Нэнси Фармер - Море Троллей

— А ты… не могла бы отозвать своих кошек? — робко проговорил он.

— Но они не мои, — весело прощебетала Фрит. — Кошки принадлежал Фрейе. Они возят ее жертвенную повозку и исполняют ее волю. Мне ли пристало говорить богине, что делать и чего не делать? Хочешь ты того или нет, но ее любимицам ты нравишься.

«Нравишься» — не совсем то, что у этих тварей на уме, подумал Джек. Кошки грубо толкали и пихали его, а лапы у них, к слову сказать, были весьма увесистые. Дома Джек порою играл с дворовыми кошками. Случалось, что на них «находило», и тогда, ровно в ту секунду, когда кошка казалась довольной и счастливой, она вдруг решала, что ты — добыча, и выпускала когти.

Однако выбора у него не было. «Что же сказать? Что сделать?» — гадал мальчик. Он знал немало хвалебных песен — но все они были про деяния великой доблести либо про чье-нибудь непревзойденное искусство, вроде игры на арфе или плавания. Такие песни подходили и мужчинам, и женщинам — но ни одна из них решительно не годилась для Фрит. Может, солгать? «Нет! — подумал Джек. — Искусство барда берет начало в жизненной силе, и лжи тут не место».

Тогда что же остается? Ее красота. В хвалебных песнях о красоте женщины принято говорить в общих выражениях. Фрит красива, этого у нее не отнять. Очень красива. Нрав, конечно, важнее, а нрав Фрит — это коварство, помноженное на жадность. Так что придется обойтись красотой…

Джек неуверенно запел. Придется сочинять на месте, выхода-то нет! Он поднял глаза: под крышей, на стропилах, сидел ворон. Отважное Сердце! Наверняка это он. Надо думать, птица летела за ними от самой усадьбы Олафа. Отважное Сердце встревоженно подпрыгивал вверх-вниз. Видать, кошки его тоже не радовали. Этакая зверюга ворона за один присест проглотит — и поднимет мяв, требуя добавки.

— Отчего же ты умолк? — нахмурилась королева.

Джек обернулся: Люси вновь свернулась калачиком у Фрит на коленях. Причем взобралась туда Люси явно по собственному почину: королева в жизни не приласкала бы малютку. Жизнь сестренки — в его, Джека, руках. Он просто обязан угодить Фрит — а не то, чего доброго, выяснит, что случается с детьми, когда королева выходит из себя.

Джек поглядел на королеву — на сей раз прямо, не отводя взора. Красота Фрит вновь ослепила его, совсем как тогда, в первый раз. И Джек снова запел — сперва о белизне ее рук, затем о ее безупречном лице. Вот только безупречным оно, строго говоря, не было. Единственное, что поэты всегда упоминали, говоря о женщинах, — это их глаза. А глаза Фрит были что дверцы, распахнутые в беспросветную пустоту.

Ее волосы! Вот о чём он споет. Эти волосы и впрямь заслркивали похвалы: роскошный рыже-золотой водопад окутывал королеву словно волшебный плащ работы альвов. Волосы струились до самого пола, ниспадая с белоснежного чела точно солнечный свет. Даже кошки Фрейи и то бледнели перед подобным великолепием, и стоило певцу упомянуть кошек, и одна из зверюг, мотнув головой, впилась зубами в Джекову ногу. Мальчик вскрикнул. Чары тут же развеялись — если, конечно, это и впрямь были чары. Джек остро ощутил присутствие жизненной силы — как в тот день, когда он впервые вызвал туман. Золотые волосы Фрит сияли ярче прежнего, ниспадали до полу еще изящнее. Ниспадали и падали… Падали на пол.

Едва чары рассеялись, волосы Фрит отделились от ее головы и с легким шорохом упали на пол.

Гости в ужасе затаили дыхание. Фрит растерялась — словно не вполне понимая, что произошло.

— Это sейет! — завопила Торгиль, нарушая тишину. — Вон, посмотрите! Там, на стропилах, злой дух!

— Ворон?! — изумленно протянула Фрит. Она ощупала голову — и завизжала. Этот пронзительный, душераздирающий визг не заключал в себе ничего человеческого. Тело королевы раздулось в десятке мест. Черты лица исказились, расплылись — под стать вырезанному на стенах зверью. Голова разбухла, побелела, глаза выпучились, губы уныло поджались. Фрит завизжала еще сильнее И зал разом опустел воины помчались к выходу, толкаясь, сбивая друг друга с ног и совершенно негероически подвывая.

Джек попытался пробиться к Люси, но Олаф рывком выдернул его из толчеи. Великан уже расчистил дорогу для своих друзей и жен; замыкал шествие Скакки. Древесная Нога и Эрик Красавчик: тащили Руну: старый воин был слишком хрупок, чтобы протолкаться сквозь охваченную паникой толпу. Как только все выбрались наружу, Олаф повел их под прикрытие леса. И оттуда уже наблюдал, как перепуганные гости сбиваются в кучу на почтительном расстоянии от чертога.

Визг смолк. На небо высыпали звезды; полная луна повисла в зените. Слабый отблеск у горизонта показывал, что даже в полночь летнее солнце маячит где-то неподалеку. Все молчали; задавать вопросы Джек побоялся. Что теперь будет? Что станется с Люси?

Наконец Руна прошептал:

— В жизни не видывал, чтобы она так взбеленилась.

Напряжение слегка спало. Олаф невесело рассмеялся.

— Хейди была права. Как всегда. Мне не следовало приводить на пир детей.

— С судьбой не поспоришь, — возразил Руна.

— Мне страшно жаль, — пробормотал Джек, изготовившись к оплеухе, но Олаф был слишком занят, чтобы наказать провинившегося. Он не спускал глаз с дверей королевского чертога.

— Мне сходить за рабами, отец? — спросил Скакки.

— Да, — кивнул великан. — Возьми с собой Джека. Он успокоит тролльего кабана, пока ты распряжешь волов.

Вдвоем они вернулись к толпе гостей, и Джек принялся расспрашивать про Люси. Никто не знал, что с ней сталось, и никто не горел желанием войти внутрь поискать девочку. Джек, утирая слезы, поспешал за Скакки к телеге с Золотой Щетиной. Толстоног, Грязные Штаны и Болван прятались под телегой.

— Что это было? — всхлипнул Болван.

— Королева разозлилась. Можете вылезать, — бросил Скакки. — Распрягайте волов. Мы уходим. — Рабы занялись скотиной, а Джек принялся тихонечко напевать Золотой Щетине. А сам тем временем украдкой надпиливал ножом кожаные ремни, стягивающие дверь клетки. Наконец Скакки позвал мальчика.

— До свидания, свинюга ты этакая, — шепнул. Джек — Удачи тебе.

Олаф и его домочадцы молча побрели через лес. Полная луна освещала им путь, по обе стороны от дороги под деревьями лежали густые тени. Но то была чистая, здоровая темнота, а не насаженный полумрак королевского чертога. Джек заметил, как на фоне луны пронесся ворон: Отважное Сердце не отставал от отряда

На следующее утро Олаф отослал Облачногривого к королю.

— Может, это остудит гнев Ивара Остудить ярость Фрит даже надеяться нечего…

— Наадо взять корабль и бежаать в Финнмарк, — промолвила Хейди. — Мои браатья нас защитят.

— Только не обижайся, дорогая моя женушка, но жить в дымной избе с твоими братьями мне вовсе не улыбается. Равно как не по душе мне прослыть трусом.