Нэнси Фармер - Море Троллей

В длинной, обложенной камнями яме ближе к середине зала ярко пылал огонь. В воздухе разливалось приятное тепло — но дым ел глаза. Джек и Люси раскашлялись, едва переступив порог.

— Для легких самое оно! — заверил их Олаф, смачно ударяя себя в грудь. — По доброму кашлю сразу поймешь: я дома. А ну-ка, идите сюда, мои красавицы! Идите сюда, полюбуйтесь на подарочки!

Три жены Олафа столпились вокруг, и тут же — целый выводок соломенноволосых ребятишек, с дюжину, никак не меньше. Они наседали на отца, шумно требуя показать, что он им привез.

— Шлепка по заднице! — проревел великан.

Но дети ни капельки не испугались. Они карабкались по отцовским ногам и повисали у него на руках.

Наконец жены отцепили детей от главы семейства, и началась торжественная раздача подарков. Тут были покрывала и туники, рулоны тканей и домашняя утварь. При виде целой груды соляных глыб жены — как выяснилось, звали их Дотти, Лотти и Хейди — одобрительно загомонили. Мальчиков Олаф оделил вышитыми головными повязками, девочкам достались накидки. Все до одного получили по новому ножу. Олаф щедрой рукой кидал женам ожерелья, браслеты и броши — и хохотал, глядя, как те вырывают добычу друг у друга.

— А рабы кому? — полюбопытствовала Дотти. Женщины выжидательно воззрились на Джека с сестрой.

— Это мой скальд, — гордо сообщил Олаф.

— Ооо! Твой собственный скальд! воскликнула Дотти.

— Уж кто-кто, а ты его заслужил! — возликовала Лотти. Они с Дотти были похожи, как два яблока с одного деревца: белокурые, синеглазые, с пухлыми розовыми щечками и округлыми, пышными руками.

А вот третья жена разительно от них отличалась. Лицо у нее было широкое и плоское, а уголки глаз едва заметно приподнимались кверху. Бронзовый оттенок кожи еще больше подчеркивал прозрачную голубизну глаз. Но разница заключалась не только во внешности. Хейди поглядела на Джека, и мальчик почувствовал, как воздух внезапно дрогнул и завибрировал. Дремотное, ленивое тепло накрыло его с головой, и голос Олафа словно затих вдали. Весь мир будто исчез: остались лишь эта странная, смуглая женщина и ее неотрывный взгляд. Затем она рассмеялась — и дремы как не бывало.

— Мне нрааавится этот мальшшик, — проговорила она с сильным акцентом.

— Нет, Хейди, его ты не получишь, — отрезал Олаф.

— Подааарить этого мааальшика не в твоей влаасти, — напевно промолвила Хейди.

— Равно как не в твоей — получить его, женщина. Смотри, я привез тебе горшочки с травами и лекарственными снадобьями, всё, что ты просила…

Хейди кивнула, принимая подношение.

— А как насчет дееевошки? — Голос ее звучал низко, с хрипотцой. Люси повисла на руке брата, засунув в рот большой палец. Она неотрывно глядела на пылающий в середине зала огонь — а сама словно находилась за много миль отсюда, в мире своих фантазии.

— Она принадлежит Торгиль.

— Торгиль?! — хором воскликнули Дотти и Лотти.

— Это ее первая военная добыча, — объяснил Олаф. — Торгиль ужас как ей радовалась.

— Торгиль никогда и ничему не радуется, — возразила Хейди своим тягучим голосом.

— Да, но, как бы то ни было, я не намерен нарушать свои же правила и отнимать у нее добытый в боевом походе трофей.

Джек с интересом наблюдал за тем, как Олаф осторожничает с Хейди. Он не скупился на тумаки для своих воинов, да и на шлепки для Дотти с Лотти, надо полагать, тоже, но эта женщина явно занимала особое положение. Похоже, Олаф ее даже побаивался!

— А что Тоооргилль, — проговорила Хейди, — собирается делать с дееевошкой?

— Отдать ее Фрит.

— Нет! — хором воскликнули прочие жены, и Олаф, словно оправдываясь, развел руками.

— Торгиль хочет вступить в отряд Берсерков Королевы, — объяснил он. — Она только об этом и мечтает. Я, конечно, могу брать ее с собой в набеги, но зачисляю-то в отряд не я. Подарив королеве Люси, — так, кстати, малявку зовут, — Торгиль добьется своего.

— Дууурно это, — протянула Хейди. — И не то слово как глуупо, о бестолковый скандинав мой. Добром оно не закооончится.

Джек ждал, что Олаф ударит жену, но тот только поморщился.

— Вот только твоей ведьмовщины мне сейчас не хватало, Хейди. Я устал, я грязен как свинья, и всё, чего я хочу — так это всласть попариться в баньке, да вот еще славная бадейка меду пришлась бы куда как кстати.

Слово «бадейка» следовало понимать буквально и никак иначе. Дотти доверху наполнила одну такую из бочонка в кладовых, и Олаф, жадно припав к бадье, пил до тех пор, пока с бороды не закапало.

— Клянусь могучими плечами Эгира, отменный напиток! — воскликнул он. — Медовое вино с собственных полей, что может быть лучше? — Лотти поспешно подала ему хлеба с сыром.

— А знаешь, что полагается к меду? — усмехнулся Олаф. — Граффиск. А ну, подать сюда граффиск! — Лотти сломя голову кинулась к дверям — Что за вкусная штука тебя ждет, парень, — пальчики оближешь! — сообщил великан Джеку. — Сколько раз в море мечтал я об этом блюде! Ешь и чувствуешь, что ты на самом деле дома! Ты мне по душе, так что я и тебя угощу.

— Спасибо, — неуверенно проговорил Джек. Вообще-то он не отказался бы и от хлеба с сыром, да только никто ему не предложил. Внезапно от дверей потянуло непередаваемо отвратительной вонью. Так пахнут неделями не мытые ноги, так несет изо рта, если зубы прогнили, так разит от застоявшейся воды на дне корабля. Джек даже описать эту вонь не взялся бы. Он с трудом удержался, чтобы не выбежать из комнаты куда глаза глядят.

— В дверь танцующей походкой вплыла Лотти с глубокой миской в руках.

— Я свежий бочонок открыла, — прощебетала она «Свежий?!» — подивился про себя Джек В мерзкой серой жиже плавали какие-то синюшно-лиловатые ломтики: выглядело это блюдо ничуть не менее гнусно, чем пахло.

— Граффиск! — с наслаждением проговорил Олаф. Он щедро зачерпнул этой жуткой снеди, плюхнул ее на ломоть хлеба и, чавкая, заглотил всё до последней крошки. И расплылся в довольной улыбке — аж борода встопорщилась.

— Попробуй. — Он протянул миску мальчику.

— Я… я не голоден, — пролепетал Джек.

— ПОПРОБУЙ!

Джек взял кусок хлеба и самым кончиком окунул его в жижу. И откусил И проглотил побыстрее — но, увы, недостаточно быстро. Вкус растекся по рту, как растекалась по ногам жидкая грязь, когда Джек в бытность свою в родной деревне чистил по утрам хлев. Мальчуган стремглав кинулся к двери, сложился напополам, и его вывернуло наизнанку.

— Ха! Ха! Ха! ХаJ Brjdstabarn! — оглушительно захохотал Олаф. Вторя ему, звонко засмеялись жены и дети. Спустя какое-то время Хейди сжалилась над мальчиком и принесла ему чашу воды.

— Это его любимая шуутка с чужакааами, — проговорила она Джек, спотыкаясь, побрел обратно в залу. Наконец-то он понял, что означает слово «граффиск»: «могильная рыба», то есть мертвая, гнилая…