Владимир Корчагин - Тайна реки Злых Духов

Но знал он теперь и другое — то, что тайга по-своему строга, но справедлива. Она не страшна для тех, кто идет по ней с открытой душой, кто смел и честен, кто верен настоящей дружбе. Зато она беспощадно карает лгунов и трусов, безжалостно расправляется с теми, кто думает только о себе и бросает в беде товарищей.

На миг глаза Валерия блеснули обидой. Да. Это тайга отняла у него Наташу. Это она заставила его презирать самого себя. Это она чуть не лишила его жизни в глухом ущелье.

И тем не менее даже сейчас, поднявшись над самыми высокими вершинами, он не мог бросить тайге упрека. И дело было вовсе не в том, что он по-прежнему ее боялся. Нет! Несмотря на все злоключения, он был благодарен тайге. Благодарен за то, что она заставила его узнать цену дружбы.

Он смотрел на тонкие ниточки рек и будто снова видел себя на берегу мутного грохочущего потока в ту минуту, когда он остался один после несчастья с Сашей. В тот миг ему казалось, что уже никто не подойдет к нему и не обратится со словами дружеского участия. Он даже не поверил своим ушам, когда услышал чьи-то приближающиеся шаги. И только тогда, когда на плечо его легла тяжелая мужская рука, он поднял голову и увидел склонившегося над ним летчика.

— Ну, хватит убиваться, — сказал тот с грубоватым добродушием. — Жив Саша…

— Жив?.. — Валерий вскочил с места и впился глазами в лицо летчика. — Это правда?

— Сказал — жив! В себя только не приходит. Пойдем!

— Алексей Михайлович!.. — Валерий готов был расцеловать летчика, если бы тот даже ударил его сейчас. Его заросшее, давно не бритое лицо казалось ему в тот миг самым прекрасным лицом на свете. — Алексей Михайлович…

— Ну, чего там еще? Говорю — пойдем скорее!

Валерий растерянно посмотрел в сторону лагеря:

— А как же я им…

— Пойдем, пойдем! Мальчишку надо срочно везти в экспедицию. Да и тебе это купанье может выйти боком. — Он прикоснулся ко лбу Валерия и покачал головой. — Живо к костру!

Валерий заерзал на своем ящике. Не очень-то приятно было вспоминать, как его встретили в лагере. Но в это время кабина сильно качнулась. Земля перед глазами круто вздыбилась и начала медленно и плавно поворачиваться. Самолет делал круг над какой-то рекой.

— Вая! — сказал Андрей Иванович, поднимая голову от карты.

Все бросились к окнам.

Вая!.. Она все так же сверкала на солнце в своих зеленых берегах, и ничто не говорило о том, что этим летом люди проникли в ее большую тайну.

Она была все той же. А люди? Люди возвращались с нее другими…

Самолет легонько качнул крыльями и снова полетел на юг. А в памяти Валерия всплыла теперь небольшая бревенчатая избушка, в которой разместился медпункт экспедиции.

Саша лежал на низкой раскладной кровати, отгороженной полотняным пологом. Глаза его были закрыты. Лицо пылало. Он часто вздрагивал и время от времени произносил какие-то непонятные слова.

Валерий поправил ему подушку и осторожно пригладил жесткие, мокрые от пота волосы. И вдруг Саша рванулся. Глаза его раскрылись. Он посмотрел на Валерия и… улыбнулся.

— Ты… все-таки выбрался… Хорошо… А я так боялся, — прошептал он слабым голосом и снова закрыл глаза.

К ним подошла сестра и выпроводила Валерия за дверь. Он вышел на крыльцо и тут только почувствовал, что по лицу его текут слезы…

Тайга!.. Она неслась навстречу самолету огромными зелеными волнами. От горизонта до горизонта раскинулось лесное море. Оно поражало глаз своей неприступностью. Но люди были все-таки сильнее тайги.

Валерий невольно оглянулся на Андрея Ивановича и будто физически ощутил ту непреодолимую силу, которая светилась в его глазах, устремленных на раскрытую карту. Иногда геолог что-то чертил на ней карандашом, и Валерий знал, что это готовится большое наступление на тайгу. А если в наступление пойдут такие люди, как Андрей Иванович…

Валерий снова повернулся к окну, и в памяти его всплыла маленькая сценка, свидетелем которой он невольно оказался.

По прибытии на базу экспедиции Петр Ильич сейчас же включил его в работу, а в свободное время Валерий уходил в лес и часто подолгу сиживал там на берегу небольшой речки, протекавшей неподалеку от базы. Однажды он пришел туда раньше обычного и незаметно уснул, пригревшись на солнышке. А когда проснулся, услышал возле себя знакомые голоса.

Разговаривали Андрей Иванович с Петром Ильичем Вначале они говорили о какой-то рудной зоне и о том, какие работы планируются здесь в будущем году, потом Андрей Иванович вдруг спросил:

— Скажите, Петя, вы давно знаете Сашу?

— Как вам сказать… Хорошо я его знаю примерно с год. А до этого… Мы почти рядом живем. Видел я его не раз на улице. Но как-то не обращал особого внимания.

— А мать его?

— Мать Саши я знаю давно. Она наш участковый врач. Еще не старая, но очень дельная и знающая женщина.

— Гм… Как же ее зовут?

— Антонина Петровна… А что?

— Да так просто… Ну, а об отце Саши вы что-нибудь слышали?

— Вот отца не знаю. Одни говорят, что он погиб на войне, другие… В общем, не знаю.

— Н-да… А теперь посмотрите на эту вещь.

— Любопытно! Что-то вроде глобуса…

— Именно глобус. Он выпал из брюк Саши в тот день, когда случилось несчастье.

— Так это Сашин глобус? Но ведь…

— Да, это вещь уникальная. Обратите внимание: здесь искусно подобраны по цвету сотни кусочков малахита. Ведь и очертания материков, и реки, и даже пятна гор образованы естественным рисунком минерала. Но дело не в этом… Этот глобус уже был у меня в руках несколько лет тому назад.

— Как? Этот самый?!

— Да, ошибки здесь быть не может. Смотрите..

— Так он раскрывается?

— Да. Но раскрывается только-тогда, когда нажмешь вот на эту точку — место расположения Ленинграда. И сделано это по моему специальному заказу…

— По вашему?!

— Да, Петя. Когда-то этот глобус был нашей семейной реликвией. И именно его…

Голос Андрея Ивановича прервался, он судорожно глотнул — воздух.

— Вы помните, я как-то говорил вам, что моего сынишку во время блокады эвакуировали из Ленинграда?

— Да…

— Так вот. Эвакуировали его одного. Тогда всех детей вывозили…

— Как, без родителей?

— Да. Вы знаете, что там творилось в блокаду?..

— Слышал, конечно…

— Ну, это надо было видеть… Одним словом, малыша эвакуировали. Ему было тогда не больше двух лет, и мать, видимо, зашила ему в курточку этот глобус. А в глобус положила вот это…

— Но это же аквамарин!

— Не просто аквамарин. Это аквамариновая гемма. На ней вырезан профиль моей жены. И очень удачно. Схвачено даже выражение лица. Она была, знаете, очень интересная женщина. Я подарил ей эту гемму за год перед войной, в день ее рождения… А когда вернулся в Ленинград, то узнал, что она погибла в блокаду…