Юрий Сальников - Под солнцем горячим

«Если бы, если бы»! Она нарисовала чересчур мрачную картину. Но Гера вспомнил, как их предупреждал молодой лесоруб: смотрите, не заблудитесь. А они заблудились. И неизвестно, чем бы все это кончилось, не придумай Лидия Егоровна своего сюрприза. В пещерах одним тоже было бы страшно.

— Да, — сказала Муврикова. — Они совсем ни о чем не думали.

— Как это не думали? — не выдержал Серега.

— А о чем? — спросила Райка. — Ну о чем, например, думал ты?

— Я хотел отколоть сталактит.

— Ха! — ядовито произнесла Райка. — Вы слышали — сталактит! А ты, Коноплева? Что хотела отколоть ты?

— Я ничего не хотела откалывать. Я хотела помочь Гусельникову.

— Ха-ха! — снова сказала Райка. — А если бы Гусельников пошел воровать, ты бы тоже ему помогала?

— Так ведь он не воровать шел!

— А это неважно.

— Погоди, Рая, — встала Лидия Егоровна. — Тут я с тобой не согласна. Гутя решила помочь товарищу. А разве плохо помогать товарищу? Вопрос, в чем помогать? Но Гера хотел все разузнать про Степана Бондаря. И это тоже, конечно, хорошо.

— Так надо было не одному! — сказала Муврикова.

— Вот это верно. — Надо было думать не только о себе.

— А Кульков! — крикнул Швидько. — Еще и отряд бросил, за камнем побежал.

— Их вина ясна, — сказала Лидия Егоровна. — А вот ты, Швидько, ты же знал, что они уходят?

— А я при чем? Я Кулькову сказал. Он командир. Вот бы и удерживал. А он — сам.

— Ох, Максим, — покачала головой Лидия Егоровна. — Что-то мне в твоем поведении не нравится. Ребята поступили неправильно, но хотели-то они хорошего. А ты чего хотел? Никак не пойму.

— Он просто вредил нам! — выкрикнула Гутя.

— Подслушивал да подглядывал, — добавил Гера. Учительница пристально посмотрела на Швидько:

— Опять за свое, Максим? Забыл наши разговоры?

— Лидия Егоровна, — вдруг вмешалась Альбина. — Значит, у Швидько это не случайно — все делать исподтишка? — И она рассказала, как еще в школе Швидько подошел к ней и наябедничал: дескать, один ученик избивает девочек. «А ты видел?» — спросила его тогда Альбина. «Видел». «Вот и скажи сам при всех», — предложила ему вожатая. Но он при всех не сказал. Не хватило мужества. И вот сейчас тоже… Стыдно должно быть Максиму, стыдно.

Швидько сидел хмурый, поглядывая исподлобья. Вот ведь какой неожиданный получился разговор. И никакого приказика не было. Лидия Егоровна просто сказала:

— Все, кто провинился, будут три дня подряд мыть после обеда посуду. Надеюсь, что повторять своих ошибок никто не станет. Но без дисциплины нет туристов, это запомните.

Посуда так посуда. Гера готов был мыть ее хоть неделю подряд, если по справедливости. Но уходил он от костра расстроенный. Уткнувшись носом в рюкзак, лег на Серегин матрац. В палатку забралась темнота. Сквозь боковое оконце синел краешек неба. На нем, как пойманная в сачок бабочка, трепетала голубая звезда.

У костра стучали топором. Негромко пели:

В палатку заглянул и влез Серега.

— Ты что? — удивился он. — Спишь? А я сегодня всю ночь у костра буду. Рассвет в горах встречать. Семен говорит, рассветы в горах красивые.

Семен… Вот из-за кого Гере сейчас был не мил весь свет. Ведь Гера считал Семена Кипреева предателем и жалобщиком. Писал разные глупые фразочки да еще хвастался: «Я это сделал, я!». А Семен-то ни в чем не виноват. Толстый Макс, чтобы оградить себя от Геркиного подозрения, бросил черную тень на девятиклассника-чемпиона. И в походе тоже не давал покоя. Эх, да что там! Гера перемахнул через Серегу и выскочил из палатки.

Толстый Макс сидел у костра. Он был, как всегда, в соломенной шляпе, надвинутой на брови. Гера вихрем подлетел к нему и с размаху двинул кулаком по шляпе. Она налезла на швидьковскую голову до самого носа.

— М-мы, — замотал Швидько головой, ухватившись за шляпу обеими руками и сдирая ее. А Гера размахнулся и стукнул еще раз. Макс задрыгал ногами и повалился на землю. Гера услышал:

— Брось, Гусельников! — рядом стоял Семен. — Не стоит связываться, — сказал он и положил руку на Герино плечо.

Швидько, поднявшись с земли, юркнул в кусты.

— Да он же! — выкрикнул Гера.

— Знаю, — кивнул Семен и, как и тогда, на улице, повел Геру в сторону от ребят.

Гера оглянулся и сказал с досадой:

— И еще с нами в поход идет!

— А пускай идет, — ответил Семен. — Под солнцем, брат, разные люди ходят. Об этом еще Маяковский писал. А походы для всех полезны. Солнышко-то у человека всю дурь выжигает. Вот и он… Исправится. Слышал, как Лидия Егоровна сказала: «Надеюсь». А она зря не скажет. Так что все будет в порядке, Герман Гусельников. Порядок и полный вперед! Согласен?

Утром, выйдя из палатки, Гера увидел Толстого Макса. Тот сидел перед палаткой. Гера подумал, что сейчас Макс рассчитается за вчерашнее — он же в два раза сильнее, ему легче легкого навешать Гусельникову крепких оплеух. Но Толстый Макс отодвинулся и, вскинув голову, с опаской сказал: «Но, но!» Он боялся! Швидько боялся Гусельникова.

И Гера, проходя мимо, показал ему кулак.

— Гусь! — закричал издали Серега Кульков. — А я видел восход солнца. Красотища!

— Как? — удивился Семен, тоже только что появившийся из своей палатки. — Ты не спал всю ночь?

— Всю напролет! — весело похвастался Кулек-Малек.

— Да как же ты теперь выдержишь? — воскликнул Семен. — Ведь нам сегодня через перевал.

— Выдержу! — уверил Серега. Да, сегодня — перевал.

Вот и наступил день, когда они пройдут через самую высокую точку своего маршрута на Кавказском хребте.

Какой он, этот перевал? Гера представлял его высоченным пиком, на который надо карабкаться чуть ли не ползком. И, конечно, ни за что не заберешься, если не поддержит дружеская рука, как на эмблеме, придуманной Коноплевой.

Туристов, как и обычно после ночевок, провожали в путь все жители Принавислы — Арут, его жена, мать-старушка и ребятишки. На прощание все постояли у могилы проводника. Швидько сфотографировал ребят вместе с Маркарьянами. А Гера сказал Мувриковой:

— Запиши подробно, что рассказывал Арут, потом тоже в альбом впишем.

Она ответила:

— Давно сделано. Не забывай про свои стойки.

Ядовитая все-таки девчонка, ничего не скажешь! Когда вышли из Принавислы и ступили на тропу, путь преградила речка, не знающая отдыха ни днем ни ночью. Через сотню метров она изогнулась и опять легла под ноги. Так, пока шли по лесу, речка то отклонялась в сторону, то опять показывала очередной брод.

— Сто тысяч бродиков, — пошутил Серега.

— Эх, все равно! — шутливо повторяли ребята полюбившиеся слова учительницы и шлепали прямо по воде. Летели холодные брызги, темнела взбаламученная река. Но вода быстро уносила мелкую, потревоженную ногами со дна гальку, и не успевал замыкающий в цепочке Семен дойти до ближайших прибрежных кустов, как речка за его спиной бежала по-прежнему чистая и прозрачная. Наконец она исчезла, и Лидия Егоровна остановила отряд.