Алексей Коробицин - Тайна музея восковых фигур

Странно, теперь, когда мы были у цели и когда так много узнали о человеке, который убил Рамона Монтеро, я вдруг почувствовал какую-то растерянность. Я не знал, что делать, о чем говорить, и, словно это было самое важное на свете, все прислушивался к шуму, который еще доносился из парка аттракционов, пытаясь различить голос механического зазывалы и равномерные удары сердца…

Джо первый прервал молчание. По-видимому, он понимал мое состояние да и сам тоже чувствовал себя довольно скверно.

— Что же, Мак? Теперь, уж кажется, ошибки нет. Мы больше ничего не можем… Дело за полицией. Я понимаю, конечно, это неприятно. Мне никогда не приходилось делать ничего подобного. Но ведь, как ни говори, этот человек — убийца! Вспомни Рамона Монтеро, его вдову, детей. Вспомни тех, кого по ошибке преследовала и продолжает преследовать полиция: Лоя Коллинза, Кэйзи, мисс Паризини. Нам просто нельзя иначе. Ну, хочешь, я сам расскажу все Карригану?

Конечно, Джо прав. Убийство есть убийство! А Рамона Монтеро убили расчетливо и хладнокровно.

— Нет, Джо, к Карригану пойду я, — сказал я твердо. — Чего там, так или иначе, убийца должен быть наказан, это ясно! Ты узнал его адрес?

Джо протянул мне клочок бумаги, который сжимал в руке.

— Вот. Его имя Эмсли Роуз. Он живет недалеко отсюда, на Куин Элизабет-стрит, 17. Ты сначала позвони Карригану на службу, может быть, еще застанешь его там. Знаешь телефон?.. Когда освободишься, приходи к нам. Мы с Кэйзи будем тебя ждать.

Я позвонил Карригану из автомата. Мне ответили, что он только что уехал домой. Ну что ж, на метро я приеду к нему через двадцать минут.

Вход в метро был совсем рядом. Толпы людей стекались к нему со всех сторон, быстро исчезая в мрачной, пахнувшей железом дыре. Время от времени оттуда слышался шум поезда, и тогда на улице содрогалась под ногами почва. Мне очень не хотелось туда, вниз, в духоту, и я решил пройти пешком до следующей станции.

«Ну что ж, — скажу я Карригану, — выходит, что главное — это человек с его психологией, с его переживаниями, его трагедией, а не ваши холодные, мертвые вещественные доказательства».

Карриган, конечно, смутится. Но было бы слишком неблагородно и жестоко с моей стороны ставить его в неловкое положение.

«Убийцу зовут Эмсли Роуз, — скажу я дальше, — и живет он недалеко от парка аттракционов, на Куин Элизабет-стрит, 17. Будьте осторожны — он человек вспыльчивый и грубый…»

А потом я, конечно, с ним встречусь, с убийцей. И постараюсь узнать о нем все: почему он уехал из Техаса, что привело его на Кони-Айленд… Я не стану его выспрашивать. Я уверен, что мы найдем с ним общий язык: я расскажу ему о себе, о Рамоне Монтеро, о Лое Коллинзе…

«Я надеюсь, Карриган, что вы не проговоритесь Эмсли Роузу о том, что я выдал его вам! — обязательно предупрежу я полицейского инспектора. — Вы же понимаете, после этого я бы не смог с ним свободно беседовать..»

Нет, Карриган не проговорится — зачем ему! Об этом, кроме него, будут знать только Кэйзи и Джо. Ну и я, конечно! Я тоже буду знать… Я всегда буду знать, что предал Эмсли Роуза. Но почему «предал»? Я просто расскажу о нем полиции. Я расскажу о том, что он убийца. Что же тут плохого? Проклятый аттракцион сделал меня слишком чувствительным, слишком мягким! Смогу ли я это когда-нибудь позабыть? Когда буду говорить с Эмсли Роузом. Когда буду писать о нем. И потом, когда все будет кончено… Так, рассуждая сам с собой, я шел от фонаря к фонарю, рассеянно разглядывая свою тень. Она то раздваивалась, то вытягивалась и бледнела, то вдруг становилась резкой и короткой. А я все шагал, шагал и думал…

Потом я почувствовал страшную слабость. Ноги едва держали меня.

— Куда ехать, сэр?

В Нью-Йорке водители такси — великолепные психологи: как только увидят человека, нерешительно стоящего на краю тротуара, немедленно останавливаются возле него и уверенно опускают флажок счетчика.

Я сел в машину, с удовольствием откинулся на мягком сиденье, глубоко вздохнул и сказал с облегчением:

— Куин Элизабет-стрит, 17.

Мы ехали недолго, но все время сворачивая то вправо, то влево, и на узких, плохо освещенных улочках от фар нашей машины испуганно шарахались длинные, уродливые тени.

Неожиданно шофер затормозил и, полуобернувшись, недовольно процедил сквозь зубы:

— Приехали, мистер!

Это была короткая, всего в один квартал, улица с совершенно одинаковыми трехэтажными домами из красного кирпича. Такие улицы мне приходилось видеть лишь в немых чаплинских фильмах, заснятых за десяток лет до моего рождения. В подвешенных над подъездами домов больших пятигранных фонарях вместо газовых рожков тускло светились электрические лампочки. Гулко раздавались шаги редких прохожих.

Шофер ворчал, что я его заманил в такую дыру, где скорее найдешь кошелек с деньгами, чем пассажира. Щедрые чаевые он взял как должное и даже не поблагодарил.

Я сразу понял, что стою перед одним из тех домов, о которых объявления в газетах гласят: « Недорого сдаются меблированные комнаты. Оплата за две недели вперед».

Я нажал кнопку звонка. Может быть, его оглушительный звон привел меня в чувство, потому что я впервые подумал: «Боже мой, зачем я все это делаю? Хоть бы его не оказалось дома!»

Грязные двери открыла глуховатая неряшливая старуха. Она никак не могла понять, что мне от нее нужно, и все твердила:

— Жильцам без багажа комнаты не сдаем, идите, идите…

Наконец она сообразила, что я о ком-то спрашиваю.

— Эмсли Роуз? — и забормотала, словно силилась вспомнить: — Эмсли Роуз… Эмсли Роуз… Ах, Эмсли?! Ну как же, все валяется! Проходите.

Я вошел в дом…

Когда я вышел на улицу, был первый час ночи. Ни в одном из трехэтажных кирпичных домов уже не светились окна. Было безлюдно и тихо, но мне почему-то казалось, что где-то, за опущенными жалюзи и задернутыми занавесками, стоят в темноте люди и внимательно меня разглядывают. Я понимал, что все это нервы, что разговор с Эмсли Роузом взбудоражил меня до предела, и все-таки опасливо шел по самой середине мостовой, словно для того, чтобы избежать неожиданного столкновения с кем-нибудь, кто подстерегает, прижавшись к стене.

Я был так возбужден, что шарахнулся от выросшего передо мной силуэта неподвижного автомобиля. Большой и угловатый, как старинная карета, он стоял у края тротуара, вероятно, потому, что уже давно не заслуживал гаража. Но мне показалось в нем что-то зловещее, многозначительное…

Телефон! Вот что мне нужно найти как можно быстрее — телефон! Я еще не знал, о чем я должен говорить с Джо, как он может помочь. Я лишь знал, что разговор этот совершенно необходим, что он не терпит никаких отлагательств, что от него зависит человеческая жизнь.