Павел Шуф - Приключения юнкора Игрека

Впрочем, приглядевшись, я заметил, что открытый пузырек стоит на парте — прямо перед Натальей Умаровной.

Директор поманил меня пальцем и спросил:

— Твои художества? — и показал на скелет у доски.

Я обмер: на скелете, еще недавно элегантно пустотелом, сейчас почему-то красовалась футболка, проданная мною вчера Кате Суровцевой. Что за наваждение! Я подошел поближе. Она самая. Просто невероятно. Вот это уж точно новинка сезона!..

— Так твоя или нет? — ледяным голосом повторил вопрос Леопард Самсонович. — Или, может, тоже собаку приглашать будем — так вы, кажется, с Самохваловым предлагали поступить? — В голосе директора звенела нескрываемая насмешка.

Я молчал, силясь сообразить, что все это значит.

— Подойдите поближе, Алла Сергеевна, — пригласил директор маму. — Ваш сын явно нуждается в подсказке. Не соблаговолите ли глянуть на эту вот занятную композицию и пролить свет на, наше, так сказать, любопытство? Его это все-таки доспехи, или не его?

Мама закрыла лицо руками и мне стало ее ужасно жалко. Ну почему, почему ей должно быть стыдно за меня?! Разве я в чем-то виноват? Разве это справедливо? Все кричало во мне от обиды, но… Но футболка-то была моя, и вся школа прекрасно знала это. Не сам ли я лишь позавчера — не хуже этого чучела — торчал в вестибюле как какая-нибудь телеграфная тумба? Молчать дальше было просто глупо.

— Моя футболка, — глухо выронил я.

— Так-с! — обрадовался, директор. — Кажется, налицо прогресс!.. Похвальное признание! Итак, попробуем продвинуться дальше. Скажи-ка нам, Володя, ты не мечтаешь стать модельером?

— Модельером? — опешил я. — Зачем?

— Вот и мы спрашиваем — зачем?.. — подхватил Леопард Самсонович. — Зачем нарядил ты в свою футболку этот, с позволения сказать, манекен? Гляди, что сделал ты и с милейшей учительницей. Ох, нельзя так глумиться над педагогом — источником знаний.

Бедная мама! Шагнув к парте с пузырьком, она судорожно схватила его и отхлебнула глоток.

— Водичкой… Водичкой запейте! — участливо подвинула стакан Наталья Умаровна. — Валерьянку нельзя без водички, это вам не дыня.

Леопард Самсонович подтолкнул меня к чучелу, образованному из скелета и футболки.

— Снимай давай.

— Вот еще! — дернулся я. — Пусть снимает, кто это и сделал. Я-то тут при чем?

Извини, брат! — воскликнул давно потерявший терпение Мантюш-Бабайкин. — Мне это все уже порядком надоело. Неужели ты думаешь, что в школе, где две тысячи таких вот как ты гавриков, мне и заниматься больше нечем, кроме как твоей футболкой. Снимай давай, а потом, расскажешь, зачем затеял весь этот маскарад.

Не буду снимать, — пробурчал я. — Говорю же — не знаю, кто это сделал.

Директор сел на парту и перевел взгляд на маму.

— Поздравляю вас, Алла Сергеевна! — усмехнулся он. — Отличный подарок приготовил ваш сын к Восьмому марта и вам, и Наталье Умаровне. Поздравляю!

Мама комкала в руках платок, готовясь заплакать.

— Володь!.. — всхлипнула она. — Ты скажи… Правду скажи… Нельзя же так. Стыдно…

— Ничего ему не стыдно! — отрубил Леопард Самсонович. — Он достал из кармана складной нож и взвел его.

— В последний раз спрашиваю — будешь снимать или нет.

Я не двигался с места.

— Тогда сниму я сам, — сказал он, и, шагнув к манекену, взрезал футболку и передал ее ошметки маме:

— Извините, что пришлось так. Вы сами видели, что нормальным способом снять ее было невозможно — надета, что называется, на века.

Он пошел было из класса, но обернулся у самых дверей.

— Своей властью освобождаю Балтабаева-младшего от уроков. До тех пор, пока ко мне не придет Балтабаев-старший. Кстати, если не ошибаюсь, он у нас — член родительского комитета. Вот и хорошо. Есть повод для серьезного разговора. Уважаемый, Гафур Рахимовнч — большой человек, я это знаю. Видимо, за высокими делами и упустил, что в собственной, так сказать, отрасли происходит. Вот вместе и потолкуем.

— Вы ему в дневник запишите, — посоветовала Наталья Умаровна. — И пускай отец распишется.

— Мать скажет, если он забудет.

— Вот еще! — вспыхнула мама. — Его вина — пусть сам отцу и говорит. Буду я за него отдуваться! Давай-ка сюда дневник!.. — и, схватив мой туго набитый портфель, она перевернула его вверх дном, чтобы не утруждать себя долгими поисками дневника, и резко встряхнула. На стол посыпались учебники, тетрадки, карандаши, готовальня.

Последней шмякнулся из портфеля… бутылка коньяка, которую мы с Борькой схоронили на самое дно, чтобы решить ее судьбу на совете класса. И в звенящей тишине кабинета она предательски покатилась к краю стола. Я метнулся и подхватил ее у самого края пропасти.

— Ты что, Володя? — спросила мама, каким-то чужим, странно подурневшим голосом.

— Как это что? Разобьется ведь, — объяснил я.

— Вот-вот! — воскликнул Леопард Самсонович. — Все к одному. Вот и десятая! И — полненькая… Не нахожу слов, Алла Сергеевна!

Оглядев бутылку, директор развел руками:

— Все верно. Точно такая же… Одна партия… Балтабаев, ты что хотел с ней делать в школе?

Закопать, — вздохнул я. — В смысле — дома, а не в школе. На три года… А в школе — обсудить… Сообща…

Ясно…. Ясно, — ухмыльнулся Леопард Самсонович. — Решили и десятую… поставить на обсуждение? А девять предыдущих вы уже обсудили? И это — несмотря на мое субботнее предупреждение? И сколько же вас входит в этот ваш совет? Трое небось?

— Да о чем вы, Леопард Самсонович! — опомнилась мама. — Да чтобы Володя… Да эту гадость… Да никогда в жизни!.. У него и папа только по праздникам… Символически. Скажи, Володя?

Он уже свое слово сказал, — сухо возразил директор. — Вот его слово, — и Леопард Самсонович ткнул пальцем в злосчастную бутылку.

Недоразумение это! — в отчаянии вскричала мама! — Да у нас дома отродясь таких не было. Володя, скажи нам, кто это положил тебе в портфель?

— Сам положил.

Мое положение было отчаянным.

Мама вытирала платком глаза. Я подошел к ней, уронил виновато:

— Мам… Ты это… Правда… Я не виноват…

Иди домой, — всхлипнула мама. — Дома поговорим… Вечером.

Давно пора, — кивнула Наталья Умаровна. — Это у него еще в январе началось, с сосульки. Сосулька та мне в пять рублей обошлась. Простила я его тогда, поверила ему, и, видать, напрасно. Вот к чему приводит доверие, если его слишком много. Урок… Какой мне урок!.. Да и вам.

Спускаясь по лестнице, я увидел Катю Суровцеву. Не обманула ведь! Пришла-таки в школу в новой шубе. Правда, застегивать не стала — иначе от нее самой в жаркой топке шубы одна зола бы и осталась… Катя хотела прошмыгнуть мимо, но я схватил ее за могучий рукав.

— Слышь, Шуба, зачем футболку Ромке отдала?

— Попросил — и отдала. Тебе-то что? Денежки ведь получил…