Федор Камалов - Война Красного Лиса

Мальчишки в младших отрядах взволновались. Живем с апачами в одних палатках, ходим на одну линейку — у них подвиги, советы вождей, костры, а у нас что? Мы — рыжие? Отверженные?

И группами, и по одному приходили в изокружок. Там стучали десятки молоточков — шла выколотка по меди, чеканка — похоже на кузницу гномов. Баярд в кожаном фартуке, с карандашом за ухом, ходил между столиками.

- Запишите нас в апачи!

- Здесь никаких апачей нет,— разводил Баярд руками.— Бумага есть, краски, кисти... Хотите в изокружок?

Притвора! Как будто мальчишки не знают, что он Великий советник племени и у него власть над индейцами.

В соседней мастерской заправлял Ашот Шаман. Здесь занимались резьбой по дереву: пахло опилками, столярным клеем, на верстаках лежали груды теплой, похожей на шкурки лимона, стружки. Ашот Шаман, насвистывая, увлеченно рисовал, а потом вырезал на вв-рокой березовой пластине степь. Под скальпелем до— лялась тяжелая клонящаяся трава, видимо, недавно прошел дождь. Бежала по траве тень облака, из норы выглядывала настороженная усатая мордочка — нет лн поблизости врагов?

—Ашот Иванович, возьмите нас в индейцы! Вы же там главный.

Он поманил мальчишек, и когда те, трепеща, приблизились, сморщил лицо и прошептал:

—Маленькие дети! Ни за что на свете не ходите в Африку, в Африку гулять! В Африке гориллы!.. Ух!., Ух!..

Тоже!.. Распрыгался. Бегали за вождями. Те говорили:

- Когда всех звали в апачи, вы где были? «У меня нога болит! В гробу я видел эти испытания!..» Ну и живите. Никого не берем!

- Никого и никогда, что ли?

— Ты сначала заслужи, потом посмотрим.

Кто-то распространял в младших отрядах слух — якобы один апач произнес угрожающую фразу: «Подождите еще немного, вот пропоет наш петух, тогда все в лагере запляшут!»

Почему петух? Как пропоет? Отчего все должны заплясать?

Наутро петух пропел. Это мягко сказано, на самом деле петух орал и тряс изнутри палатку Великого советника.

Улугбек к этому времени проснулся. Солнце только всходило, еще и роса не загорелась. Добравшись до палатки, Улугбек распахнул ее. Вылетел одноглазый петух, светло-синее оперение которого переливалось, как расписной сервиз «Пахта». С маху синий петух попытался взлететь на деревянного орла, но промахнулся и угодил в кусты. Возмущенно прокричав, он добежал до лагерного забора, а с забора махнул по едва заметной полевой дорожке.

Улугбек удивленно смотрел ему вслед. .Что бы это значило?

Радист лагеря Тимоша, по произвищу Черный Фармацевт, маялся бездельем и забавлял себя, как мог. Часами он валялся на диване, то листал журналы, то просто смотрел в белый потолок радиорубки. День тянется, тя-я-я-я-я-я-я-я-я-янется. Иногда, выключив музыку, льющуюся из лагерных динамиков, Тимоша подносил микрофон к губам и откашливался.

—Делавары, кх... занимают западную часть. Гуроны крадутся по восточному лесу. Апачи сидят в Скалистых горах. Тамы-тамы,— бейте! Томагавки — из ножен! К бою!—Абракадабру Тимоша заканчивал воплем:— Банзай!

В рубке раздался телефонный звонок. Опережая девочку дежурную, радист схватил трубку — все развлечение.

Але, сумасшедший дом слушает.

Сидишь один и скучаешь, дорогой, как орел на снежной вершине, да?! От безделья тараканы в голове заведутся. Приходи, дорогой, поговорить надо,— услышал он голос физрука.

- Гречко, убери котенка!

- Куда я уберу?

— Где взял, туда и убери!

- А где я взял?

- Не придуряйся, Гречко! В палате нельзя держать кошку.

- Это котенок, не кошка.

- Не пререкайся, я тебе не друг.

- Это я знаю.

В палате вокруг вожатого Маломёда и Олега Гречко столпились ребята.

- Чемодан держать можно, ботинки можно,— принялся рассуждать Олег,— котеночка нельзя?

- Нельзя, я сказал!

Маломёд закусил губу. Если он не сломит сейчас Гречко, какой может быть у него авторитет в отряде?

- Дрянь тут разводить!

- Еще неизвестно...— процедил Олег.

- Я сам выброшу эту заразу! Вместе с тобой!— Маломёд, забываясь, схватил его за плечо.

Гречко высвободился и погладил котенка, выглядывающего из-под майки.

- Не бойся, маленький, руки коротки у тех, кто нас захочет выбросить!

- Выйди вон из палатки!— крикнул Маломёд.— Вон!

- Подумаешь!— сказал Гречко презрительно и вышел.

Нет, Маломёд не был злым человеком. Больше всего на свете он любил поесть. Второе любимое занятие— поговорить о еде. С чего бы ни начинался разговор, рано или поздно Маломёд приводил его к обеду, ужину или просто к закуске. И начинался высокий слог — баллады и оды вкусной пище.

Сидя у Черного Фармацевта в комнате, после инцидента с Гречко, он говорил:

- Какие у нас помидоры, старина! Супер!— Живот Маломёда округлился, рука сделала ласкательное движение.— Возьмешь в руку—овощ! Придешь домой: «А что мне мамуля приготовила? Салатик? Давай сюда!» Умнешь миску салатика, а сверху арбузиком придавишь, килограммов на восемь...

- А потом чайку душистого!— подхватил Черный Фармацевт.— Мы сейчас заварим, с мятой, со зверобоем...

- Салатик бы нарезать. Как ты, старина, насчет салатика?

- Хорошо.

- Супер.

Маленький, беловолосый Тимоша стал Черным Фармацевтом за необузданную любовь к цветам и травам. Не ко всем — к лекарственным. Стены в его комнате были увешаны связками, сухими желтыми снопиками. На полу валялась, шуршала сенная труха,

Закипел чайник. Маломёд резал тугие помидоры. В тарелке вымачивались кружочки лука.

—Все в этом мире супер, кроме одного. Нет гарантий безопасности человека. Если ты помидор, ясно, тебя должны съесть.— Маломёд осмотрел половину алого, как вечерняя заря, помидора и медленно, вкусно сжевал.— Но если ты человек, зачем тебя съедать, спрашивается?

Черному Фармацевту такие повороты в рассуждениях были не по силам. Он разлил чай по стаканам и принялся вдыхать душистый пар. По комнате плыли запахи осенней ночной степи.

- С сахаром такой чай не пьют,— сказал он.— Его надо вливать в себя маленькими глотками, чтобы в желудке желтые цветы распускались. Хорошо-о!

- Супер!— подтвердил Маломёд без энтузиазма, он был сторонником более сытной пищи.— Я говорю, человека беречь надо, любить. А что у нас происходит? Апа-чество! Апачи учатся войне, раз! Им хочется драк, два! Орут, три! У меня в отряде 35 мальчишек и только один не апач, да и тот хуже всякого дикаря.

Голос Ашота Свистка, живущего в этом домике за тонкой дощатой стенкой, раздался так же ясно, как если бы физрук сидел с ними за столом.

- Кто такие апачи? Мелкий народ, из-за пригорка не видно. А кто такой товарищ Маломёд? Могучий человек, слушай!..