Павел Шуф - Приключения юнкора Игрека

— Если хотите — поменяем. На медали. Мы их сами хозяину вернем.

Ромка задумался и зло процедил:

— А если у нас нет медалей?

— Значит не будет и кассеты. Мы ее завтра Леопарду Самсонычу отнесем. Пусть послушает, что там твой батя про него говорит. Пожалуйста, мы не навязываемся.

У Ромки округлились глаза.

— Ты что! — зарычал он. — Обалдел, да? Мне же через месяц школу кончать. Всю малину мне оборвать хочешь?!

— Тогда давай медали.

Шакал упер руки в бока и процедил:

Да что ты с ними, Ромчел, цацкаешься? Фейсом их по тейблу — и весь им ай лав ю! Мордой, говорю, об стол — и все дела!

Да погоди ты! — цыкнул на Шакала Суровцев. — Тебе-то что. А на меня у них целая кассета намотана. Запросто можно подзалететь с папашей вместе.

Шакал развел руками:

— Тогда зачем шуметь? Махни ее на железки, пока, они согласны. Пусть потом что хотят говорят. Не пойман — не вор. Еще на них самих и подумают. Соглашайся.

— Тащите… кассету… — мрачно выдавил Ромка. — Щас поменяемся. Я тоже сюда их вынесу.

Я мельком глянул на Борьку. Что делать? Никакой копии у нас ведь и в помине нет. Борька все понял.

Не-е… — протянул Самохвалов. — Здесь не пойдет. Это не серьезно… Давайте лучше ко мне.

Зачем же домой? — закапризничал Ромка. — А мамаша?

— Мама в театре. Никого нет.

— Ол райт! — согласился Ромка. — Сейчас придем к тебе. Отпирай свою кибитку.

Ромка с Шакалом пошли за медалями, а мы побежали к Самохвалову, путем лихорадочно размышляя, что бы нам теперь предпринять. Положение, честно говоря, было безвыходным. Ведь, поняв, что кассеты у нас нет, Ромка не отдаст и медали. Мы так ничего и не успели придумать, как в дверь позвонили Суровцев с верзилой Шакалом. Они осторожно вошли в квартиру, заглянули в спальню, на кухню и балкон, и только убедившись, что, кроме нас с Борькой, в доме никого нет, Ромка достал из кармана уже знакомую нам тряпицу, не раскрывая ее, позвенел медалями и сказал:

— Ну…

Мы молчали, замерев как политые в мороз водой из шланга.

— Ну! — повторил Ромка. — Гоните кассету. Есть она у вас или нет?

Я оцепенело молчал.

— Есть! — уронил Борька. — Есть кассета… Она… Она… В подвале!

— Ну так доставай скорее. Чего тянешь резину? Ступай в свой швейцарский банк.

— Сейчас… достану… — пролепетал Борька и, пятясь, ушел на балкон и нырнул в подвал.

Прошло минуты три, а Борька все не выходил. Ромка начинал терять терпение.

— Ну чего ты там? — крикнул он. — Забыл, что ли, где лежит?

Борька высунулся из люка и виновато сообщил:

— Не забыл… Просто тут света нет, темно… Володька, возьми спички на кухне, у плиты… Иди сюда, посветишь.

Начиная смутно догадываться, что Борька успел что-то придумать, я схватил спички, быстро спустился к Борьке в подвал и начал, для вида, жечь спичку за спичкой. Наконец, взбешенный Ромка склонился над люком и закричал:

— Эй, только честно: есть кассета или нет?

Я молча продолжал жечь спички.

— Значит — есть! — заключил Ромка. — Учтите, мы вас отсюда не выпустим, пока не получим кассету. Мамаша во сколько придет?

— В десять, — честно ответил Борька.

— Вот и прекрасно! — заключил Суровцев. — Нам спешить некуда. Сидите в своем швейцарском банке, пока не найдете.

Он сбросил нам в подвал еще два блока спичек, которые увидел на кухне. В каждом из них было по пятьсот спичек, и жечь их можно было до конца учебного года.

— Привет! — засмеялся Ромка и со страшным стуком захлопнул люк. По скрежету над головой мы поняли, что он поставил на крышку люка стул и сел.

Я зажег спичку. Тусклый свет выхватил счастливое лицо Борьки.

Ты все понял? — радостно зашептал он.

Все, — вздохнул я. — Сидим в каменном мешке.

— Вот чудак! — растормошил меня Самохвалов. — Для чего ж мы с тобой лаз рыли? Давай, лезь к себе — и быстро в школу, за Николаем Алексеичем.

Услышав это, я чуть не упал от изумления. Наконец, придя в себя, прошептал:

Ты… Борька… Ты — гений!.. Представляешь, со-о-всем забыл. Думал, что нам теперь здесь капут — пока мама твоя не придет… Слушай, побежали вместе!

Нельзя, — отклонил Борька. — А вдруг они поднимут крышку — что, мол, да как? Нет, я здесь побуду.

Борька был прав. Кто-то должен был усыплять бдительность Ромки и Шакала. Я нырнул в лаз и через мгновение поднял крышку люка в своем подвале.

Мама была на кухне. Увидев меня, спешно выходящего с балкона, она вскинула удивленные глаза:

Разве ты дома?

А где же еще… — пробурчал я, пробиваясь к двери.

— Погоди! — заволновалась мама. — Ты куда? Помоги хоть пельмени налепить — ведь Акрам сейчас приедет. Будь человеком!

— Сейчас… сейчас… — механически повторял я, выкатывая велосипед в подъезд. Мама таращила на меня глаза, ничего не понимая и просыпая муку на палас.

— Я быстро…

В школу я мчал, думая лишь о том, чтобы Николай Алексеевич был там. Я увидел его издали, еще въезжая во двор. Физик стоял в группе учителей, был с ними и директор школы Леопард Самсонович Мантюш-Бабайкин. Выбора у меня не было. Подлетев к учителям, я спрыгнул с велосипеда и, тяжело дыша, потянул за рукав Николая Алексеевича.

— Скорее! Там… Медали… А то уйдут!

— Медали?! — вздрогнул физик. — Уйдут? — Он перевел растерянный взгляд на директора:

— О чем он, Леопард Самсонович?

— Говори толком! — сердито сказал директор. — Что случилось? Где медали?

— У Самохвалова… В третьем доме…

— У Самохвалова! — всплеснула руками Наталья Умаровна. — Какой ужас! Кто бы мог подумать! А такой, казалось бы, хороший мальчик… Ох, горе ты горькое… Вот она — безотцовщина!

Я хлопал глазами, силясь понять, о чем это толкует Наталья Умаровна. По ней и вовсе выходило, что медали стащил Борька. И сообразив наконец, это, я вскричал:

— Вы не поняли… В смысле — не у Самохвалова, а у него дома! А сам Борька сейчас в плену сидит… В подвале… Они его не выпускают.

Видимо, я все-таки объяснял по-прежнему путано. Учителя переглядывались. Какой подвал? Какой плен?

Может, мальчик нездоров? — покосился Леопард Самсонович на Наталью Умаровну. — Переутомился малость. Знаете, после третьей четверти это иногда случается…

Да здоров я, здоров! — в отчаянии закричал я. — Идемте скорее! Говорю же вам — там Борька в плену. А медали у Ромки и у Шакала. Скорее надо! Ну, пожалуйста…

Пожалуй, надо пойти, — сказала Наталья Умаровна. — Вы идете, Николай Алексеевич?

— Ну конечно, конечно… — закивал физик.

— Я тоже пойду! — сказал Леопард Самсонович и, глянув на Лену Авралову, прибавил — И вам, Леночка, тоже советую присоединиться к нам. Разберемся на месте, что происходит.

От школы до нас ходу быстрым шагом — минут восемь. Но мне казалось, что мы идем целую вечность. Я кружил на велосипеде и нервно поторапливал группу спасателей: