Эрих Распе - Путешествия барона Мюнхгаузена

— Мюнхгаузен, — с улыбкой сказал султан, — так вы, конечно, теперь не сможете даже оторвать от земли эту пушку. А?

— Это спорный вопрос, — возразил я, поднимая медное чудовище одной рукой.

— Ну хорошо, это вам удалось, — продолжал султан, — но бьюсь об заклад, что вы не сможете пронести ее на сто шагов.

Я в раздумье глядел на пушку, но когда султан насмешливо воскликнул: «Идет? Вы получите по сто золотых монет за каждые десять шагов, на которые вы пронесете пушку!» — во мне расправили плечи честолюбие и гордость.

— Ладно, ваше величество!

Проворно сняв кафтан и жилет, я поднял обеими руками орудие, уложил его на левое плечо и спустился с ним по откосу.

— Черт возьми! — только и смог произнести султан.

Я лишь молча пожал свободным правым плечом, вошел в море и поплыл.

— Вот это так штука! Только вы долго не выдержите!

— Посмотрим! — возразил я. — Что вы дадите, ваше высочество, если я доплыву до того берега?

— Шестьдесят тысяч двойных червонцев! — крикнул мне вслед султан, а я поплыл дальше и благополучно, правда с трудом переводя дух, добрался до азиатского берега.

Я лежал, собираясь с силами на берегу, когда подошла восемнадцативесельная галера и лейб-паша передал мне, что султан немало удивлен, поздравляет меня и предлагает вчетверо большую награду, если я доставлю пушку на ее старое место. Ну, это было стоящее предложение! За шестьсот тысяч червонцев можно было совершить нечто необыкновенное!.. Я почувствовал в себе прилив свежих сил и, сказав, что султан сейчас получит от меня ответ, схватил гигантскую пушку и лихо швырнул ее на европейский берег… Однако я все-таки переоценил свои возможности. К несчастью, тяжелое орудие рухнуло в море в трехстах шагах от противоположного берега вместе с моими надеждами на кругленькое состояние. Там оно лежит, вероятно, и по сей день…

Разумеется, я уже не отважился показаться в Константинополе, ведь мне наверняка пришлось бы иметь дело с шелковым шнурком. Поэтому я купил у рабочего скромное платье и поспешно бежал на проплывавшем мимо венецианском корабле. После этого случая я уже не бывал в Турции…

Но вот явилась хозяйка. Ну, что, ужин готов?.. Вот, господа, вам новое знакомство!.. Вы знаете знаменитую лудогу?.. Нет? Ну, так зовется нежная порода рыбы, живущая только в Боденском озере. Двадцать пять лет тому назад был я в Базеле, где один из моих друзей справлял свадьбу. Хозяйка гостиницы, в которой через неделю должен был происходить свадебный пир, жаловалась, что не могла получить лудоги из Констанца, потому что запас этой рыбы там иссяк. Я попросил описать мне эту породу и, хотя никогда не считался любителем рыбной ловли, отправился в Констанц и в три дня наловил целый ящик рыбы. На следующее утро я с ужасом сообразил, что свадьба и свадебный обед должны состояться уже в тот самый день. Надо было поторопиться. Пораскинув мозгами, я уселся на ящик с рыбой, чтобы на нем спуститься по Рейну. По дороге я поймал на удочку еще девятнадцать довольно больших лаксфорелей, запряг их в ящик, который служил мне судном, и затем помчался так быстро, что вся дорога от Констанца на Боденском озере до Базеля заняла лишь два часа и была на редкость приятна. Только при проезде через Рейнский водопад близ Шаффхаузена и через Лауфенбургские пороги мое судно слишком качало, и я отчасти промок, зато получил признательность гостей за торжественным обедом. Теперь, в память своей серебряной свадьбы, мой друг прислал мне дюжину лудоги и бочонок яблочного вина, вам придется и с ним познакомиться, а кому этот сорт вина не понравится, для тех мой друг прислал корзину шампанского. Выпьемте же, любезные господа, друзья и товарищи, за эту супружескую чету, за наше здоровье и вместе за утехи общества и за безусловную правдивость каждого рассказчика…

Опасный спуск с горы и невредимое дитя в ядре снежной лавины.

— А что, Мюнхгаузен, — спросил лесничий вечером накануне отъезда барона в Швейцарию, — разве вы никогда раньше не бывали в Швейцарии?

— Как же! — возразил барон. — Бывал, и довольно часто! В этом чудном уголке земного шара, в восхитительной Швейцарии мне знакома каждая пешеходная тропинка. И так как мы долго не увидимся, то я хочу поблагодарить вас за внимание, с каким вы всегда выслушивали мои простые истории, и на прощанье расскажу, что случилось когда-то с пятилетним сыном моего друга Бастиана Треймана, когда я с ним и еще с одиннадцатью спутниками во время первого моего приезда в Швейцарию взобрался на неприступную дотоле Юнгфрау… Мы с большим трудом добирались до высочайшего пика, так как Бастиан взял с собой своего маленького сына, который стал для нас большой обузой. У швейцарских охотников за сернами и горных проводников принято брать с собой в горы совсем маленьких детей, лишь только они научатся ходить, чтобы те смолоду приучались к восхождениям.

Маленький Бастель совершал в тот раз свое первое путешествие по горам, и поэтому уже спустя полчаса карапуз не мог поспевать за нами. Проводники договорились поочередно нести ребенка на руках: их было двенадцать человек, и особого труда это не составляло бы. Но каждый из них хотел быть первым, и они всерьез поссорились из-за этого. Я положил конец спору и посадил ребенка к себе на спину, а его ноги засунул в карманы жилета. Так мы тронулись дальше. Все шло превосходно, мальчик радовался новому способу верховой езды, а мне сперва стало лишь несколько жарковато; пот лился с меня ручьями. Но чем выше мы поднимались, тем становилось холоднее, и в конце концов Бастель крепко примерз к моей спине, словно сросся со мной. Так мы поднимались два дня и две ночи, прорубая ступени в гладких ледяных стенах. Но когда наша компания добралась до вершины, перед нами открылся восхитительный вид. Однако мой маленький всадник примерз ко мне уже так крепко, что его пришлось отделять от меня ножом. Когда мальчика поставили на его собственные ноги, оказалось, что он отсидел их и теперь мог лишь неуверенно ковылять из стороны в сторону. Но вдруг он поскользнулся, и пока из наших тринадцати глоток вырвался громкий крик ужаса, мальчик с быстротой ветра скатился по крутому спуску. При каждом обороте вокруг его тела налипал слой снега, и скоро мы видели лишь катившийся между Зильбергорном и Шнеегорном колоссальных размеров снежный ком, который мы едва могли различить в подзорные трубы. Наконец этот исполинский снежок исчез в страшной бездне Трюмлетской долины, куда не ступала еще нога человека!..

Мы стояли, оцепенев от ужаса, пока отец мальчика, Бастиан, и я не крикнули одновременно: «За ним!..» Наши спутники стали возражать против отчаянной попытки скатиться с высоты тринадцати тысяч футов. Но мы не позволили отговорить себя от этого намерения. Мы привязались друг к другу веревками и с Богом двинулись вперед, то есть вниз. Я не буду останавливаться на подробностях этого отчаянного спуска. Он был ужасен!