Олег Верещагин - Тимур и его «коммандос»

Когда и этот пляж остался позади, а туман начал таять, разгоняемый лучами приподнявшегося над горизонтом солнца, Колька остановил лодки. Сашко подгрёб ближе, Олег прихватил рукой за борт командирского судна.

— Сельские нас видели, — довольно сказал Колька. — в случае чего подтвердят, куда мы плыли и сколько нас было… Ну что расходимся. К берегу приставать не будем. Рюкзаки оставьте.

Позади над берегом взлетала со свистом сигнальная ракета — километра за четыре. Впереди над деревьями, на таком же расстоянии ей ответила вторая. Пятеро мальчишек переложили в карманы курток по две банки консервов, герметичные пакеты со "взрывчаткой" и, подняв над головами автоматы, один за другим перевалились через борт. На их место влезли четверо из других лодок. Оказалось — по грудь. Стоя в воде, Сашко сказал:

— Потаскайте их подольше, ага?

— Постараемся! — Колька поднял руку со всех лодок молча замахали. Олег скомандовал:

— Пошли!

Между мелью и берегом оказалась холодная яма. Первым её обнаружил Севка — ойкнул, нырнул с головой, тут же появился на поверхности с испуганными глазами, погрёб одной рукой, держа другую, с автоматом, над головой. Следом поплыли остальные.

Кусты и ветви зелёным шатром скрывали полоску песка — со стороны казалось, что лес подступает к самой воде. Здесь выжали, как могли, одежду. Севка, провожая глазами удаляющиеся лодки, спросил:

— Пацаны, а вот на самом деле если бы… они же ведь…

Он не договорил, да остальные и так поняли. Чем — то холодноватым, жутковатым потянуло то этой невысказанной мысли.

ОНИ БЫ ВЕДЬ ПОГИБЛИ, ЧТОБ МЫ ЗАДАНИЕ ВЫПОЛНИЛИ.

Артур пробормотал — не пропел — выливая воду из кроссовки:

— Что было — не важно,

А важен лишь взорванный

форт… Ну что, командир, пошли?

— Артур, Сашко — головной дозор, — ответил Олег. Помолчал и добавил: — Короче, если нарвёмся, я с головным остаюсь, прикрывать. Севка, Данила — пойдёте к мосту. Его нужно взорвать любой ценой… А сейчас — двигаем, партизаны. Плавни рядом.

…После первых трёх километров по плавням Данила впервые в жизни посочувствовал фашистам и начал вспоминать заболоченный луг за лесом с

103.

нежностью. Если в здешних местах и могли где-то прятаться партизаны, так лишь здесь. Хотя — тут можно особо и не прятаться. Просто сесть и сидеть на одном месте. Если только случайно найдут. Наступят, например.

В плавнях невозможно ходить. Зелёная полянка вполне может оказаться болотом, где под ковром из переплётшихся корешков растений — бездонная ледяная яма с жижей из перегноя, ила и торфа. Островки суши ничем между собой не соединены, хотя на некоторых из них растут настоящие рощицы — видишь такую метрах в двадцати от себя, облизываешься на сухую травку, на тень под деревьями, а добраться не можешь — болото! Протоки безо всякой системы пронизывают плавни, как кровеносные артерии. Но и плавать тут тоже нельзя! Любая протока может завести в зелёный тупик, откуда приходится долго выбираться задним ходом, потея, отпихиваясь вёслами и теряя их в илистом дне. Сытые и довольные жизнью пиявки вольготно существуют на открытой воде. В воздухе висят их братья меньшие, но куда более агрессивные и многочисленные — комары. По словам одного из местных ребят, они в плавнях такие, что переворачивают лодки. Тут не жарко, нет. Тут ДУШНО, и эта духота похожа на мешок, который надели на голову и завязали.

И Олег, и Сашко более-менее ориентировались в плавнях — они жили в Горенске-Колодезном уже не первый год и бывали тут. Но с братьями Талашко сравниться не могли. Те находили дорогу по каким-то непонятным признакам — и оказывалось, что от островка к островку можно пробраться, нащупывая ногой то рыбачью гать, то скрывающуюся под водой природную тропку; что даже через болотины можно пройти, ориентируясь на приметы — неясные, но верные… Правда, комары от этого не переставали кусаться, духота не уменьшалась, а здоровенная, острая, как бритва, осока продолжала полосовать руки и лицо.

Данила уже знал, что в конце сентября 42-го, когда партизаны допекли итальянцев, стоявших в городе и окрестных сёлах, те упросили немцев прислать егерскую команду. В здешних степных районах каждый партизанский отряд был как бельмо на глазу, поэтому немцы не отказали союзникам.

Егеря оказались настоящими профессионалами. Кур не крали, по сундукам не лазили — упорно и незаметно работали, и в начале октября, вычислили район пребывания партизан, ушли а плавни.

Больше их никто не видел. Лишь один — ОДИН! — из команды выбрался к итальянским аванпостам аж около Дона почти в середине октября. Выбрался истощённый, полусумасшедший, оборванный. Он так ничего и не смог связанно рассказать, лишь твердил что-то о "ди грюне тойфель" — "зелёных чертях". Так его и увезли в тыл…

Брр…

Артур приостановился, повернулся, показал ладони шалашиком, ткнул вперёд. Что он, с ума сошёл, какой дом? Но оказалось, что гитарист прав. Уже через пять минут вся компания лежала в зарослях на берегу широкой протоки и созерцала серый от времени и влаги рыбачий сарай, крытый просевшим толем. На берегу отчётливо виднелись следы — совсем не давно стаскивали в воду лодку. К стене сарая были прислонены вёсла, какие-то палки, дверь — заложена на цепочку.

104.

Артур показал ладонью, что тут по пояс, ткнул в Севку — даже ему. Олег изобразил, как работает ложкой: поедим — и указал на сарай: — здесь. Артур поднял брови, подложил под щёку ладони: отдохнём? Олег показал часы и прочертил пол-круга.

Протоку перебрели по очереди, страхуя друг друга. О рыбацком сарайчике знали, конечно, не только Артур с Севкой — другое дело, что, похоже, план Кольки сработал, ловят сейчас диверсантов на границе леса и плавней, может, даже на суше. Во всяком случае, других людей вокруг не наблюдалось.

Первое, что встретило мальчишек в сарае — запах. Тяжёлый и какой-то знакомый. Сашко догадался первый — прошелся, заглядывая в углы и под ветошь, сваленную тут и там, пнул ком сетей, приподнял его и хрюкнул:

— Цукор…

Там правда один к одному стояли несколько мешков сахара. А Артур, разворошив другой ком старья, засмеялся:

— Чудо-агрегат, хлопцы!

Под тряпками скрывался самогонный аппарат, как в старом фильме, который часто крутят по телику. Олег было примерялся дать аппарату пинка, но Артур удержал его:

— Да ладно…

Такая позиция удивляла Данилу. В Москве гнать самого никому не приходило в голову. А тут к этому относились спокойно. Олег — тот был вообще противником любого спиртного, но в цело самогоноварение не считалось в Горенске-Колодезном особенным преступлением, многие гнали самогон "для соби", уверяя, что он в сто раз "краще казённой водки".