Иван Евлогиев - Сокровище магов

— Наша облава, кажется, ни к чему не приведёт. Боюсь, что дичь ускользнёт из-под самых наших ног.

В довершение ко всему, руководитель участка, стар­ший геолог Петров не разделял мнения профессора, что в поисках месторождения, — а оно, судя по всем дан­ным, должно было находиться в этом месте, — следует стеснять концентрические круги бурения вокруг Орли­ного Гнезда. Петров считал, что если рудный пласт не был обнаружен в старых проходках, в этих «полых про­странствах», то он вообще едва ли здесь существует. Разведка старых выработок представлялась ему ненуж­ной архивной работой. Не подкрепляя занятую им пози­цию вескими соображениями, он предлагал вести раз­ведку иным путем, по другому графику. Он находил, что надо отказаться от продолжения работ на Орлином Гнезде, в особенности же от выработок около осыпей в районе Чёртовых Берлог.

Сегодня профессор должен был посетить группу Петрова и присутствовать на кратком производственном совещании. Такие совещания проводились ежедневно с различными группами. Профессору хотелось привести перед собранием убедительные доводы в пользу своей точки зрения, но он всё ещё не располагал данными, подтверждающими её. Работа с рудоскопом, на кото­рую он возлагал такие большие надежды, тоже не дала ожидаемых результатов. Больше того, она навела его на новые сомнения. Терзаясь этой неопределённостью, профессор ходил по своему кабинету из угла в угол, без всякой надобности спускался в лабораторию, брал разные пробы руды и, не видя их, держал перед глаза­ми. Мысли его терялись в догадках. Он перебирал в уме разные варианты работы. В конце концов он махнул рукой, опустился в кресло и стал смотреть в окно на расстилающееся перед ним зелёное море елового леса. Его губы что-то шептали. Вдруг он вскочил с места.

— И всё-таки я его найду! Я его найду!

Хотя за окном светило радостное июльское солнце и лес шумел весело и бодро, он нервно опустил штору. Ему казалось, что заливавший комнату свет мешает работать. Он сел за письменный стол. Лёгкий ветерок парусом надувал занавеску, трепал его волосы.

На столе перед ним была развёрнута большая спе­циальная карта. На ней он набросал красные, жёлтые и синие кружки и линии, отдельные участки, пункты бурения, полученные результаты, открытые рудные жи­лы. Он стал рассматривать карту, по привычке разго­варивая сам с собою вслух:

— Аномалии не случайность. Что-то должно нахо­диться в пластах под этими голыми скалами! Но что это? Чем объяснить эти непонятные отклонения?

Профессор заворочался в кресле, утёр платком пот­ный лоб.

— Почему не даёт показаний рудоскоп? Почему проваливаются в кусты буры? Куда они там деваются в этих ямах, в этом беспросветном подземном царстве? И как в него заглянуть? Может быть, удовольствоваться результатами работы на периферии разведываемой об­ласти и направить туда металлургов? Нет, это привело бы к ещё большей путанице! Неужели под верхним слоем нет скальной породы? А может быть, это какой-то гигантский катаклизм… и мы висим над бездной?.. Но ведь рудная жила — реальность. Она теряется, но всё же существует.

Профессор встал из-за стола, подошёл к окну и поднял штору. Перед его глазами снова открылась вся область разведки, утопающая в зелени. Стройные ели покрывали горные склоны, колыхалась сочная трава лугов, порхали бабочки, пели жаворонки, верещали кузнечики. Профессор провёл ладонью по разгорячён­ной голове и глубоко вздохнул.

«Молчишь, молчишь, старая Родопа! Ничего не хочешь раскрыть перед нами. А по тебе прошли миллио­ны поколений, над тобой пронеслись миллионы событий, произошли миллионы изменений. Твои вершины отра­жались в водах Тетиса, называемого теперь Средизем­ным морем, чтобы потом погрузиться в них в конце эоцена. Тебя заливала риолитная вулканическая лава. Миоцен потрясал твою каменную грудь — чередова­лись катаклизмы, разрушения, провалы, восход! Ты многолика, Родопа, а потому ты такая молчаливая. Но ты должна заговорить и… конечно, заговоришь!..

Заложив руки за спину, он снова вернулся к столу. Из-под насупленных бровей обвёл взглядом окружаю­щую его обстановку, как бы отыскивая притаившуюся беду, чтобы взглянуть ей прямо в лицо. Потом он сбро­сил пиджак на спинку кресла, вышел на лестничку, взял стоявший там на ступеньке деревянный ящик с рудо­скопом, сунул в карман блокнот и быстро вышел на­ружу…

Сжав губы, как бы негодуя на весь мир, он напра­вился к острым скалистым вершинам Орлиного Гнезда. Он шёл, опустив голову, и что-то бормоча себе под нос.

— Ни один геолог не усомнится в правильности показаний прибора Штекарта. Допустим, что моему рудоскопу не хотят верить. Ведь мы, болгары, такие — мы своему ещё не верим. Но маятнику? Что же, и ему верить нельзя? Ведь колебания-то налицо! Они-то не случайны. Так проверьте! Если нужно, в землю зарой­тесь, но проверьте!.. Именно в землю… Они, видите ли, не желают копаться в старых выработках. А чего же они хотят? «Открывать» только то, на что сама зем­ля им указывает? Ну, да там простым глазом видно, что есть руда. Сама жила показывает. Вот здесь, здесь надо выяснить, почему…

Выбрав подходящее место, профессор начал распо­лагаться со своими приборами. Он вырыл неглубокую ямку, установил в ней рудоскоп и лёг рядом с ним на землю. Затем он вытянул графическую трубку и забыл обо всём окружающем. Приступив к работе, он ожи­вился и весь преобразился.

— Так, та-а-ак, диагонали подрагивают… Очень хорошо… Эх, снова отскочили, чёрт его подери! Нет, нет, нельзя допустить, чтобы… Совершенно непонят­но… Какая-то фантасмагория!..

Он быстро собрал свои принадлежности и приборы с таким видом, словно хотел сказать каждому, кто бы сейчас его увидел: «Не всё ли мне равно, что ты об этом думаешь?». Затем он быстро пошёл к осыпям.

Его торчащая вперёд острая бородка придавала его лицу выражение крайнего упорства.

— И всё-таки я его найду! Оно здесь, здесь!

Не переставая бормотать, он снова расставил свои приборы.

— Ведь это же невозможно, чтобы диагонали под­сказывали: «Ищи, старина, это здесь», а горизонтали говорили противное: «Вот, не желаю тебе подчиняться. И ничего без нас у тебя не выйдет!»

Задыхающийся, усталый, близкий к полному отчая­нию, он лёг на горячий песок рядом со своим аппара­том и уставился в магический глазок рудоскопа. Торо­пливым жестом он потянул чёрную ленту, на которую прибор наносил графическое изображение. Красная ли­ния на ленте металась как сумасшедшая, делая зигзаги то вправо, то влево. Внимательно следя за каждым дви­жением иглы на чёрной ленте, профессор, поднимая целый столб пыли, тащил свой аппарат дальше. Про­должая свои наблюдения, он громко кричал: «Здесь, здесь!.. дрожит… неповторимо… чудесно!..»