Олег Рой - Загадка Атлантиды

Новый год только-только начался, и в столице царила настоящая зима. Впервые за последние несколько лет Дед Мороз побаловал москвичей мягкими искрящимися хлопьями снега и приятно пощипывающим щеки морозцем. По утрам в метро, троллейбусах и автобусах можно было наблюдать давно забытую картину: ряды зачехленных лыж, прислоненных к поручням, – люди проводили длинные рождественские каникулы не только с удовольствием, но и пользой. Особенно ярко праздничное настроение отражалось на порозовевших мордашках детворы. И немудрено – ведь и школьные каникулы едва перевалили за середину, поэтому ребятня гуляла и веселилась, выбросив из головы все мысли об учебе.

Шел сочельник православного Рождества, и в витринах среди блестящих шаров разных цветов и размеров, гирлянд и прочей праздничной мишуры еще висели призывы покупать подарки. Рекламные плакаты поздравляли москвичей с праздниками, на площадях высились искусственные елки, играла веселая музыка. С утра выпал свежий снег, и припаркованные машины укрылись пушистыми сугробами, на которых особо романтические личности рисовали пальцем сердечко или незатейливо писали имя возлюбленной.

Вот по такой красоте Женя с другом Денисом возвращались из кино, где они смотрели очередную версию «Шерлока Холмса». Денису фильм понравился. По его мнению, в нем все было по-современному – драки, погони, спецэффекты, компьютерная графика. А Женя увиденным остался недоволен.

– Нет, Дэн! Извини, но я с тобой не согласен. Наоборот, фуфло в чистом виде! – горячился он. – Ничего из того, что нам показали, не было и быть не могло! Сэр Артур Конан Дойл до такой бредятины никогда бы не додумался. Шерлок, конечно, человек силы немереной, драться умеет, но практически никогда этого не делает. Только раз с профессором Мориарти схватился, и все. Он всегда побеждает интеллектом, а не кулаками! Кстати, Шерлок Холмс и доктор Ватсон говорят на прекрасном английском языке, а не на той смеси «лондонского с нижегородским», как в этом фильме. Я имею в виду перевод. И еще: когда Холмс здоровается за руку, он подается вперед, словно пытается заглянуть в глаза собеседнику, а Ватсон протягивает руку осторожно, боясь за старую рану. Ему прострелили плечо в Афганистане, и старая рана побаливает, особенно перед дождем…

– Слышь, Жека, ты так говоришь, будто с ними знаком! Тебе-то откуда знать? – Дэн резко остановился и удивленно посмотрел на друга.

Женя, не успевший затормозить, налетел на Дэна и поскользнулся. Стараясь удержаться на ногах, он схватился за друга, но ударился лицом о его плечо. Никогда еще ничей язык не был прикушен так вовремя.

– Ууу, шерт! Я ыжык прыкушил! – Женька заплясал на месте, придерживая руками щеку и подбородок. Потом увидел сосульку, свисающую с ветки куста, отломил ее, засунул в рот и с облегчением замычал.

Дэн попытался что-то сказать, но Женя замахал на него руками, показал на торчащую изо рта сосульку и замотал головой из стороны в сторону. Ребята двинулись дальше. Женька искоса поглядывал на Дэна, и когда тот снова собирался заговорить, делал страдальческое лицо и стонал.

Некоторое время ребята шли молча. Наконец Дэн тихо проговорил:

– Ты, Жека, странный стал какой-то… Не, ты молчи! Язык прикусил, вот и шлепай молча. И вообще, я не с тобой разговариваю, а, можно сказать, думаю вслух. Ты таким никогда не был…

– Кахым тахым? – попробовал Женька задать вопрос, не вынимая сосульки изо рта.

– Тахым тахым! – передразнил друга Дэн. – Я тебя после летних каникул не узнаю. Ты совсем другой из своего Лыкова вернулся. Раньше тебе о книгах говорить и в голову бы не пришло. Помнишь, как ты мне мозги полоскал, что круче кино да компьютерных игрушек ничего на свете нет? Я тебе про то, как интересно читать, а ты мне – отстой, отстой! А теперь…

– А что теперь? Может, я повзрослел просто? – Женька выплюнул сосульку в сугроб, а потом по-стариковски согнул спину, изобразил, будто у него трясутся руки, и прошамкал: – Мы не молодеем ш кашдым днем, а штареем, батенька, штареем, и когда ш улицы придем – шадимша гретьша к теплой батарее…

Дэн улыбнулся.

– Ты еще поэтом заделался?

Женька покраснел и отвернулся.

– Да просто ерунда в голову пришла. Я говорю…

– Вот и я говорю! – перебил друга Дэн. – Че-то с тобой не то! Раньше ты краткое содержание книжки в Инете прочесть не мог, мол, «многабукафф, неасилил». А теперь? Как ты недавно Крысу Ларису с ее Чацким уделал! Прямо бил себя пяткой в грудь, что в жизненной позиции Чацкого нет ничего такого уж особенного и прогрессивного, она аж рот раскрыла. – Дэн напустил на себя важный вид и заговорил лекторским тоном, копируя недавнее выступление Женьки на уроке литературы: – Он же еще очень и очень молод, со всеми вытекающими из этого последствиями! А наивная подростковая уверенность, что единственно верный путь ведет прямо в противоположную сторону от той, куда идут взрослые, есть юношеский максимализм. И в данном вопросе Чацкий мало отличается от современной молодежи, вспомним неформальные течения готов, эмо, панков и прочие субкультуры. Форма другая, а суть-то та же самая – демонстративный, но бессмысленный протест против существующих законов общества. – Дэн фыркнул. – Ты слов-то таких где набрался? Крыса потом в учительской валерьянку пила! Я видел, когда журнал относил.

Женька сначала захихикал в шарф, а потом поднял голову и в голос расхохотался.

– Где, где… От моего деда слышал. Удивился сначала, откуда тот про нынешних готов и эмо знает, а потом подумал: не совсем же он дикий, телевизор смотрит иногда.

Не обращая внимания на Женькин смех, Дэн продолжал:

– А как ты школьную библиотеку раскритиковал? «Хотел Джека Лондона почитать – так его у нас не оказалось. Из Стивенсона только «Остров сокровищ», ни «Принца Флоризеля», ни «Доктора Джекила»… Книги в плохом состоянии…» А потом еще на форуме ты спор о бумажных и электронных книгах затеял, и этого, как его, ну, с дурацким ником, уделал. Надо же, написал, что бумажная книга ни в какое сравнение не идет с электронной, потому что у нее особая аура, особый запах, что чтение – целый ритуал, поэтому электронные книги никогда не вытеснят бумажные, что бы там ни говорили сторонники новых технологий. Вот я и удивляюсь!

Ребята уже зашли в свой двор. Жили они в одном доме, но в разных подъездах, и сейчас остановились на детской площадке. Женя, натянув рукав своего пуховика до самых пальцев, сгреб с лавочки снег, так, чтобы поместиться вдвоем, и Дэн тут же плюхнулся на самую середину расчищенного места. Тем временем Женя отошел к другому краю лавочки, где белой шапкой лежал нетронутый сугроб, и попытался, рисуя пальцем, сделать монограмму из букв «О» и «Ж». Отошел на шаг, посмотрел, усмехнулся и, решительно стерев свои художества, повернулся к Денису.