Павел Шуф - Приключения юнкора Игрека

— Что за чудеса?! — опешил было я, но тут из окна третьего этажа, со скрежетом отворившегося, высунулась женская голова и тотчас завертелась в поисках виновников ее беспокойства. Она, конечно же, сразу увидела нас с Самохваловым. И не мудрено.

Задрав головы, мы все еще силились сообразить — откуда звон.

Первым опомнился Самохвалов,

— Да мы ж окно разбили… — охнул он.

Борька оказался прав. Наталья Умаровна потрясала куском стекла, оставшегося лежать на жестяном козырьке, и кричала:

— Хулиганы! Что же вы натворили… Тут же… Тут же…

Казалось, сейчас она расплачется. Но вот она узнала Борьку.

— Твоя работа, Самохвалов? — вновь закричала Наталья Умаровна. — И это вместо того, чтобы учить уроки!.. И это в то время, когда твои героические современники бороздят просторы Вселенной! И это в то время…

Она еще долго продолжала бы свой назидательный и вполне заслуженный нами героический перечень, если бы, сложив ладони рупором, я не крикнул:

— Самохвалов не виноват. Это я разбил стекло.

— Ты кто такой! — с недоверием спросила учительница.

— Балтабаев.

— Из нашей школы?

— Новенький… Мы во-он ту сосульку сбить хотели. Чтобы на малышей не свалилась.

— Сосульку? Эту, что ли?.. — и, высунув из окна указку, она толкнула сосульку толстым ее концом. Союзница Ньютона сразу же зашаталась и, отломившись от крыши, полетела вниз.

— Все что ли? — крикнула она. — Или остальные окна тоже надо спасать, пока не поздно?

— Больше не надо! — успокоил я.

— С Леопардом Самсонычем еще не познакомился? — сердито спросила она.

— Познакомился. Товарищ Мантюш-Бабайкин меня в восьмой «в» записал. К Самохвалову.

— Думаю, он с тобой еще не раз встретится! — сердито выпалила Наталья Умаровна. — Вот только попробуй сегодня же не починить окно, я тебя сама к нему отведу. Пусть подумает, нужен ли такой ученик классу «в», да и любому другому тоже! — И она с силой захлопнула раму и тотчас заставила разбитое окно зоологическим плакатом. С высоты третьего этажа на нас таращился скелет лягушки…

Мы переглянулись. Вот так дела! Еще и на уроке ни разу не был, а уже угодил в черный список.

— Не переживай! — вздохнул Борька — и сам вконец огорченный. — До второй смены у нас еще три часа. Достанем где-нибудь стекло. Вставим…

Я махнул рукой:

— Теперь уж помолчи лучше, стекольщик несчастный. Видал, как ловко она?.. Своей указкой… Я же говорил — давай к ней. А ты заладил свое: не пустит…скелеты простудятся.

Борька беспомощно развел руками, и мы поплелись домой — искать стекло. Сегодня, в первый мой школьный день в Ташкенте, анатомия стояла в расписании первой. А я, еще и не заявившись на уроки, рисковал заполучить репутацию человека, который бьет скелетам окна…

Как говорит Акрам — «Земля — круглая, и потому корабль по макушке узнают».

Когда надо, стекла на дороге не валяются. Тем более — целые. Чтобы их на окно хватило… Мы облазили весь микрорайон, обшарили свалки, но нигде не обнаружили и намека на выброшенное стекло. Наконец Борька предложил:

— А хочешь, у меня снимем?

— У тебя?.. Это где же?

— А в комнате. Там все равно двойные. Не замерзну. И мама не заметит.

— Вот еще! — отклонил я идею Самохвалова. — Если на то пошло, то надо у меня снимать. Я ведь разбил, а не ты.

Дома, с первого же взгляда на окна, мы поняли, что стекла нам отсюда не извлечь. Замазка держала его мертвой хваткой.

— Гляди, — сказал вдруг в окно Борька. — Щипахин опять тащит добычу.

Мимо наших окон семенил мужичок в телогрейке, держа в руках старую раскладушку и смеситель для душа. Я готов был поклясться, что какой-нибудь час назад эту раскладушку видел на одной из свалок, а смеситель — на другой.

— Кто такой? — шепнул я.

— Чудак один. Дядя Сидор. А фамилия у него — Щипахин. Его тут у нас все знают. У него дома склад целый из такого вот хлама. И гараж забит. Что на улице увидит — все домой тащит. Соседи мебель привезут, начинают распаковывать, а он уже тут как тут — упаковку поджидает. Поролон, фанеру, да и картон тоже берет.

— А зачем ему все это?

— Говорит, в хозяйстве все пригодится.

— И старая раскладушка?

— И раскладушка. И утюг. И выключатель, и стиральная машина. Он говорит так: одна старая вещь — это десять новых. Их только нужно уметь разглядеть.

— Но — раскладушка… — напомнил я.

— Это для тебя она — раскладушка, — объяснил Борька. — А для него это — алюминиевые трубки, запчасти…

— Ясно! — кивнул я. — Сирье!

— Вот-вот! — подтвердил Самохвалов, обрадованный тем, что я припомнил хорошее и точное слово, которое в этот момент почему-то бродило слишком далеко от его головы, чтобы он мог его заприметить и назвать первым.

— А стекло у него есть? — спросил я. — Чем стекло хуже раскладушки? Его тоже ведь, бывает, выбрасывают.

— Бывает, — кивнул Самохвалов. — Только его на части ведь не разбирают. Разве что только как ты сегодня. В школе…

Ни слова больше не говоря друг другу, мы выскочили на улицу и побежали догонять дядю Сидора, который уже входил в свой подъезд. Мы настигли его у самой двери, когда, прислонив раскладушку к телу лифта, он копался ключом в замке. Запыхавшиеся, мы навалились на него вопросом.

— Стекло есть?

Дядя Сидор задержал ключ в замке, не спеша открывать, и с удивлением оглядел нас.

— Какое надо стекло? — деловито спросил он. — Для очков? Может, для заднего обзора в «Жигульке»? На телевизер? Куда стекло-то?

Мы переглянулись. Вот так дядя Сидор! На кой нам, спрашивается, автомобильное заднего обзора, когда нас устроит всего лишь стекло для окна в кабинете зоологии. И — вполне переднего обзора.

— Оконное нам надо, — уточнил я. — Оконное. В кабинете зоологии надо срочно вставить.

— Оконное? — разочарованно протянул дядя Сидор. — А я-то думал, чего-нибудь посложнее.

И дядя Сидор занялся дверью уже всерьез. Только тут заметил я, что первым делом он освобождает дверь от широкого стального кушака, перепоясавшего дверь по диагонали. Такие могучие запоры я видел только на воротах коровника в нашем поселке, где боялись, что иначе бык протаранит ворота и уведет стадо на волю. Наконец этот кушак упал тяжелой головой на порог, и дядя Сидор, повозившись уже с замком в самой двери, распахнул ее и пригласил нас к себе.

Я шагнул в узенький коридорчик и замер, изумленный. Прямо передо мной, надежно закрывая вход из коридора в гостиную, стоял контрольный автомат, помигивая красноватым глазком. Я скосил глаза на Самохвалова и отметил про себя, что Борька спокоен. Значит его очередь удивляться давно прошла. А удивляться было чему. Автомат был точь-в-точь такой, как на станциях метро, где нужно было расстаться с монетой, чтобы попасть к поезду.