Эрих Распе - Путешествия барона Мюнхгаузена

Ближайшая к нам ледяная гора находилась приблизительно в полумиле от нас. Я заметил на ней двух больших белых медведей. Когда мы подплыли к этой горе, я взял ружье и тронулся в путь; но чем ближе продвигался я к вершине, тем невыразимо тяжелее и опаснее становилась дорога. Скоро мне пришлось перепрыгивать через страшные пропасти, затем, постоянно падая и снова поднимаясь на ноги, четверть часа безостановочно вползать по гладким, как зеркало, покатым склонам, и прошло много времени, прежде чем мне удалось добраться до медведей, которые, однако, не дрались, а совершенно мирно играли друг с другом…

Тут только я увидел, что каждый из них был величиной по меньшей мере с доброго, хорошо откормленного быка. Я уже оценивал стоимость их шкур и только что прицелился, как правая нога моя соскользнула, и я полетел кувырком вниз. От сильного удара я потерял сознание, а когда снова пришел в себя, вероятно, через полчаса, то оказался не в особенно приятном положении. Одно из чудовищ, очевидно, перевернуло меня лицом вниз и как раз в этот момент схватило зубами застежку моих кожаных брюк. Ситуация не из приятных! Кто знает, куда утащила бы меня эта бестия, но я вынул из кармана складной нож — тот самый, который вы здесь видите, — и отрубил три пальца на левой задней ноге медведя. Как я и ожидал, зверь тотчас же бросил меня и страшно заревел. Я быстро схватил ружье, лежавшее лишь в двух шагах от меня, и вогнал медведю в сердце два лота свинца, так что он сразу упал мертвым на землю, вернее, на лед… Однако, отправив на тот свет одно из этих кровожадных животных, я тем же выстрелом разбудил несколько сотен других, спавших на льду в полумиле вокруг. И скоро они начнут собираться со всех сторон… Нельзя было терять времени, и мне несдобровать, если не придумаю какого-нибудь средства спасения.

Ну, и что же я сделал?..

Примерно за такое же время, сколько нужно набившему руку охотнику, чтобы снять шкуру с зайца, я содрал с мертвого медведя его шубу и сам влез в нее, причем моя голова пришлась как раз под его головой… Едва я успел перерядиться, как подошли сначала десятка два медведей, а через несколько минут собралась и вся стая!

Меня бросало то в жар, то в холод в моей шубе, однако моя уловка удалась превосходно…

Все эти бестии рычали и ревели вокруг меня, обнюхивая то меня, то ободранный труп своего собрата… Однако, должно быть, все, по их мнению, обстояло благополучно, хотя и было несколько удивительно, потому что они всевозможными знаками приглашали меня принять участие в их играх… Ну я, как умел, старался подражать всем их манерам и движениям и при этом соображал, что теперь делать и как отвязаться от непрошеного общества.

Тут я вспомнил, как один старый фельдшер рассказывал мне, что перелом спинного хребта приводит к мгновенной смерти… Это надо попробовать! Я снова взял в руку нож и вонзил его самому крупному медведю в шею.

Вы правы, если подумали сейчас: «Какой отчаянный поступок!..» Конечно, и мне в тот момент стало очень страшно: несомненно, переживи только чудовище мой удар, я был бы растерзан в клочки! Однако моя попытка блестяще удалась. Медведь упал к моим ногам, не охнув.

Оставалось, значит, только тысячу раз повторить тот же удар… К счастью, незадолго перед тем я плотно позавтракал. Итак, я со свежими силами принялся за работу, и хотя то справа, то слева беспрестанно падали трупами один мишка за другим, тем не менее на остальных это не производило никакого впечатления… Наконец я уложил последнего — и стал, как Самсон, расправившийся с тысячей филистимлян!..

Закончу вкратце: после этого я вернулся на корабль и привел с собой на поле боя три четверти его экипажа, чтобы снять с медведей шкуры и перенести на палубу окорока и меха. Мы кончили работу лишь к солнечному закату, и капитан Фиппс жалел, что не мог принять более деятельного участия в геройских подвигах этого медвежьего дня.

Другое морское плавание я совершил в Ост-Индию с капитаном Гамильтоном. Тогда со мной была превосходная легавая собака, и в один прекрасный день, когда мы только заговорили о том, что по последним наблюдениям и измерениям мы находимся на расстоянии по меньшей мере трехсот миль от ближайшей суши, я должен был обратить внимание господ офицеров на мою собаку, которая еще час назад обнаружила присутствие дичи где-то поблизости. Из этого я заключил, что, вопреки лоции и всему прочему, мы должны быть неподалеку от земли, но мои слова были встречены общим хохотом. Однако это нисколько не поколебало у меня доверия к моей собаке, и я предложил капитану побиться об заклад на сотню гиней, что мы в течение получаса найдем дичь. Капитан, предобрейший человек, засмеялся и шепнул судовому врачу:

— Мюнхгаузен сошел с ума. Я не могу принять такого пари.

Доктор на это возразил тоже шепотом, но настолько громким, что я мог все слышать:

— Нет, капитан! Он совершенно здоров, но доверяет чутью своей собаки большее, чем разуму всех ваших офицеров… Он, разумеется, проиграет, да и поделом.

— Тем не менее, — сказал капитан, — с моей стороны было бы не совсем честно согласиться на такое пари. Впрочем, тем больше будет для меня чести, когда я потом верну ему деньги.

Тем временем поведение моей собаки еще больше укрепило меня в моей правоте, и, когда я вторично предложил пари, Гамильтон принял его. Но едва мы уговорились и ударили по рукам, как сидевшие с удочками матросы вытащили из воды громадную акулу. Собака стала крайне беспокоиться, и я сказал коротко:

— Ну, вот вам и дичь!..

И действительно, когда вспороли акуле брюхо, в ее желудке оказалось шесть пар живых куропаток! Бедные животные так долго были в заключении, что одна из самок уже сидела на семнадцати яйцах, и из одного вылупился цыпленок как раз в то время, когда птичек извлекли на свет Божий. Мы воспитывали этого птенчика вместе с котятами, родившимися за несколько минут до того. Во время этого плавания у нас никогда не было недостатка в свежей дичи, потому что та или другая куропатка постоянно высиживала новое потомство…

Несколько недель спустя мы пересекли с полагающимся по этому случаю торжеством экватор милях в ста к западу от Суматры и направились затем прямо на север, в сторону Калькутты и Бенгальского залива. Тут число окружавших нас крупных морских чудовищ возросло в такой поразительной степени, что эти небывалых размеров рыбины стали стеснять движение нашего корабля. Одно из этих животных было так громадно, что мы не могли рассмотреть его во всю длину даже в подзорные трубы. К несчастью, мы заметили это чудовище только тогда, когда уже было невозможно избежать встречи с ним среди кишмя кишевших китов и других морских животных. Мы видели, как этот гигант подплывал к нам все ближе и ближе, — и вдруг он раскрыл пасть и втянул наш корабль со всеми мачтами и распущенными парусами между своими исполинскими зубами, сравнительно с которыми грот-мачта величайшего военного судна показалась бы маленьким прутиком.