Павел Мисько - Новосёлы

Вилка и кругленькая, в цветочках, ложка зашагали по столу. Шли и ссорились, как будто дядька и тётка возвращались с ярмарки. Ложка часто останавливалась, наскакивала на вилку, кудахтала, как курица. Дядя-вилка отступал, уклонялся от наскоков. Он немного шатался и пробовал петь, Наверно, подгулял где-то после удачного торга.

— Г-гы… — первым не выдержал Вася.

— Я говорил уже: куклами могут быть человеческие руки и пальцы…

Левон Иванович включил настольную лампу и повернул абажур в сторону. На стенке образовался светлый круг. Дядя Левон начал что-то выделывать пальцами, и в том кругу зазевали тени-волки, запрыгали испуганные зайцы, плавно изгибал шею красавец лебедь, о чём-то рассказывал и плевался, презрительно оттопыривая большую нижнюю губу, дядя-охотник…

Лампу Левон Иванович не выключил, а только опустил абажур вниз. В комнате уже сгущались сумерки.

Дядя Левон выбрал две самые большие скорлупки орехов, надел на указательные пальцы. Сел верхом на стул, лицом к спинке… И вдруг из-за спинки обыкновенного, а не волшебного стула показались двое мальчишек! Из школы, наверно, возвращаются… У одного пацана шапка сдвинута на ухо, у другого на лоб. Остальные пальцы дядиных рук — руки и ноги мальчуганов. Идут, подфутболивают невидимые портфели: «И-и — гэх! И-и — гух!» Дядя и хохотал вместо них на разные голоса, и подсвистывал. А потом схватились друзья — кто кого повалит?

— На Васю один похож! — фыркнул Серёжа.

— Скорее, на тебя… — огрызнулся Вася.

Пацаны борются, пыхтят, не поддаются один другому. Вдруг левый трах правого по голове! Сбил шапку и как поддаст её ногой! «Ах, так?!» — вскипел правый, схватил большущий кол — и за ним… Ой, не кол — карандаш! И не пацаны это…

Фу ты, вот так фокус!

И тут дядя Левон поднял ладони, подвигал пальцами… Пальцы как пальцы! Обыкновенные, человеческие.

— Вот и вся их дружба, — сказал Левон Иванович. — Ну, какая у них может быть дружба, если один думает, как бы унизить другого, сделать ему неприятное?

Дядя Левон посмотрел на Васю, и мы все посмотрели. А он завертелся, стал нарочно рассматривать картинки на стенах. Как будто его ничего не касалось!

Дошла очередь и до куклы-мальчишки.

Дядя взял её со столика и надел на руку, как рукавицу. Мальчишка сразу захлопал руками, запищал тоненько: «Ур-ряя!» А может, мне послышалось?

— Такие куклы называются петрушечные или перчаточные, — говорил дядя Левон, а мальчишка и кивал ему, и махал ручкой. — Ну что, что ты хочешь? — наклонился к нему Левон Иванович. Кукла сначала прижалась носиком к дядиному уху, а потом подёргала за него. — А-а, ну ладно, скажу… Ну, хорошо, хорошо… Почему, спрашивает, не сказал, что его зовут Шурик. Возьми сам и скажи!

Шурик закрутил головой.

— Смелее, не стыдись.

Шурик завертел головой ещё сильнее.

— Ну, хорошо, будем считать, что познакомились.

Шурик радостно закивал головой, погладил Левона Ивановича по щеке, схватил за нос, взлохматил реденькие волосы.

— Ты уж не балуйся, а то дети нехорошо о тебе подумают.

— Ой, а почему у тебя такие большие глаза и нос? — тоненько пропищал Шурик.

Хоть голову мне рубите — запищал по-настоящему! Ни губами не шевелил, ни своего нарисованного рта не открывал, а всё же заговорил! И Левон Иванович молчал, я хорошо видел!

— Почему, почему… Потому что я сам большой, а не такой карапуз, как ты, — ответил ему Левон Иванович и нацепил себе на нос очки.

Шурик круть на дядиной руке! И начал снимать у него очки.

— Ух, какие большие! Я из них себе велосипед сделаю.

— Из очков велосипед? — удивился дядя. — Не дам, как же я без них буду газеты и книги читать?

— Я хочу читать! Я хочу читать! — задёргался мальчишка и чуть не соскочил с дядиной руки.

— На, пожалуйста. Только не разбей… — Левон Иванович помог Шурику приставить очки к нарисованным глазам. — Ну, что же ты молчишь?

— Сейчас… Кружо-о-очек… Кривые палочки… А вот жук! Жук нарисован! — замахал ручками, завертел восхищённо головой Шурик.

— Эх ты-ы! «Кружочек»… «Жук»… Это буква «О» и буква «Ж».

— Я и хотел так прочитать, но очки не подходят.

— Болтун ты, Шурик. Очки разве виноваты? Дети вон в школу ходят, стараются, чтоб научиться читать и писать.

— И я пойду в школу! И я хочу в школу! — снова задёргался, запрыгал на руке, запищал во всё горло Шурик.

Левон Иванович сиял куклу. Чудо кончилось!

— Ух ты! — выдохнул Жора. — Неживой, а как живой.

— А… а как он пищит — неживой? — сглотнул слюну Вася.

— Хэ, в нём такая пищалка в животе спрятана! — сказал я.

Серёжа соскочил с дивана, схватил куклу-мальчишку и заглянул под рубаху, даже рукой пощупал. И глаза выпучил:

— Пустой живот!

— Хоцу Сурика… — заныл Генка. Но на него все зашикали, и он смолк.

— Не ищите напрасно, — улыбнулся дядя Левон. — За куклу артист говорит. Так говорят за кукол только тогда, когда артист весь на виду. Когда-нибудь я научу вас так говорить, чтоб никто не догадался, что это вы. Но это ещё не скоро, на самом последнем этапе. А у нас с вами пока и так хватит работы. В следующий раз нарисуем кукол, потом начнём лепить их по рисункам. Приносите побольше пластилина… Будем делать таких, как Шурик, — перчаточных. А вообще кукол разных на свете много. Некоторыми управляют сверху за ниточки. Марионетки называются… Гурвинека видели по телевизору?

— Видели! Как живой всё делает!

— Он смешной очень!

— И Гурвинек, и его папа Спейбл, и все куклы в этом чешском театре — марионетки, — сказал Левон Иванович. — А бывают ещё куклы тростевые, механизированные, мимирующие. «Необыкновенный концерт» видели по телевизору? Это в театре дяди Образцова. А думаете, легко заставить отплясывать куклу-цыгана? Человек пять управляют ею.

Наконец Левон Иванович взял ту куклу, что без рук, без ног — одна сморщенная голова. Набросил ей на голову платочек, завязал. Старушка получилась!

— Мимирующие куклы больше в одиночку любят выступать, например, на концертах, — сказал дядя Левон.

— Правда, шоколик, правда!.. — запищала, зашамкала беззубым ртом бабуся и давай кривляться, как обезьяна перед зеркалом: и бровями шевелить, и подмигивать, и лицо вытягивать, как будто чему-то удивляется, и морщиться презрительно. — Не жалей, жолотой мой, дай орешек попробовать… — просила бабуся. — Жабыла, какие они на шкус…

Дядя Левон вложил ей в рот орех. И началась комедия!

— Не шмейтеша, шупоштаты, и у ваш жубов нету… — кивнула бабка головой на Васю и Серёжу и как куснёт орех! А крючковатый нос как долбанёт в подбородок! Перекинула орех за одну щеку, за другую… Раскусить пытается. Подбородок прыгает вверх-вниз, в стороны — чуть не до ушей. Стонет бедная старушка, наконец: — Чфу! — Орех летит из бабкиного рта, как пуля из ружья. — Не шкусный…