Ричард Блэкмор - Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун

Давным-давно, в стародавние времена, поселился в наших местах злой колдун. Он построил на скале замок, выходивший сразу на восемь сторон света, и никто, ни человек, ни животное, не могли появиться на вересковом пустоши без ведома колдуна. Вздумай он убить и ограбить путника или отведать дикого быка или оленя на обед, стоило ему лишь навести на них свою волшебную черную книгу, как всякое живое существо, повинуясь колдовско­му зову, само приходило в замок чародея.

Весь Эксмур денно и нощно молил Господа избавить его от такой напасти. И вот однажды, когда колдун совсем растолстел от легкой добычи и чрезвычайно возгордился своим огромным животом, он распахнул одно из восьми окон замка, то, что выходило на юго-восток, и увидел вдали одинокого всадника. Это был пилигрим, возвра­щавшийся на родину из святых мест.

— Слишком тощий, чтобы угодить ко мне на обед, - сказал колдун, вглядываясь в путника,— однако я все равно затащу его к себе: у пилигримов, бывает, водятся боль­шие денежки.

С этими словами колдун направил на всадника свою волшебную книгу с языческими заклинаниями, а тот все ехал своей дорогой, размышляя о Господе, и ничего не почувствовал, пока вдруг не услышал ржание своего коня. Праведный человек, не в пример простым смертным, мог поступить, несмотря на колдовские чары, как ему угодно,— ехать дальше или отвернуть в сторону, — и он остановил коня, размышляя. А колдун между тем, решив покуражиться над беззащитным, как ему казалось, путником, громко пукнул, и хотя до замка было пять миль, пилигриму почудилось, будто рядом раздался гром небесный.

- Ах, вот ты как, — разгневался пилигрим, — ну погоди, сейчас я тебя проучу!

И он двинулся через пустошь и болото к восьмиуголь­ному замку колдуна. А тот, развалившись в кресле, с ухмылкой наблюдал, как святой человек пробирается к его замку, и все гадал, что там в кожаной сумке у при­шельца: денежки или бутылка доброго вина? А когда пи­лигрим приблизился к замку, колдун выглянул из окна и промолвил медовым голосом:

- Входите, входите, добрый сэр!

- Нет, — ответил пилигрим,— не войду, недобрый сэр. Здесь, в сумке, кости тех, кого ты погубил, и твои кости туг же будут!

— Ох, не зли меня! — воскликнул колдун и тут же, как бы невзначай, спросил: — Сколько миль ты проехал сегодня?

Мудрый праведник догадался, что если он назовет любое число, то злой волшебник сможет одержать над ним верх, и потому, вспомнив, что Бог любит Троицу, и желая трижды предохранить себя от козней чародея, он ответил:

— Девять миль.

Хозяин замка понял, что хитрость не удалась, но не отказался от черных замыслов и, подумав, задал другой вопрос:

Где это он и она

Всегда и во все времена

Трутся бочком о бочок,

А прочим об этом — молчок?

— В огороде на грядке,— потупив очи от смущения, ответил святой человек:

Когда огурец с огурчихой

Любовью заняты тихой,

Тогда от страсти их вечной

Множится род огуречный!

И волшебник понял: ему не перехитрить праведника.

— Ты задал мне два недостойных вопроса,— промолвил снятой человек, по-прежнему опустив очи долу, ибо в этот миг перед его внутренним взором предстала прекрасная огурчиха, — а я тебе задам всего лишь один вопрос, зато достойный. Ответь, кому из людей ты сделал добро с той поры, как Создатель счел возможным твое существование на этой земле?

Долго думал колдун, но ничего не смог ответить.

— Ну вспомни же — вспомни хоть одно доброе дело, - снова промолвил святой, наставляя крест на колдуна в надежде, что это, быть может, оживит его память. — Подумай и ответь: ведь это нетрудно сделать и ребенку.

И тут земля заходила у них под ногами, и окна замка потемнели и окрасились в кровавый цвет. И праведник вошел в замок, надеясь спасти чародея.

— Уж если мне должно сказать тебе чистую правду, прохрипел чародей, с опаской поглядывая на своды окон­ных проемов,— то я смогу назвать только одного человека, которому я сделал добро.

— Одного вполне достаточно. Говори скорей, пока земля не разверзлась у тебя под ногами. Назови имя этого человека, и крест мой спасет тебя,— коснись большим пальцем его перекладины.

— Нет, это не в моих силах, великий праведник, О дьявол, смилуйся надо мной!

А между тем замок уже оседал у них на глазах и тьма густела над ними с необычайной быстротой.

— Твоя сила кончилась с последним твоим заклинанием, — промолвил праведник, и золотой нимб воссиял во­круг его головы. — И все же назови хоть одно имя, мой друг, назови, возложив на себя крест,— и ты спасен. Ты видишь, все рушится вокруг нас. Дорогой брат, кто этот человек?

— Это — я сам! — воскликнул нечестивый колдун.

— Тогда тебе ничто не поможет!

С этими словами праведник вознесся ввысь, а замок и даже скала, на которой он стоял, провалились во чрево земное, и ничего не осталось на том месте, кроме черной трясины, поросшей камышом. А праведник построил ча­совню на западе в трех милях от трясины, и доныне там возлежат его святые мощи, и там же спустя много лет упокоилась тетушка Лорны Сабина и дед Лорны — сэр Энсор Дун.

Но вернемся к моему повествованию, любезные чита­тели. Пока я размышлял над тем, стоит ли верить этой занятной истории, на другой стороне трясины показался всадник. Он вырос внезапно, словно из-под земли, и меня это, хотя и несильно, но все же испугало. Однако я тут же узнал дядюшку Бена и двинулся к нему в обход, сделав огромный крюк вокруг болота, и пока я не оказался на противоположной стороне, дядюшка Бен не промолвил ни слова.

— Ага, дурачок, испугался, — заметил он, пожимая мне руку и пристально вглядываясь в мое лицо. — А ведь мне нужен не только сильный и скромный, но и храбрый мо­лодой человек. После того, что я услышал о сражении у ворот Дунов, я подумал, что уж храбрости-то тебе — не занимать стать.

— Так оно и есть, — заверил я, — но это когда я вижу своего врага. Другое дело — ведьмы и колдуны.

— Да ну тебя, болван! — не сдержался дядюшка. — Здесь есть только одна ведьма — костлявая и с косой, а остальных можешь в расчет не брать. Ну-ка, привяжи мою лошадку, Джон Ридд, и, будь добр, подальше от трясины. Хорошее место мы выбрали для входа, ничего не ска­жешь. Двое верховых, выслеживавших нас, провалились тут в тартарары вместе с лошадьми и теперь долбят руду на том свете.

С этими словами дядюшка Бен начал спускаться вниз, ухватившись за лошадиную гриву, как делают все, у кого с годами слабнут ноги, как делаю и сам я сейчас, когда пишу эти строки. Я было предложил ему свою руку, но он с раздражением оттолкнул ее.