Павел Шуф - Приключения юнкора Игрека

— Факт! — кивнул я. — С этого и начнут.

— Вот мы и сделаем, чтобы так не отвечали. Мы им сразу предложим на выбор хоть сто надписей. И почище, чем этот ваш «Я — чемпион!» и «Солдат удачи».

— Не наш, — уточнил я. — Катин.

— Не имеет значения. Главное — всех поднять, раскочегарить. И — призы сразу же объявить за лучшую надпись.

— Какие призы? — заинтересовался Борька.

— Ценные, конечно. Фотоаппараты, велосипеды, книги. И еще — майки с надписями-победителями. Ну, как идея? Годится?

— Годится! — подтвердил я.

— А раз так — садимся и придумываем варианты.

— Сами?

— А кто же? Дровишек подбросим — вот наша операция и разгорится помаленьку. Увидите — письмами завалят.

Мы стиснули ручки и засели сочинять надписи, а Сиропов скрылся за дверью кабинета, предупредив нас:

— Сейчас вернусь. Я только расскажу в секретариате, что мы тут с вами сочинили, место в следующем номере забронирую.

Сиропов вернулся минут через десять. К этому времени у нас с Борькой и Маратиком (он тоже поспешил присоединиться к нам — видать, соблазнился ценным призом!) было готово десятка два вариантов…

— Принято на «ура»! — ликующе сообщил Сиропов. — Ждут материал! Ну-ка, что тут у вас получилось?.. Так… «Болей с нами за «Пахтакор!» Неплохо. Но — не длинновато ли? Что еще? Ага, вот это, по-моему, маленький шедевр — «Ура: каникулы!» Поехали дальше… «Я не даю списывать». Что ж, тоже недурно. Что еще?… Ого, да тут у любой фабрики глаза разбегутся! — похвалил он. — Директора бороться станут за право эти ваши шлягеры на майках штамповать. — И он медленно и с аппетитом прожевал вслух наши изобретения: «Айда в кино!», «Это — майка», «Люблю мороженое», «Привет семье!», «Сам дурак!», «Хочу учиться — не хочу жениться», «Девчонок не берем», «Го-о-о-о-л», «Черта лысого!», «Эта майка без надписи».

— Здорово! — сказал Сиропов. — Фантазия имеется. Не знаю вот только, как с педагогической точки зрения?.. Нас, братцы-кролики, школа не поймет. Зачем эти черти, дураки… Про учебу маловато! Не вижу идеи усиления борьбы за повышение успеваемости. Надо бы подпустить что-нибудь и о связи школы с жизнью.

— Может, вот это подойдет! — воскликнул Маратик и прочел написанное: «Помни: если ты хочешь стать в будущем полезным членом общества, то учись в школе только на хорошо и отлично!»

Маратик поднял глаза и явно ждал аплодисментов.

— Разве ж это надпись?! — возмутился Самохвалов. — Ее не на майке, а только на индийской сари уместить можно. Отпечатать этот твой транспарантик на отрезе метров в десять длиной, и обмотаться им, как кокон. Можно и вместо чалмы использовать.

— Не пойдет! — подтвердил и Олег Сиропов. — Слишком лобовое решение. Надо бы что-нибудь поизобретательнее. Например — «Даешь пятерку!», или в этом роде.

Я хотел было возразить, что такая майка придется по душе дяде Сидору Щипахину и не очень-то понравится Наталье Умаровне, с которой стекольщик и содрал как раз пятерку. Привести эти доводы я не успел. Зазвонил красный телефон.

— Городской, — сказал Сиропов, поднял трубку и тут же изменился в лице. Едва успев сказать «алло», он в ужасе зажмурился, дернулся и шлепнул себя ладонью по левому глазу.

— Да-да, слушаю, — сладеньким голосом пропел он. — Ну конечно же… Всегда рад… Весь внимание. Записываю… — и, не очнувшись от болезненной гримасы, он стал записывать что-то под телефонную диктовку.

— Наверное, опять диктуют что-нибудь прямо в номер? — шепнул Борька.

Маратик хохотнул:

— Черта лысого! Я знаю, кто это. Мамаша Рудика! Видали, как Олег Васильевич сразу отключился. Всегда вот так.

— Что за Рудик? — спросил я.

— Рудольф Крякин.

— Что за птица?

— Поэт, — хмыкнул Маратик. — Она каждый день новые стихи сыночка по телефону читает и требует, чтобы записали и похвалили.

— А он сам что — глухонемой?

— Здоровый, как бык. В седьмом классе.

— А почему на своих двоих сюда не приходит?

— Говорю же — мамочка не разрешает. Через дорогу одному переходить не велит. Вот и читает каждый день по телефону.

— А если по почте? Клади в конверт — и посылай, если самому топать в редакцию лень.

— Так у нее вся зарплата на конверты уйдет! — засмеялся Борька.

Наконец Олег Сиропов положил трубку и промокнул платком лоб.

— Тяжелый случай! — процедил он сквозь зубы и протянул нам листок. Я прочел название: «Школьные частушки». Дальше шли такие стихи:

Слушай, милый мой дружок,

Просьбу подпольную:

Дай тихонечко списать

У тебя контрольную.

На горе стоит козел,

Грудь привольно дышит.

Моя подружка сочинение

С десятью ошибками пишет.

Подружка моя,

Нету мне покоя.

Снова двойку получила —

Ну что это за такое!

Сиропов достал из шкафа пухлую папку, на которой фломастером было выведено: «Полное собрание частушек Рудольфа Крякина». В папку он положил и новые стихи.

— Только стихи пишет? — спросил я.

— Только… — вздохнул Сиропов. — Но мне и их хватает. Вот — складываю.

Мне стало жаль Сиропова. Несправедливо все-таки. У человека масса дел, в голове — операция. А ему приходится какую-то галиматью по телефону принимать. Неужели нельзя отказаться? Видимо, поняв, почему мы с недоумением смотрим на него, Сиропов вздохнул:

Вы не думайте, Игреки, что мне нравится вся эта музыка. Но тут, братцы-кролики, тонкая штука получилась. В кооператив я вступил, взнос паевой отдал. Все как положено. А мамаша Крякина как глянула в мои документы — так сразу и прилипла:

Ах, вы в газете работаете! Отлично! У меня сыночек, Рудик, поэт настоящий. Вы уж его поддержите, проконсультируйте. У нас всем ужасно нравится, как он пишет. И дедушке, и обоим бабушкам… Ну а сама я думаю, будет из него второй Шекспир! — Так прямо и сказала!

А Шекспир писал частушки? — полюбопытствовал Самохвалов.

Нет, конечно, — сказал Сиропов. — Шекспир Крякину — не конкурент. Да его мамаша сто Шекспиров за пояс заткнет, — горестно вздохнул Сиропов. — Она ведь и есть председатель моего кооператива. Вот ведь, братцы-кролики, какая получилась штука. Влип и капитально. От котлована до крыши.

— А дом хоть растет? — полюбопытствовал я.

Сиропов махнул рукой:

— Растет… Да только куда медленнее, чем эта вот папка, — и он с силой метнул «Полное собрание…» обратно в шкаф. — Каждый день она час у меня отнимает. Ужасно писучий у нее Шекспир растет. Ладно бы — так диктовала. А то ведь — по буквам, чтобы, не дай бог, не перепутал я чего… Просто одурел уже от ее Пульхерий, Исидоров, Серафимов и Маргарит. Да она, если по-честному, мне за вредность флягу молока каждую неделю должна ставить! И эти его частушки — собираю! Вдруг мамаша придет сюда с ревизией…

Звонок Крякиной испортил настроение Сиропову, и он предложил нам с Борькой: