Василий Смирнов - Ребята Скобского дворца

Невинно убиенному за службу родине Андрею Грязнову.

Тут же под стеклом висела карточка моложавого полицейского в белом форменном кителе — бывшего околоточного Грязнова.

— С-собака! — прошептал Царь. — Сюда попал и тоже верховодишь.

Даже и после своей поганой смерти околоточный находился рядом с Иванихой, словно и на том свете не отпуская ее от себя. Царь рассердился. Недолго думая он распахнул незапертую дверку железной решетчатой ограды. Огляделся. «Не будешь стоять здесь», — решил он, наваливаясь на небольшой гранитный памятник, находившийся на могиле. Памятник поддался, сдвинулся с места. Пыхтя и обливаясь потом, Царь, с помощью найденного по соседству лома, все же перетащил гранитный памятник на могилу тетки. Сбил ломом ненавистную надпись и написал карандашом:

Вечная память Аграфене Ивановне.

Ниже мелкими буквами добавил:

Племянник Антип.

Подумав немного. Царь внизу более крупно написал:

Не трогать, охраняется революционным законом.

Еще раз низко поклонившись праху тетки, Царь ушел с кладбища.

Наступил наконец день, когда Ванюшка должен был покинуть Питер.

А на дворе Скобского дворца развертывались такие события, от которых у Ванюшки кружилась голова и уезжать не хотелось. Несколько скобарей возрастом постарше, чем Ванюшка, и Царь уже записались в Союз социалистической молодежи.

Собирались записываться Серега Копейка и Фроська. Надеялись они на Царя, что он замолвит за них свое слово.

Обязательно записался бы и Ванюшка. Он уже считал себя твердым большевиком. А вот теперь предстояло покинуть родной Скобской дворец и уезжать почти за полтысячи верст, хотя и в сытную, теплую деревню из холодной и голодной столицы, но все же в деревню.

Деревню он знал и помнил... Там на берегу речушки Дубенки расположились два посада, вытянувшись почти на версту. С краю на слободе стояла трехоконная изба дедушки, с огромным под крутой драночной крышей, двором. Раньше, до Питера, дедушка со своими земляками промышлял продажей скота мясникам, но потом прогорел и уехал искать счастья в Питер. Неоднократно в летние месяцы Ванюшка с бабушкой, а порой и с матерью приезжали в деревню и жили там. Знал он многих своих сверстников — деревенских мальчишек и девчонок. Но ни в какое сравнение со скобарями они не шли.

Накануне они с матерью долго собирали вещи. Что поценнее и полегче, забирали с собой, а остальное оставалось в запертой квартире. Таких нежилых, запертых квартир в столице было уже много.

— Может, поживем немного в деревне и вернемся, — говорила мать, успокаивая себя и Ванюшку.

Ванюшка с тревогой смотрел на кота Ваську, мирно дремавшего на стуле, и ничего не мог придумать. Оставался кот один-одинешенек в Петрограде.

— Отнести бы его куда-нибудь, отдать бы кому, — вздыхал Ванюшка.

Но отдать кота в наступившее голодное время так и не удалось. Брать с собой тоже было невозможно. В углу, рядом с дровяным сараем, на дворе стоял ящик. Ванюшка положил туда разную ветошь, несколько кусочков хлеба, большую дольку колбасы и пару вареных картошин. Принес кота.

— Живи здесь, — наказал он коту и простился с ним.

На вокзал Виндаво-Рыбинской железной дороги извозчик привез Ванюшку с матерью рано. До отхода почтового поезда оставалось еще часа два.

Переполненный вокзал шумел. В залах первого и второго класса битком набилась «чистая» буржуйская публика. В закопченном и грязном зале третьего класса толпились такие же, как и Ванюшка с матерью, пассажиры.

— Здесь попроще и посвободнее, — пояснила Ванюшке мать, складывая свои вещи у стены.

Устроившись на вещах, мать облегченно вздохнула, вытирая платком вспотевшее лицо:

— Думала, и не управимся. Теперь все... Поедем... Простился со своими дружками-то?

— Не-е-ет, — с сожалением ответил Ванюшка, — не успел.

Собирался накануне, но отложил до утра.

А утром почти никого из его друзей на дворе не оказалось. Скобари ушли провожать Царя.

Нужно же было так случиться, что в одни и тот же день с Ванюшкой из Петрограда уезжал и Типка Царь. Вместе с заводским отрядом Красной гвардии он ехал доставать хлеб для петроградских рабочих. По счастливой случайности ушли скобари на тот же самый вокзал, где находился теперь Ванюшка. Оставив мать сидеть с вещами и пообещав, что он скоро вернется. Ванюшка побежал на перрон.

— Ты недолго, — предупредила мать.

На крытом перроне толпились пассажиры, сновали носильщики, ходили вооруженные солдаты, но Царя и скобарей там не оказалось. Не сразу Ванюшка сообразил, что, очевидно, красногвардейцы грузятся где-то на другой платформе.

Он храбро отправился искать по многочисленным путям, разбегавшимся в разные стороны.

Вокруг пыхтели и звонко перекликались паровозы. Толкая друг друга с одной колеи на другую, переходили вагоны. Пахло гарью, дымом и нефтью. С сумрачного неба сеялся легкий снежок.

— Чего ты, парень, ищешь? — осведомился какой-то железнодорожник в лоснящемся от мазута полушубке, с молотком в руке.

Ванюшка объяснил.

— Отца провожаешь? — поинтересовался железнодорожник.

«Царя», — чуть не вырвалось у Ванюшки, но он вовремя сообразил.

— Брата!

Железнодорожник объяснил, где нужно искать эшелон красногвардейцев.

— Иди все прямо, прямо и направо!.. — кричал он Ванюшке вслед.

На дальних путях стоял длинный состав теплушек, украшенных зеленой хвоей и красными лозунгами. Возле толпились красногвардейцы и их провожающие, залихватски играла гармошка, и какой-то разухабистый парень с красной повязкой на рукаве, лихо прищелкивая каблуками, отплясывал «Барыню». Не сразу разыскал Ванюшка Царя. Был он возле головного вагона. Тут же толпились скобари и гужееды. Ванюшка увидел Фроську с девчонками, Серегу Копейку, Никиту со Спирькой Орлом.

Царь улыбался, очень довольный, что столько людей пришло его провожать. Все ребята с гордостью смотрели на него.

Как в эти минуты Ванюшка, в который уже раз, позавидовал Царю! Его винтовке за плечами, и красной повязке на рукаве, и теплушке, в которой он поедет! Типка был недосягаем. В глазах всех мальчишек и девчонок, пришедших провожать, он был настоящим героем. Пожелания удач сыпались со всех сторон.

— Возвращайся, хмырь, с победой! — кричал Серега Копейка.

— Хлеба привози! — требовала Фроська.

— Счастливого пути! — негромко говорил Ванюшка.

Что-то кричали остальные скобари и гужееды.

— Ладно, ладно! — соглашался со всеми Царь. Лицо у него покраснело. Он продолжал широко улыбаться, глаза блестели.

Где-то в этом эшелоне или другом должен был находиться и Алешка, которого он на днях встретил. Красногвардеец Алешка с Петроградской стороны тоже собирался уезжать на юг — доставать хлеб голодному Петрограду.