическом баке. — Сколько там, по карте?

— Километров восемь, — Макс сплюнул и покосился на Сашку. Федька понял: ему хотелось выругаться. Саша вдруг негромко пропела:

Идем? А перекусим на ходу…

…Идти краем болота было делом, конечно, мутным — ноги проваливались в жижу, комарьё донимало больше обычного, то и дело приходилось продираться через кустарник, разросшийся в настоящую стену из туго переплетённых ветвей. Но в целом шагали бодро — подталкивала мысль, что скоро они выберутся на то место, где произошла когда-то схватка, решившая судьбу собранной местными жителями казны.

Берег начинал поворачивать, одновременно снова поднимаясь. Лес постепенно приближался, становились видны отдельные деревья, зелёная масса распадалась на листья. Около десяти утра все трое вывались на заросшую, но ещё различимую дорогу. Она уводила в лес, но впереди отчетливо виднелись просветы, и воспрянувшие духом поисковики единым порывом преодолели метров триста по лесу — и оказались на окраине Лядского Побоища.

Печальное это было зрелище. Не страшное, а именно печальное. В зелени запущенных садов тонули крыши — провалившиеся и целые. Лес подчинял эти сады, делал их своей частью и с их помощью постепенно поедал когда-то большую деревню, раскинувшуюся в несколько концов, словно русский витязь. Прилёг отдохнуть на пригорок, сняв в броню, закрыл глаза — и подобравшийся враг всадил в сердце кривой нож…

— Почему, мальчишки? — хмуро спросила Саша, откидывая с потного лица сетку. — Тут же так красиво…

— Людей переманивали в города, на целину в Казахстан, — неохотно, словно через силу, отозвался Макс. — Русский человек силен, только пока он живёт на своей земле. А отчекрыжить его от корней и всё готов «совок». Работящий, деловитый и тупой… Мой дед и бабка вот как уехали — отцовские, в смысле. Они в Листвянке жили, это тоже брошенное село, только не тут, а… — и Макс махнул рукой неопределённо.

— Отрыв народа от своей земли означает его смерть… — пробормотал Федька и пояснил в ответ на взгляды товарищей: — Это один немец так сказал… А в начале 90-х годов наш какой-то ученый, я читал, но не помню фамилию, предлагал переселять как можно больше беженцев — русских из "независимых государств" в восстанавливаемые деревни…

— И?.. — спросила Саша. Федька зло усмехнулся:

— Обозвали фашистом и больше не вспоминали. Он же РУССКИХ предлагал переселять, а не РОССИЯН. Чуете разницу?.. Давайте лучше купнёмся. Вон речушка и пляж ещё цел… Расслабимся немного.

— И постираемся, — практично заметила Саша. Кроссовки снимете как можно дальше от меня, ясно?

Мальчишки коротко и негромко заржали…

…Расслабляться или нет, но к речушке вышли аккуратным походным порядком. Где-то тут всё-таки был человек с ружьём 12-го калибра. Как ни крути.

Впрочем, бдительности хватило ненадолго. Мальчишки искупались и простирнулись быстро, разложили барахло на песке, а сами блаженно растянулись на прогретом мелководье. Саша — ниже по течению — всё ещё возилась со своими вещами. Ребята нет-нет, да и подглядывали на неё — "для безопасности", как они себе это объясняли, хотя…