Станислав Жидков - Дольчино

— А потом? — взволнованно спросила Маргарита.

— Потом несколько лет бродил по стране. Был поводырём у слепцов, служил в придорожных трактирах… Один дворянин, готовившийся к рыцарскому турниру, взял меня как-то в помощники для тренировок. Ежедневно мы облачались в доспехи и дрались тупыми мечами. Первое время меня часто отливали водой после его ударов. Постепенно я наловчился и начал побеждать его. Тогда меня выгнали… А год был голодный. Я сильно бедствовал. Раз, зимой, больного, меня подобрал на дороге странствующий проповедник из апостолов. Он донёс меня до ближайшей деревни, ухаживал за мной, делился последним куском. Когда я выздоровел, мы стали ходить вместе. Брат Павильо познакомил меня с учением Сегарелли. Многое, о чём я раньше смутно догадывался, стало ясным. Я помогал ему как мог. И сам стал выступать с проповедями. В одном из городов нас схватила инквизиция. Мне чудом удалось вырваться…

Рассказчик умолк. Дорога круто повернула в сторону. На фоне далёких гор показались верчельские стены из серого песчаника. Навстречу стали попадаться повозки и пешеходы. У городских ворот солдаты собирали деньги с проезжающих. Они то и дело вступали в перебранку с крестьянами, везущими на рынок свои товары. Не останавливая коня, Дольчино бросил к ногам стражников серебряную монету.

Достигнув восточной части города, путники остановились у двухэтажного здания остерии [12] Осте́рия — гостиница, трактир. , расположенного между большими патрицианскими палаццо. Это был старый дом с узкими, точно бойницы, окнами. Над низкой дубовой дверью висела широкая доска с изображением оленьей туши. Хозяин почтительно принял гостя.

Дольчино занял весь первый этаж, приказал немедленно дать лошадям корму и распорядился не принимать без его ведома других постояльцев. Властный тон и несколько золотых заставили хозяина беспрекословно повиноваться.

Обосновавшись в остерии и заказав обед, Дольчино послал братьев разыскивать нужных ему людей. Сам он вместе с Маргаритой отправился в квартал кожевников, расположенный на окраине города.

Миновав сравнительно чистые и спокойные улицы, где жили цеховые старшины и торговцы-скупщики, они очутились в грязных, шумных переулках ремесленников и наёмных рабочих. Деревянные лачуги, невзрачные постройки из нетёсаного песчаника лепились здесь одна к одной.

Вскоре Дольчино и Маргарита нашли старый, покосившийся дом с железным флюгером на крыше. Над дверью, прямо на стене, был нарисован охрой большой башмак — знак принадлежности хозяина к цеху башмачников. Пройдя полутёмные сени, они попали в низкую квадратную комнату с земляным полом.

Стол, лавка да деревянная кровать за дощатой перегородкой составляли всю обстановку. В круглых чанах у стены мокли заготовки. Тут же, в углу, стоял заваленный обрезками верстак и лежали инструменты мастера. Пахло варом и сырой кожей. В центре комнаты на чурбане сидел, смоля дратву, сутулый человек лет пятидесяти. У окна работала за прялкой женщина. Мальчик-подросток и две девочки поменьше старательно сучили нити.

При появлении нежданных гостей все повернулись к двери.

— Новые заказчики? — с поклоном осведомился хозяин.

— Когда ветер крепчает, не время заказывать сапоги, — негромко сказал Дольчино.

— Неужто ты? — вглядываясь в незнакомца, воскликнул башмачник. — Вот славная встреча! Значит, сбываются слова Сегарелли. Близок желанный час!

Мастер обрадованно шагнул навстречу вошедшим и поочерёдно заключил их в объятия. Жена и дети башмачника с изумлением смотрели на богато одетых незнакомцев.

— Ну-ка, Марио, прикрой окна! А вы, попрыгуньи, марш на улицу, да не забудьте подать знак, если покажется кто чужой.

Хозяин отвёл гостей в дальний угол и усадил на лавку.

— Прошло десять лет, Сильвано, с тех пор как ты сменил посох проповедника на молоток ремесленника, а повадки твои не изменились, — засмеялся Дольчино.

— Я переменил профессию, но не убеждения, — вздохнул мастер. — Уцелеть же с нашими убеждениями может лишь тот, кто не забывает об осторожности.

— Ты прав, — согласился Дольчино, — однако поговорим о деле. Как верчельские братья?

— Первое время после казни Сегарелли многие растерялись, думали даже распустить общину. Потом пришло твоё послание, люди воспрянули духом. За эти месяцы в орден вступили сотни подёнщиков и подмастерий.

— А что творится в округе?

— Крестьяне разорены и бегут из деревень. Все ненавидят сеньоров и духовенство. Сейчас самое время начать.

— Я слышал, епископу удалось выслать из города Тиццони [13] Тиццо́ни — бывший правитель Верчелли, вождь гибеллинской партии, которая выступала за императора, против усиления светской власти римского папы. и других гибеллинов?

— На этот раз гвельфы одержали верх, но борьба продолжается. У сторонников императора здесь много сообщников. Неизвестно, долго ли Авогадри [14] Авога́дри — члены дома, к которому принадлежал верчельский епископ. Возглавляли в городе гвельфскую партию, поддерживавшую папу в борьбе за власть. продержатся у власти.

— Пока волки грызутся, охотникам легче бить их, — задумчиво произнёс Дольчино…

Через час Дольчино и Маргарита покинули дом башмачника и направились к находившейся неподалёку церкви святой Аньезы. Это было высокое каменное здание с колокольней и многочисленными пристройками. У небольшого, утопающего в зелени флигеля они остановились. На стук вышла сгорбленная старушка.

— Можно ли повидать каноника Августа? — обратился к ней Дольчино.

Старая женщина с удивлением посмотрела на сеньора и его спутницу.

— Их преподобие болен. Если вам нужен священник, ступайте к отцу Захарию. — Она показала рукой в сторону церкви и хотела закрыть дверь.

— Подожди, Адели, — удержал дверь Дольчино. — Неужели ты не хочешь впустить своего питомца?

— Дольчи? — ахнула старуха, в глазах её засветилась радость. — Вернулся? — Она прижалась седой головой к его груди. — Как хорошо, что ты здесь. Старик так хотел проститься с тобой. За последние дни он совсем ослаб… Не знаю, как и доложить о твоём приходе…

— Не спеши, Адели, я сам доложу о себе.

Дольчино уверенно вошёл в дом, оставив женщин на пороге.

В комнате священника почти ничего не изменилось. Те же аккуратно обмазанные белой глиной стены, тот же старый, рассохшийся, окованный медью сундук, полки с книгами у окна да большое деревянное распятие в неглубокой нише. Дольчино показалось, что он лишь вчера покинул этот дом.

Он подошёл к постели больного. Старик спал, откинувшись на подушки. Внезапное волнение охватило Дольчино. С грустью смотрел он на глубокие морщины и седую бороду своего первого учителя. Неожиданно Август открыл глаза. Его белёсые брови поднялись. Он шевельнул тонкими пальцами, будто желая убедиться, не сон ли это, и улыбнулся: