Лайф Андерсен - Тебе этого не понять

«Во дает наша мать! — шепнул я ему. — Теперь или потеха будет колоссальная, или колоссальный скандал. И я таки сильно опасаюсь, что будет скандал. Пожалуй, надо уматывать».

Получился, конечно, скандал. Да такой жуткий, что ты представить себе не можешь. Родитель совсем взбесился. Ну еще бы, мама потащила его за собой в прихожую и открыла стенной шкаф, в который отец — могу на спор жирного дождевого червя проглотить — ни разу не заглядывал с тех пор, как мы купили этот дом. А в том шкафу стоял пылесос!

Нам было не слышно, что мама ему говорила. Но если котелок у тебя варит, то ты и сам без труда догадаешься. Что-нибудь вроде того, что у нее, слава богу, работа есть и скучать некогда, ей не приходится ломать голову, как время убить.

Зато уж каждое слово родителя нам прекрасно было слышно, и не только нам, но наверняка и соседям в двух или трех домиках по обе стороны от нашего. Он орал во всю глотку. Что-то такое про «чертову бабу, у которой хватает совести бить лежачего», и что «он-то, дурак, обрадовался, что может наконец получить работу».

В каком-то месте ему, видимо, пришлось поставить точку, чтоб набрать воздуху. Во всяком случае, он сделал паузу, и тут мы услышали маму — к этому времени она уже тоже успела разогреться:

«А когда кончишь пылесосить, Карл, то посмотри, не удастся ли тебе найти нож и пакет с картошкой. Для начала советую поискать в кухне».

Тут родитель опять завелся со страшной силой, но мы не выдержали и оба смылись, и я и Курт. Через заднюю дверь. Пошли в кино.

Когда мы вернулись, то обнаружили, что дом наш пока еще цел, в чем мы, между прочим, сильно сомневались. А когда мы вошли в большую комнату, то увидели, что предки как ни в чем не бывало сидят за столом на привычных местах. Они даже не поинтересовались, где мы пропадали. Ну, мы пожелали им спокойной ночи и ушли к себе. Но, проходя мимо, я успел заметить, что у отца в чашке был кофе, а не чай.

Уснул я тогда не сразу, никак это все из головы не выходило. Вернее, не то что не сразу, а полночи, наверно, лежал, думал.

Их, в общем-то, можно было понять. Причем обоих, и того и другого. Мама с утра до ночи работает как вол, присесть некогда, она и на фабрике, и обед готовит, и квартиру убирает, и посуду моет — все на свете. А родитель, видите ли, топчется по дому и подыхает со скуки, не знает, как ему время убить. Мог бы, конечно, догадаться хоть чуточку помочь.

Но, с другой стороны, она тоже перегнула палку — слишком уж больно его долбанула. Я хочу сказать, он же уши развесил, обрадовался, что нашлось для него какое-то место. Хотя, черт дери, — ну, с работы его выгнали, но черепком-то своим работать ему же, кажется, никто не запрещал!

Не знаю, я, наверно, никогда не научусь понимать взрослых. Что они, не могли просто взять и поговорить? Просто так, по-хорошему».

«На следующее утро родитель встал пораньше, чтобы позавтракать вместе с нами, прежде чем мы отправимся в школу. Мама, как всегда, ушла задолго до нашего подъема, а он, значит, сел с нами за стол. И выглядел при этом бодро-весело. И хочешь верь, хочешь не верь, но в тот день к утреннему кофе нам был подан поджаренный хлеб — да, да.

Курт наступил мне на ногу и подмигнул, но я дал ему под столом здоровенного пинка. Так его крепенько лягнул, что он счел за лучшее воздержаться от своих занудных шуточек типа: а не надеть ли кое-кому мамин фартук, или что уж он там собирался ляпнуть. Он никогда не научится держать язык за зубами, тут одно помогает: если я успею вовремя его пнуть.

Ну вот, так на этот раз я успел, и в результате мы отлично позавтракали втроем — сидели, хрустели поджаренной булкой и прихлебывали кофеек.

Но и это еще не все. Ты небось подумаешь, что я заливаю, сказки рассказываю — а ты бы обязательно так подумал, если б знал моего отца, — но, когда мы пришли из школы, вся наша хибара сверкала чистотой, знакомство с пылесосом состоялось. И если уж рассказывать все до конца, так он еще и картошки начистил. Правда, он забыл залить ее водой, так что цветом она стала как лыжные ботинки, но ведь все-таки начистил, представляешь? Ну, и когда я это увидел, то потихоньку вынес кастрюлю и вывалил картошку в помойку. А потом начистил новой, залил водой и немного погодя сказал ему мимоходом, что я налил немножко воды в картошку, которую он почистил, а то как бы она не потемнела. Не мог я по-другому, понимаешь, он же был рад и горд. И ведь надо было научить его на будущее, верно?

А когда мама пришла с работы, она так его нахваливала, что слушать противно — меня тошнило. А ему хоть бы хны — ничего не понимает. Сидит себе с торжественной миной. Как все равно бродячий индийский монах, каких иногда видишь на улице… ну, знаешь, сидит такой, посиживает, в одной руке цветок, в другой — сандаловая палочка курится, а наши придурки бухаются перед ним на колени. Впрочем, отцу было приятно — и ладно. Тогда чего ж, на здоровье!

И самое интересное, что он и дальше продолжал этим заниматься. По крайней мере, недели две-три. А как-то даже цветы купил, правда! Такой, знаешь, настоящий букет. И потом вечером заговорил о том, что, может, ему попробовать стряпать, хотя бы через день. Но тут уж мама стала решительно отбиваться, сказала, пусть он об этом и не думает. Со стряпней она сама запросто управится.

Я тебе скажу, мы с Куртом вздохнули с облегчением. Родитель — и вдруг готовить! С таким же успехом можно посадить мою бабушку за руль и сделать водителем автобуса. Она у нас десять лет как ослепла.

Вот. Но, конечно, долго так продолжаться не могло. Прошло две или три недели, и он начал отлынивать. Ни тебе поджаренного хлеба, ни начищенной картошки. И завтракали мы с Куртом опять одни. А значит, опять стало как всегда: ломоть хлеба с джемом — и отваливай, полный вперед.

Мы были почти уверены, что мама начнет на него дуться, — сам понимаешь, нам что, а она же эту перемену сразу на себе почувствовала. Но ты не знаешь, какая у нас мама. Она потрясающая молодчина. И вообще, просто блеск, какая мать! Нет, на вид-то в ней, может, ничего особенного, но она очень ловко все умеет делать.

Раз вечером приходит она домой и так это спокойненько кладет перед отцом какую-то книжку.

«Я тут, — говорит, — заглянула в библиотеку. И вот наткнулась на эту книжонку. Так я подумала, может, тебе интересно будет ее посмотреть, чтоб время скоротать».

Ну она сильна, моя мать! Ни в какую библиотеку она для себя, разумеется, не ходит, когда ей книжки-то читать? Но она умеет вот так сказать что-нибудь будто невзначай, и ей сразу веришь. А уж отец и подавно. Но в восторг от ее слов он не пришел.

«Не собираюсь я ничего читать», — буркнул он и даже не посмотрел, что за книжка.

«А ее и незачем по-настоящему читать, — сказала мама. — Можно просто так сидеть, картинки смотреть, глядишь — у тебя какие-нибудь интересные мысли появятся».