Ричард Блэкмор - Лорна Дун

Я хочу поведать вам историю, изложенную простым языком, и, если вы готовы выслушать ее, то я, Джон Рид, из прихода Оар графства Сомерсет, мелкий землевладелец и церковный староста, расскажу вам о событиях, которые произошли в наших местах, и постараюсь быть точным и справедливым, да сохранит Господь мне разум и твердую память.

Но вы, мои читатели, должны помнить, что я стремлюсь избавить наши места от клеветы и злословия, и поэтому вы должны быть иногда снисходительны ко мне, ибо я не владею ни иностранными языками, как это подобает джентльмену, ни изящным слогом, и познаниям своим я большей частью обязан библии и великому мастеру слова Уильяму Шекспиру, которого я оцениваю по достоинству, в чем готов поклясться. Короче говоря, я самый обыкновенный неуч, хотя для фермера считаюсь весьма образованным.

Мой отец был честным человеком из добропорядочной семьи (так считали все у нас в Экзмуре) и унаследовал одну из трех — причем самую лучшую и большую — ферму в нашем приходе. Надо заметить, что здесь у нас всего три фермы, не считая, конечно, неосвоенных земель. И вот мой отец, Джон Рид старший, буквально одержимый проблемами образования (тем более что он сам умел написать собственное имя и фамилию), решил послать меня, единственного сына, учиться в Тивертон в графство Девон. Надо заметить, что этот старинный городок славился помимо производства шерсти еще и своей школой, одной из самых больших во всей западной Англии, а основал и оборудовал эту школу в 1604 году сам Питер Блюндел, известный суконщик, который, кстати, родился и вырос там же в Тивертоне.

К двенадцати годам из начальных классов меня перевели в средние, а я уже знал Цезаря (конечно, в английском переводе) и даже мог продекламировать целых шесть строчек из Овидия. Потом кое-кто говорил, что я мог бы доучиться и до третьего класса, если учесть мое упорство и прилежание. Хотя, признаться, все, кроме моей родной матери, считали меня откровенным тупицей.

Но, видимо, моя спесь и амбиции сына простого фермера не понравились тем, кого называли старостами, а, короче, стукачами, и меня выгнали из школы, слава Богу, еще на первом году обучения в средних классах, когда мы только начинали спрягать греческие глаголы.

Мой старший внук любит потешаться над дедом, уверяя, что я никогда бы не смог овладеть греческим, хотя сам, постреленок, демонстрируя свое способности, пользуется невероятным количеством шпаргалок. Я понимаю, что голова у него соображает куда лучше моей, но зато у него никогда не будет моего крепкого тела. И, признаться, я даже рад, что не доучился. По крайней мере, мне удалось сохранить мозги.

Но если у вас зародилась хоть капля сомнения, что я действительно учился в той школе, то я могу представить доказательства. Там вырезано ножом мое имя — Джон Рид, потому что, как только я запомнил правописание своего имени, я тут же принялся вырезать его перочинным ножом: сначала на скамье, где сидел, а потом на парте, причем не на одной, а на всех, куда меня пересаживал учитель. И теперь мой внук сам читает это имя, когда идет в школу. Он даже как-то подрался с одноклассником, который с усмешкой произнес: «Надо же! Здесь еще какой-то Джон Рид учился». Зато потом я обучил своего внука кое-каким школьным шалостям. Одна из них называлась «вулканчик».

И, если теперь мои внуки попытаются повторить эту затею дома, я сразу же узнаю их «по почерку». Дело в том, что каждый ученик, за небольшую плату, разумеется, мог приобрести горстку селитры у привратника. Потом, делая вид, что он чинит перо ножом (как и подобало усердному школяру), он аккуратно вырезал отверстие в парте, там, где толщина доски достигала сантиметров семи. Самое главное было — сделать ровную дырочку для того, чтобы насыпать туда селитру. Лучше всего, чтобы при этом порошок перемешался с опилками. Потом берется сальная свеча, которую мы тогда называли «крысиный хвостик», и поджигается. Ученик усердно изучает свой букварь при свете свечи, потому что на улице еще слишком темно, и в то же время маленький вулканчик начинает отчаянно шипеть и разгораться от пламени фитиля. А если потом мальчик еще возьмет перо и немного поковыряет в своей горке, то из вулканчика пойдет самый настоящий дым и будут видны вспышки пламени. Эта забава длится долго, потому что селитры хватает на несколько минут, а парта за это время прожигается чуть ли не насквозь. Представляете, каково будет потом сидеть за такой продырявленной партой другим ученикам! Правда, тут надо быть осторожным и проделывать подобные эксперименты до того, как в класс войдет учитель, то есть рано-рано утром.

Были у нас и другие развлечения, когда мы поджигали у одноклассников фуражки, но я не буду заострять ваше внимание на таких мелочах. Хочется рассказать еще вот о чем. Наша школа стояла около небольшой речушки Лоуман, которая километра через два впадает в широкую реку Экз. И хотя Лоуман считается обычным ручьем и не сравнить его с нашей знаменитой Линн, тем не менее во время сильных дождей Лоуман разливается, и начинается самое настоящее наводнение. Тогда кажется, что наш ручей превращается в необузданную лошадь, вода пенится, будто вот-вот разнесет и живую изгородь возле школы, да и саму школу в придачу. В такие дни мальчики, живущие рядом в городке, даже и не мечтают о том, чтобы попасть домой на ужин.

Во время наводнения наш привратник старина Медяк (а так мы его прозвали за то, что он носил сапоги из меди, чтобы не застудить ноги от воды, и имел нос багрового оттенка благодаря жидкостям гораздо более крепким, чем вода), так вот, наш любимый Медяк стоял у входа в школу и наблюдал за прибывающей водой, чтобы, не приведи Господь, волны не унесли камни, которыми была обложена наша школа. Правда, паводок слишком волновал старину Медяка, и когда тот от расстройства принимал очередную дозу своего «лекарства», в помощь ему отряжали учеников.

Перед самым входом в школу белыми камушками у нас выложены две буквы «П.Б.» в честь основателя-суконщика Питера Блюнделя. И когда хоть одна беснующаяся волна доходила до этих камушков, то, по неписанному закону, любой ученик, даже самый отстающий первоклашка, имел право вбежать в учительскую и во весь голос заорать: «Пэ-Бэ!»

Тогда и начиналось самое интересное. Все ученики с громкими криками закидывали свои фуражки на крышу школы. Вслед за ними туда же летели учебники и тетради. Забывались все обиды и ссоры. Старшие помогали младшим вскарабкаться наверх и мы с наслаждением наблюдали за несчастным Медяком, который выставлял по домам мальчиков, живущих по соседству.

А учителя беспомощно смотрели друг на друга и, не видя перед собой учеников, безмолвствовали. Они захлопывали свои мудреные книги, вежливо предлагали друг другу раскурить трубку на прощание и желали всех благ, а, главное, избежать простуды, принесенной ледяной водой.