Софья Радзиевская - Тысячелетняя ночь

— Домой меня нельзя нести, — сказал умирающий. — Лесники пытали, но я не сказал им, где живу. Иначе всё моё имущество заберёт король, а жену и детей выгонят на улицу. Спасибо тебе, мальчик. Не знаю, кто ты и никогда не увижу тебя. Но мне легче умереть рядом с тобой в этом ужасном лесу.

Роберт выкопал могилу и, похоронив беднягу, навалил на неё тяжёлые камни, чтобы волки не потревожили останков…

Юный охотник повесил лук на плечо и, тихо выступив на дорожку, озорно свистнул — олень фыркнул, закинул рога на спину и исчез так же быстро, как и испуганные лани.

Быстрая ходьба рассеяла грустные воспоминания. Роберт шёл, всё ускоряя шаг, и нетерпеливо поглядывал на солнце. Наконец дорога ещё раз приблизилась к речке Дув и здесь, около старинного парома, показалась харчевня. Удивительные чудовища на вывеске не очень-то объясняли её название: «Харчевня Старой Собаки и Куропатки».

Роберт радостно сорвал с головы шапочку и, подбросив её кверху, ловко поймал. Толстый хозяин харчевни, в колпаке и кожаном фартуке стоявший у открытой настежь двери, так же радостно замахал руками.

— Клянусь, — закричал он, — старуха, ты знала, для кого спекла сегодня пирог из молодого барашка. Лопни мои глаза, если это не молодой наш господин!

— Берегись — лопнут, дядюшка Джиль, — весело отвечал мальчик, — я ведь теперь такой же твой господин, как олень в лесу. А вот пирога тётушки Марты я с утра жду. Надеюсь, он не очень уж мал для меня?

Джиль был поваром в замке Гентингдонов и любил кроткую мать и весёлого отца Роберта. Через минуту мальчик уже сидел в низкой комнате за большим дубовым столом, уставленным глиняными блюдами. В окна, такие маленькие, что в них едва могла протиснуться голова, была вставлена мутная слюда, так что и в этот солнечный день комната выглядела довольно мрачной. Но для Роберта она освещалась искренним гостеприимством любивших его хозяев.

— Старик, — прикрикнула на мужа кругленькая, румяная тётушка Марта, — принеси нашему милому Роберту эля из маленького бочонка!

Роберт успевал есть и болтать за двоих. Он съел чуть не целый пирог из молодого барашка и большую жареную форель, закусил ломтём холодной свинины и в то же время успел рассказать добрым людям о всех своих надеждах, связанных с путешествием в Ноттингем.

Джиль и его жена слушали и умилённо смотрели на весёлые синие глаза Роберта и его разгоревшиеся щёки. Они знали о его победах на стрелковых состязаниях в Стаффорде. Он побеждал и королевских лесников, и горожан, а в то время стрелять из лука умел каждый, и хорошие стрелки славились в округе, а то и в целой стране.

— Он победит, — уверенно заявил Джиль. — И король возьмёт его в королевские лучники. А потом он отвоюет свой замок и бедные вилланы наконец-то вздохнут спокойно. Уж он-то, я знаю, никого не обидит. — Перегнувшись через стол, хозяин подбавил вина в оловянную кружку Роберта.

— Ему пора идти, — напомнила тётка Марта и вздохнула. — Дороги теперь ненадёжные, нужно успеть дойти засветло.

Тихонько открыв сумку Роберта, она положила в неё изрядный кусок кровяной колбасы.

— Правда, молодой господин, — сказал Джиль. — Торопись, дорога до Рептона ещё неплоха, но около Саулей болото. Не сбивайся с тропинки — пропадёшь. Болотом этим пойдёшь до Трента, а там поворачивай по берегу его вверх через королевский лес и уже не собьёшься до самого Ноттингема.

Весело посвистывая, Роберт с новыми силами опять углубился в лес. Он торопился: путь и правда был ещё далёкий, а в лесах пошаливали не столько даже разбойники, сколько сами королевские лесники. Целыми бандами слонялись они по лесу под предлогом охраны королевских оленей от браконьеров, пьянствовали и пировали буйными толпами в харчевнях, а перепуганные хозяева не смели и спрашивать них платы за съеденное, выпитое и за разбитую глиняную сосуду. Ещё бы: лесники могли не только обвинить любого человека в убийстве оленя в королевском лесу — они могли также донести, что хозяин харчевни будто бы тайно скупает битую дичь. А жестокие законы не знали пощады, если даже только предполагалось, что голодный бедняк застрелил хоть зайца в королевском лесу.

Право короля на дичь, которой в лесах было в тысячи раз больше, чем мог съесть сам король со всеми придворными, было священно. Право бедняка накормить своих голодных детей в глазах закона было бунтом и потрясением основ государства.

Между тем давно уже исчезли последние следы утренней прохлады. Солнце пекло всё сильнее, и даже в густом лесу стало душно. Роберт уже не раз снимал золотистую шапочку и обмахивал ею разгорячённое лицо, как вдруг он остановился и нагнулся с радостным возгласом: тропинка вывела его к прозрачному ручью, который в этом месте образовывал как бы маленький бассейн. На дереве чья-то заботливая рука повесила грубый черпак из древесной коры.

Не обращая внимания на черпак, Роберт бросился на землю и погрузил лицо в прохладную воду: ему казалось, что он способен выпить целый ручей.

— Куда держишь путь, молодой господин? — услышал он вдруг знакомый голос и, быстро вскочив на ноги, обернулся. На другом берегу ручья сидел человек — почти голый, так мало прикрывали его изодранные грубые лохмотья. С палкой в руке он наблюдал за стадом полудиких свиней, бродивших под деревьями.

— Гунт, — в волнении вскричал Роберт. — Что с тобой сталось? И почему на тебе это? — и он с ужасом указал на железный ошейник раба, обвивавший его шею.

Гунт грустно улыбнулся:

— Я говорил людям, что твой дядя не по праву владеет нами. За это меня сначала били плетьми. А потом за мной был долг, небольшой, но я не мог его уплатить без рассрочки. И тогда твой дядя продал меня в рабство и советовал держать меня построже, как опасного бунтовщика. Ну, да господин мой таков, что ему этого и советовать не нужно. — Повернувшись к Роберту спиной, Гунт спустил лохмотья с одного плеча: кровавый рубец шёл по спине.

Роберт уже перескочил через ручей и с радостью обнял его.

— Бежим, Гунт! — воскликнул он. — Ты уйдёшь со мной и мы вместе…

Но Гунт только покачал головой:

— Куда бежать, молодой господин? Меня найдут. А ты? Нашёл ли ты сам защиту в своих делах? А если ещё узнают, что ты укрываешь беглого раба…

Роберт стоял, опустив голову. Правда, что может он сделать для Гунта, пока сам не имеет даже крыши над головой?

— А кроме того, — ещё тише добавил Гунт, — мой господин… барон Гью Гисбурн.

Роберт невольно вздрогнул: опять сэр Гью. Но тут он поднял голову и на лице его засветилась надежда:

— Не горюй, Гунт. Ты знаешь про состязание в Ноттингеме? Я возьму первый приз. И тогда я брошусь к ногам короля и попрошу его — пусть освободит тебя. Он освободит! Ты увидишь!