Лемони Сникет - Предпоследняя передряга (с иллюстрациями)

Когда Клаус Бодлер отошёл от окна и направился к лифту, чувство у него было такое, словно часы укоряют его за неудачные попытки раскрыть тайны отеля «Развязка». «Не так!» Он изо всех сил старался быть хорошим фланёром, но не смог выяснить, что же делают в отеле Сэр и Чарльз. «Не так!» Он попытался наладить связь с одним из управляющих отелем, но не сумел разобраться, кто он — Франк или Эрнест. А главное «Не так!» — он выполнил обязанности посыльного, и теперь из окна отеля «Развязка» свисает липучка для птиц, которая послужит неведомой зловещей цели. С каждым ударом часов Клаус преисполнялся уверенности, что все кругом идёт «не так», и задумчиво хмурился, входя в кабинку лифта. Отчаянно надеясь, что сёстрам удастся лучше справиться со своими задачами, Клаус нажал кнопку вестибюля, все это время думая лишь о том, что все идёт не так, не так, не так.

Когда лифт доехал до третьего этажа, Солнышко попрощалась с Вайолет и Клаусом и шагнула в длинный пустой коридор. Вдоль коридора вытянулись ряды дверей — чётные номера с одной стороны, нечётные с другой — и больших расписных ваз размером с Солнышко, но далеко не таких обаятельных. Младшая Бодлер нервно и неуверенно ступила на гладкий серый ковёр. Притвориться посыльным, чтобы стать фланёром, надеясь разгадать тайну событий, непостижимом отеле, было сложной задачей даже для старших брата и сестры Солнышка, но для того, кто лишь недавно вышел из младенческого возраста, эта задача была сложной втройне. За несколько последних месяцев Солнышко Бодлер усовершенствовала навыки пешей ходьбы, научилась пользоваться общепринятым словарным запасом и даже освоила кулинарное искусство, но все равно сомневалась, удастся ли ей сойти за гостиничную служащую. Приближаясь к двери, за которой скрывались постояльцы, вызвавшие посыльного, Солнышко решила избрать тактику немногословной вежливости — здесь это выражение означает «Вступать в общение лишь при крайней необходимости, чтобы не привлекать внимания к своему юному возрасту и относительной неопытности в избранной профессии».

Подойдя к двери номера 372, Солнышко поначалу решила, будто произошла какая-то ошибка. Когда они в вестибюле разговаривали с Франком или Эрнестом, он сказал им, что в 372-м номере живут гости из сферы образования, но младшая Бодлер совершенно не представляла себе, как могут быть связаны с образованием дикие звуки, доносившиеся из-за двери, — неужели какой-то учитель даёт там урок, посвящённый тому, как пытать маленьких зверюшек? Кто-то — или что- то? — в 372-м номере издавал жуткие вопли, странные стоны, пронзительный свист, душераздирающий писк, загадочное бормотание и — время от времени — несколько музыкальных тактов, и все эти звуки были такие громкие, что прошло некоторое время, прежде чем обитатели номера услышали, как колотят в дверь крошечные кулачки Солнышка, обтянутые перчатками.

— Кто смеет прерывать гения, когда он репетирует? — отозвался голос, громкий, рокочущий и до странности знакомый.

— Посыльная! — крикнула в ответ Солнышко.

— Посыльная! — передразнил Солнышко голос, на сей раз взяв высокую, пронзительную ноту, которую младшая Бодлер прекрасно узнала, и тут, к её ужасу, дверь отворилась, и на пороге появился человек, которого она надеялась больше никогда в жизни не встретить.

Если вы где-то работали, а потом перестали, то вам, конечно, известно, что есть три способа прекратить работу: уволиться по собственному желанию, быть уволенным или уйти по обоюдному согласию сторон. Как вы, не сомневаюсь, прекрасно знаете, по собственному желанию увольняются в том случае, если вы недовольны своим начальником. Если вас уволили, значит, начальник недоволен вами. А если вы ушли по обоюдному согласию сторон, значит, и вы хотели уволиться, и ваш работодатель хотел вас уволить, и вы сбежали из конторы, с завода или из монастыря прежде, чем было решено, кто сделает первый ход. Так или иначе, как бы вы ни прекратили работу, всегда неприятно случайно наткнуться на бывшего начальника, поскольку обоим это напоминает о том унылом времени, которое вы проработали вместе.

Как-то раз мне пришлось броситься в пролёт лестницы, лишь бы ни на миг не оказаться лицом к лицу с одной модисткой, из мастерской которой я уволился, когда обнаружил страшную правду касательно её береток, — и что же? Фельдшер, который накладывал мне гипс, оказался тем человеком, в оркестре у которого я играл на аккордеоне и который уволил меня после двух с половиной представлений некой оперы.

Трудно сказать, чем кончилась кратковременная занятость Солнышка — здесь это выражение означает «Страшное время в её жизни» — в должности секретарши в Пруфрокской подготовительной школе, — уволилась ли она сама, или её уволили, или она ушла с работы по обоюдному согласию сторон, ведь Бодлеры покинули школу после того, как замысел Графа Олафа едва не увенчался успехом, но так или иначе столкнуться лицом к лицу с завучем Ниро после всего этого было неприятно.

— Что вам нужно? — сердито спросил Ниро, размахивая скрипкой, которая и производила весь этот жуткий шум.

Солнышко была вовсе не рада увидеть четыре косички Ниро — когда она познакомилась с завучем, косички были совсем коротенькие, но теперь отросли длинные и тонкие — и отметить, что пристрастие к галстукам, украшенным изображениями улиток, никуда не делось.

— Вы звонили, — как можно немногословнее ответила Солнышко.

— Вы звонили! — тут же передразнил её Ниро. — Подумаешь! Если вас вызвали звонком, это ещё не повод прерывать мою репетицию! В четверг у меня важный скрипичный концерт, и я намерен все оставшееся время посвятить репетициям!

— Да ладно вам, — сказал другой знакомый голос, и Ниро резко повернулся, взмахнув сальными косицами. Солнышко в ужасе обнаружила, что вместе с Ниро в комнате обитают ещё два персонажа из бодлеровского прошлого. — Вы говорили, мы сделаем перерыв на обед, — продолжал мистер Ремора, который в Пруфрокской подготовительной школе был учителем Вайолет, хотя чему он её учил, трудно сказать, так как он только рассказывал короткие бессмысленные истории и ел один банан за другим, то и дело размазывая жёлтую мякоть по своим густым черным усам, похожим на отрубленный палец гориллы.