Э. Конигсбург - Из архива миссис Базиль Э. Франквайлер, самого запутанного в мире

Джимми посмотрел на сестру:

— Эм, а причем тут это?

Эмма пожала плечами.

— Я объясню вам причем, — сказала я. — Я изучила все, что могла изучить, и вполне довольна результатом. Я не желаю узнавать по этому поводу ничего нового.

— Но миссис Франквайлер! — укоризненно воскликнула Эмма. — Человек должен каждый день узнавать что-то новое. Хотя бы одну вещь. Мы даже в музее старались не пропускать ни дня!

— Ничего подобного! Нет, конечно, человек должен учиться. И бывают дни, когда мы узнаем очень много нового. Но должны быть и дни, когда мы ничего нового в себя не впускаем, а лишь прислушиваемся к тому, что уже есть в нас. Пока мы прислушиваемся, оно растет внутри нас, срастается с нами — и только тогда становится нашим. А если так не делать, то выходит, что мы просто копим факты, пока они не начнут бренчать в нас, как монеты в копилке. И мы ходим и бренчим, бренчим, но ничего не чувствуем.

Дети слушали молча. Я продолжала:

— Я собрала очень много фактов о Микеланджело и об «Ангеле». А потом они стали расти во мне. И теперь я чувствую. Я чувствую, что я знаю. И больше мне ничего не надо. Хотя… кое-что мне все-таки хотелось бы испытать. Не узнать, а испытать. Почувствовать. Но, к сожалению, это невозможно.

— Нет ничего невозможного! — с преувеличенной бодростью воскликнула Эмма — мне даже на миг показалось, что передо мной плохая актриса, а не Эмма Кинкейд.

— Девочка моя, — сказала я терпеливо. — Когда человеку восемьдесят два года, ему не нужно каждый день узнавать что-то новое. А кроме того, он знает, что некоторые вещи, увы, невозможны.

— Я бы хотела почувствовать то, что чувствует сейчас ваша мама.

— Вы же сами сказали, что она с ума сходит от волнения. Вы что, тоже хотите сойти с ума?! — воскликнула Эмма.

Вот теперь это была настоящая Эмма Кинкейд!

— Видите ли, я никогда не переживала ничего подобного. Но очень хотела бы.

— То есть… вы хотели бы стать мамой?

Джимми придвинулся к Эмме и горячо зашептал ей на ухо:

— Вот видишь! А ты говоришь, нет ничего невозможного. Сама подумай, как она может быть мамой? Муж-то у нее помер, а без мужа мамой не станешь.

— Никогда не говори о людях «помер»! — одернула его Эмма. — Можно сказать «скончался» или «отошел в мир иной».

— Ладно, ладно, дети, — вмешалась я. — Кладите папку на место и пойдемте. Вы еще должны рассказать мне всё о своих приключениях. И что вы думали, и что вы говорили, и как вам вообще удалось осуществить этот безумный замысел!

Мы засиделись допоздна, потому что я должна была выспросить у детей все до мельчайших подробностей. Мы с Джимми играли в «войнушку», а Эмма сидела перед магнитофоном и рассказывала. В итоге у Джимми на руках оказалось два туза и на двенадцать карт больше, чем у меня. Он выиграл тридцать четыре цента. Я так и не поняла, как он это делает. Колода-то моя! Наверно, я отвлекалась — слушала Эмму, задавала вопросы. И потом еще этот телефонный звонок от родителей. Я так и знала, Саксонберг, что вы им расскажете! Я знала! Такой уж вы человек — мягкосердечный, но твердолобый. А какого труда мне стоило уговорить их, что не нужно приезжать за детьми прямо сейчас и что утром я сама отправлю их домой! Миссис Кинкейд все спрашивала, нет ли у них синяков, ссадин и прочих следов побоев и издевательств. Похоже, начиталась в газетах всяких ужасов о пропавших детях. Вы понимаете, почему я настояла, чтобы дети остались у меня на ночь. Во-первых, уговор есть уговор. Они обязаны были выполнить свою часть сделки — выложить все подробности побега. Во-вторых, я обещала им, что домой они приедут на «роллс-ройсе», — а вы знаете, что я никогда не обманываю, если ставки высоки.

Когда настала очередь Джимми говорить в микрофон, дело застопорилось. Он все время баловался с магнитофонными кнопками. Казалось, этому не будет конца. Скажет слово — и тут же сотрет; отмотает пленку назад, снова скажет — и опять стирает… Наконец у меня лопнуло терпение:

— Джимми, ты что, сэр Лоренс Оливье [11] Лоренс Керр Оливье (1907–1989) — английский актер и режиссер театра и кино; прославился шекспировскими ролями. в роли Гамлета? Мне нужны от тебя только факты, чувства и мысли. А без театра я как-нибудь обойдусь.

— Но вы же хотите точно?

— Точно, но не бесконечно!

Пока Джимми произносил свой монолог, Эмма попросила меня показать ей дом. Мы поднялись на лифте на третий этаж и оттуда пешком спустились вниз, обходя комнату за комнатой, и Эмма обо всем расспрашивала, а я отвечала. Я уже сто лет не осматривала весь дом целиком, так что мне тоже понравилась эта экскурсия. А еще мы много болтали, и это тоже нравилось нам обеим. Эмма описала мне свои домашние обязанности. Когда мы дошли до черной мраморной ванной, она рассказала, как принимала в ней ванну. А я разрешила ей самой выбрать для себя спальню.

Рано поутру Шелдон повез их в Гринвич. Прилагаю его отчет о поездке — исключительно затем, чтобы повеселить вас, Саксонберг. Надеюсь, вы уже в состоянии веселиться.

В течение первых пяти минут поездки, мадам, мальчик тыкал во все кнопки задней приборной панели. А кнопок там предостаточно — я ведь повез детей на «роллс-ройсе», как вы велели. Первые кнопки он нажимал раз двенадцать подряд, не меньше, — а дальше я после пяти раз ухе и не считал. При этом, мадам, вид у ребенка был такой, словно перед ним не приборная панель, а клавиатура — не то пишущей машинки, не то ЭВМ, не то фортепьяно. Он, кстати, нахал и кнопку переговорного устройства, сам того не заметив. Включить включил, а выключить забыл — пришлось мне выслушивать весь их разговор, от начала до конца. Они — то думали, что через стеклянную перегородку мне ничего не слышно. Правда, пока мальчик тыкал во все кнопки без разбору, слушать было нечего. Но потом сестра повернулась к нему и спросила:

— И все-таки, как ты думаешь, почему она продала «Ангела»? Почему не могла просто подарить его музею?

— Потому что жадина, вот почему. Она же сама сказала, что не любит делать подарки.

— Нет, дело не в этом. Если она жадина и при этом знает, сколько стоит такая вещь, она ни за что не продала бы ее за жалкие двести двадцать пять долларов!

К счастью, ее братец заинтересовался беседой и перестал нажимать на кнопки. Кроме переговорного устройства, он оставил включенным и стеклоочистители на заднем окне. Замечу, мадам, что дождя не было и в помине.

— Но она же продала его на аукционе!

Ты что, забыла? А на аукционе все достается тому, кто заплатит больше всех. Значит, за «Ангела» давали двести двадцать пять долларов и ни центом больше. Все очень просто.