Павел Шуф - Приключения юнкора Игрека

Зал молчал.

Зря от собаки отказывается, — с сожалением шепнул Самохвалов.

Шутишь, что ли? — сказал я. — Гляди, сколько тут народу. Сюда целую отару овчарок приводить надо.

Точно! — хохотнул Борька. — Надышатся из этой бутылки — и будет хор овчарок. Слышал, что директор сказал?

Понимаю, — подвел директор итог долгому и гнетущему молчанию. — Совесть у смельчака спит. Ладно, договоримся так: если еще хоть раз обнаружится такая гадость — закроем туалет. Так и знайте!..

Мы расходились по домам, обсуждая случившееся.

А может, это кто-то дразнит учителей и просто так подбрасывает пустые бутылки? — предположил Самохвалов. — Мало ли шутников?

Надо бы Сиропову рассказать, — предложил я. — Он ведь нам поручил тащить свежие факты и идеи. А эти бутылки в самый раз для его рубрики — «Можно ли об этом молчать?»

Самохвалов остановился и, схватившись за живот, стал хохотать.

— Ты чего это? — обиделся я.

— Я представил…. Представил… — с трудом выдавливал из себя Борька, — К-как ты в следующий раз… на стенд… х-ха… свою футболку повесишь. Со статьей…

— С какой статьей?

— Сироповской! И знаешь, как она будет называться?.. Щас… Ой, не могу… Слушай: «Шумел камыш в голове овчарки!». На всю футболку! По диа… диагонали… Ой, не могу…

Борька хохотал до самого дома. Уж больно его поющие псы развеселили. Сам придумал про хор овчарок — сам и хохочет. Вот чудак…

Как говорит Акрам — «Капитан сам себе приказ отдает».

Из Катта-Каравана я вернулся в пять вечера. День пролетел быстро. Мою футболку с заметкой о Замире Андрей Никитенко сразу же сфотографировал, и уже через два часа все желающие могли получить у Андрея копию. Замирка, и вправду, спасла Кису из огня. Оказывается, Ханифа-апа поставила в сарайчике электроплитку — ей показалось, что Киса простудилась — и ушла на базар. Ну, а Киса, конечно же, не смекнула, что плитка несъедобная, а всего лишь согревает ей жилплощадь — ткнулась было губами, дернулась и перевернула плитку. Хорошо — Замирка мимо проходила и дым увидела.

Но главное, Андрей дал мне «Остров сокровищ» — ту самую развалюху, обидевшую Кэт Суровцеву. Книгу я и прихватил с собой в Ташкент…

У подъезда маячил не на шутку чем-то встревоженный Самохвалов. Он сразу же побежал мне навстречу.

Наконец-то! — обрадованно сказал он.

Случилось что-нибудь? — догадался я. Борька потянул меня за рукав и пообещал:

Пошли со мной, сейчас ахнешь!

Дорогой я заподозрил неладное. Самохвалов явно вел меня к тиру дяди Сидора Щипахина. Я еще не забыл, как он пригрозил Борьке, что однажды заменит мишени мной.

Самохвалов привел меня в зал игровых автоматов — он расположился рядышком с тиром. Гудели автоматы. Стрелки и гонщики, летчики и подводники вели бой со скоростью и с врагом. Но Борис потащил меня в сторону от них к большущему ящику, на дне которого беспорядочно лежали всевозможные предметы — мыло, зубная паста, духи, мелкие игрушки, зажигалки, сигареты… Сверху, по рельсам, двигался кран с опущенным вниз крюком. Ловкий игрок, изловчившись, мог вовремя нажать кнопку, и тогда крюк стремглав падал вниз, сгребал то, что оказывалось под ним, и относил добычу в лоток, откуда она скатывалась к игроку.

Растопыренная слепая пятерня крюка редко приносила игроку удачу, чаще — промахивалась — мимо облюбованной добычи. Пятерня двигалась на сухощавой руке троса. «Наверное, это и есть знаменитый «однорукий бандит», — подумал я, вспомнив случайно увиденный по телевизору сюжет про то, как в каком-то городе обманщиков Лас-Вегасе гангстеры ловко надувают охотников за призраками. Может, я и ошибался, но этот вот хитрый кран с алчной пятерней живо напоминал неизвестного мне однорукого бандита…

Гляди сюда! — показал Борька в самый угол ящика. Я не поверил глазам. В самом малозаметном и неудобном для охоты месте из-под вороха мелких призов выглядывало жерло сувенирной бутылочки. Точно такой же, как и те девять из дипломата директора школы.

Понятно теперь? — зашептал Борька. — Вот они откуда! — в нем ликовали сейчас сразу трое — Шерлок Холмс, Мегрэ и Штирлиц вместе взятые…

Глупости! — ответил я. — С чего ты выдумал? Мало ли где можно найти точно такие же?!

А вот и мало! — торжествовал Самохвалов. — Я уже обо всем расспросил Хурсанда-бобо. Не веришь — идем к нему! — и Борька поволок меня к окошечку, за которым чинно восседал, кутаясь в цветастый халат, Хурсанд-бобо — веселый старик с жидкой рыжей бороденкой и вечно смеющимися глазами. Хурсанд-бобо получал у посетителей зала бумажные деньги и, словно бревна, мигом разрубал их на пятнадцатикопеечные поленья, — ведь его автоматы работали только на таком топливе.

Борька сунул голову в окошечко и сказал:

— Хурсанд-бобо, Володька мне не верит… Вы скажите ему сами — сколько у вас таких бутылок?

Старик засмеялся, потуже запахнул полы халата.

— Еще один пришел? Тоже хочешь коньяк выиграть? Попробуй… Попробуй…

Хурсанд-бобо, мы не об этом! — взмолился Самохвалов. — Вы же сами говорили, будто эта бутылка, что сейчас лежит в автомате, у вас уже десятая.

Десятая, — подтвердил Хурсанд-бобо. — И последняя, к сожалению. Остальные вытащили.

— Кто вытащил? — спросил я. — Ночью?

Какой там ночью? Днем… — Хурсанд-бобо вздохнул — Счастливчики вытащили… Железное терпение…

Наверное, вам это большой убыток? — посочувствовал я. — Она дорогая, да?

Пять рублей, — сказал Хурсанд-бобо. — Зато пока вытаскивали — все восемь мелочью туда побросали. Если не десять… Теория вероятности называется, — заключил старик. — Наука эта, оказывается, на меня работает, в убытке остаться не дает.

Какая, какая теория? — насторожился Самохвалов. — Откуда вы такую взяли? Что она тут у вас делает?

Хурсанд-бобо заметно расцвел. Приятно ведь — школьников поучать, бить соперника на его же стадионе.

— Учиться надо хорошо — тогда знать будешь! — назидательно произнес Хурсанд-бобо. И повторил с удовольствием — Теория вероятности!

Мы такую не проходили, — вздохнул Борька.

А мне про нее эти… счастливчики рассказали.

Которые за восемь рублей пятирублевый приз выиграли? — вмешался я.

Они самые — подтвердил Хурсанд-бобо. — Двое их приходило. Очень сильно ученые ребята. Все на свете знают.

Большие?

Да побольше вас. Школу, наверное, уже кончают.

Я же говорил — это в десятом проходят, не раньше, — обрадовался Самохвалов. Ему было явно неловко перед Хурсанд-бобо за незнание какой-то там теории.

— Они мне все объяснили, — охотно рассказывал Хурсанд-бобо. — Есть, говорят, такая наука — теория относительности. Айнштейн придумал. Оказывается, если один раз повезет, то в другой — проиграешь. Или, к примеру, как в старину было? Четыре жены берешь — две попадаются добрые, а две не очень. Теория! Большая наука! — с уважением повторил старик. — Айнштейн придумал.