Олег Верещагин - Если в лесу сидеть тихо-тихо, или Секрет двойного дуба

Эту повесть я написал шесть лет назад. Просто потому, что мне захотелось её написать - после того, как я побывал у развалин школы в полузаброшенном селе, где когда-то жила и училась моя мама. Больно и обидно было на это смотреть… Тогда я ещё не знал, что повесть послужит "точкой отсчёта" для целой серии книг, где фигурируют город Фирсанов (почти реальный), юные обитатели этого города и его окрестностей (совершенно реальные), а так же - Дорога (спросите Владислава Петровича Крапивина - ему виднее…). Но так получилось, что начал очень быстро меняться к худшему окружающий нас мир (или кто-то правда думает, что он изменился К ЛУЧШЕМУ благодаря мудрой заботе ВВП?) И я как-то сразу, резко, понял - не может быть, чтобы та посыпанная долларами и героином параша, которую нам предлагают, как "светлое будущее", была единственно возможным вариантом, а наше прошлое (прошлое моей мамы и моего деда) - есть "проклятое тоталитарное наследие". Поэтому для меня самого повесть приобрела новое звучание. Ну а для вас она прозвучит впервые. P.S. Кстати. Её главный герой уже встречался вам на страницах "Про тех, кто в пути". Мельком, правда. Зато примерно через месяц он появится - опять как главный герой и в некотором роде даже Герой - в моей книге "Прямо до самого утра или Секрет неприметного тупичка", которую я сейчас дописываю. Будь готов, мой читатель. А мои герои - всегда готовы. И в этом корни надежды, источник верного знанья, Что Билли Гейтс не канает супротив Че Гевары, Что скоро новых мальчишек разбудят новые песни, Поднимут новые крылья, алые крылья… Медведев Олег. Алые Крылья

Велосипедная шина взорвалась, когда Олег спускался, отпустив тормоза, с крутого, высушенного жарой до гладкости бетонки, склона между двух рощиц - берёзовой и ольховой.

Она не лопнула, а именно взорвалась. Велосипед подбросило - сле-дующее, что мальчишка помнил, было голубое-голубое, очень чистое небо. Он лежал на траве в обочине, чудом избежав встречи с берёзовым стволом, и в это небо таращился. Велосипед, задрав скособоченное пе-реднее колесо, мирно лежал рядом.

Колесо всё ещё крутилось.

Не спеша вставать, Олег спокойно подумал, что вот так разби-ваются насмерть. Ничего не успев понять. Окажись по бокам не трав-ка, а ограждение или твёрдая дорожка - и адью. Сливайте мозги в та-зик.

Потом у него заболел левый локоть. Потом, немного позже - яз-ык. Это когда он увидел разлетевшуюся в лохмотья камеру и лопнув-шие лямки прикреплённого на багажнике рюкзака.

- Гадость швейцарская, - с чувством сказал он и пнул велик. - Рама карбон.

Помощи ждать было неоткуда. От станции он отмахал киломе-тров десять. Впереди тропинка петляла через луг и пряталась в сине-ющем за лугом лесу - километра три. Ни единой души на этом прост-ранстве могучей Родины не было.

Обвинять тоже было некого. Разве что велосипед.

Оценив все эти обстоятельства, Олег занялся транспортом. Ему хватило полуминуты, чтобы понять - восстановлению камера не подлежит. Это значило, что нужно разбортировать велик, менять и накачивать камеру, снова ставить колесо…

На жаре, приближающейся к +30 уже в девять утра.

"Это в наказание, - уныло подумал Олег. - Надо было не выпендри-ваться, а ехать той же дорогой, что и нормальные люди. Получилось бы дольше, но быстрее. Если так можно сказать."

Он ещё раз огляделся, стащил майку с эмблемой клуба "Барсело-на" и занялся ремонтом…

…За свои тринадцать лет Олег ни разу не был в деревне. Был в Анталии, на Мальте, в Германии и на Лазурном Берегу. Четыре года подряд, с тех пор, как у отца и мамы наладились дела с работой. Почти одновременно - отец, хороший инженер, перешёл на работу в частную фирму, а мама, учитель английского, прошла какие-то курсы и устрои-лась в совместное англо-русское экспортное предприятие. Появились деньги, которых раньше не хватало, евроремонт в квартире провели, вместо "жигулей"-восьмёрки в новый гараж встали бок о бок две один-надцатых модели: мамы и отца.

Времени - вот чего не стало. Его нехватка и была причиной то-го, что Олег возился сейчас с велосипедом на пустынном деревенском просёлке вдали от цивилизации.

Он уже смутно помнил, что раньше было как-то по-другому. Вече-рами он и родители оказывались вместе - было так весело… Ему было всего семь, когда родители с институтскими друзьями отца взяли его в поход - долго собирались и собрались наконец. Подробностей Олег не помнил. Осталось только твёрдое ощущение, что было здорово - а еще воспоминание о том, как много смеялись отец и мама.

Когда отец натыкался в шкафу на туристские принадлежности, он всё время морщился, словно болел зуб. И вот уже пятый год перед каждым летом обещал, что "созвонюсь со своими - и махнём, надоели эти курорты!"

А потом Олег ехал с мамой в Анталию. Или в Германию. Без от-ца. В остальное время он и маму почти не видел. Они зарабатывали деньги. Большие деньги, и это было здорово. На эти деньги ему купили велосипед. И комп. И кучу игр к нему. И свой телик. И много барахла.

И ещё на эти деньги он ездил на Мальту. Или на Лазурный берег. Вдвоём с мамой, которой и туда постоянно звонили по надоедливому сотовому.

Олег ненавидел этот сотовый. Если бы он был помладше, то не-пременно разбил бы его. Но ему было тринадцать, и он понимал, что не в телефоне дело.

В этом году, в мае, отец радостно и уверенно сказал: "Ну всё, бра-тцы! Идём летом!" Олег обрадовался, и мама обрадовалась. Он так уве-ренно это сказал, что Олег поверил. Поверил.

А в конце мая отец смущённо пожимал плечами: "Съездите пока куда-нибудь… А в июле посмотрим. Так получилось." Олег упрямо ска-зал: "Ты обещал." Мама накричала на него - отец вмешался, она накри-чала и на отца тоже. В последние годы она вообще стала раздражите-льной, у неё часто болела голова, и она зло, непохоже на себя, ругала начальство предприятия, которое обязывало на работе говорить то-лько по-английски, работавших там англичан - невероятно высокомер-ных, относившихся к русским сотрудникам, как к людям второго сор-та… Но даже больше высокомерия её раздражали… улыбки. "Наденут её с утра, - презрительно говорила она об этих улыбках, - и ходят весь день. Так и хочется им объяснить, что у нас в России постоянно открытый рот - признак или дебилизма, или насморка."