Бус Таркинтон - ПЕНРОД-СЫЩИК

Он пытался представить себе, какая кара его ожидает. Воображение рисовало картины, одна другой ужаснее. То ему представлялся выросший до размеров высокого дерева мистер Дэйд, который в обществе мистера Паола Джонса, мистера Монтгомери Джонса и разъяренного полицейского явился требовать отмщения. Пенрод представил себе, как эта страшная компания склонится над ящиком для опилок, а потом они все хором закричат на него. Пенрод содрогнулся и постарался еще глубже зарыться в опилки.

С улицы донесся шум. Пенрод вздрогнул. Ему было от чего вздрогнуть – ведь это звук сирены, а их устанавливают только на скорой помощи и на полицейских машинах. Звук приближался, и Пенрод больше не мог оставаться в неведении. Содрогаясь всем телом, он покинул убежище и выглянул на улицу. Сделал он это так осторожно, что из-за двери были видны лишь его волосы, лоб и глаза.

На дороге появилась открытая машина ярко-красного цвета. Она пронеслась мимо и скрылась за поворотом. Пенрод облегченно вздохнул: его худшие прогнозы пока не оправдывались. Ведь он-то ждал, что машина сейчас остановится, и из нее выйдут мистер Дэйд, мистер Паоли Джонс, мистер Монтгомери Джонс и начальник полиции.

Пенрод снова полез в ящик, зарылся в опилки, и жизнь для него потянулась томительно медленно, безмолвно и душно. Он весь взмок, опилки набились ему за шиворот, за пазуху, в глаза и в ботинки. Кожа у него зудела, но это не шло ни в какое сравнение с тем, как скверно было у него на душе.

Сквозь опилки до него донесся приглушенный крик Деллы:

– Пенрод! Мистер Пенрод! Пенрод! Вам сказано идти домой! Ваша мать велит вам вымыться перед обедом! Мистер Пенрод!

Он не ответил.

– Вам лучше придти домой, мистер Пенрод!

Потом кухонная дверь хлопнула, и Пенрод понял, что Делла отчаялась его дозваться.

И вновь потянулась жизнь, исполненная духоты и молчания.

Тем временем Сэмюел Уильямс решил с максимальной отдачей провести этот чудесный денек. Пользуясь тем, что летом темнеет поздно, он задался целью совершить как можно больше хороших поступков. Никогда раньше он не проявлял склонностей к подобного рода занятиям. Но сейчас он действовал исключительно под влиянием инстинкта самосохранения, и по тому, как он рьяно взялся за дело, можно было судить, что этот инстинкт у него развит просто великолепно. Покинув Пенрода, Сэм тотчас же попросил у Роберта немного денег и объяснил, что они требуются для покупки «Собачьего мыла». Роберт проявил отзывчивость. Правда, вручая Сэму монетку, он заметил:

– Но, по-моему, таких собак не полагается мыть, а Сэм?

– Ну, нет! Джон Кармайкл вполне заслуживает, чтобы его мыли не меньше других собак. Это ему просто необходимо. Он уже никуда ходить не может. Стоит его куда-нибудь повести, как он садится на землю и начинает чесать за ухом. Он уже просто чокнулся на этом чесании. Пет уж, сейчас я его вымою так, как еще ни одну собаку на свете не мыли!

Поначалу Роберт не очень-то поверил, что Сэм действительно проявит усердие. Однако последующие действия младшего брата показали, что он не бросал слов на ветер. Мытье длилось целых два часа. Роберт в это время сидел в библиотеке, и разнообразные манипуляции брата, которые он мог наблюдать через окно, настолько увлекли его, что он никак не мог сосредоточиться на книге. Сначала Сэм направил на Джона Кармайкла садовый шланг. Окатив пса мощной струей, он тщательно намылил его «собачьим мылом», снова направил на него шланг и поливал до тех пор, пока полностью не смыл обильный слой мыльной пены. Потом он погрузил Джона Кармайкла в ушат, куда перед этим вылил несколько ведер горячей воды, которые приволок из кухни. Тут пес снова был намылен, а затем тщательно прополоскан. Потом на него опять полилась вода из шланга, вслед за тем вся процедура с ушатом, намыливаньем и выполаскиваньем повторилась. Тут Роберт стал опасаться, как бы щенок не растворился без остатка. На такие опасения его толкнул сам Джон Кармайкл, который в мокром виде являл собой сколь тщедушное, столь и жалкое зрелище. Но тут Сэм принялся вытирать его и проявил в этом деле не меньшее рвение. Притащив из дому несколько отслуживших свой век больших полотенец, он путем долгих и яростных растираний восстановил тот облик, который был свойственен Джону Кармайклу до мытья, с той только разницей, что теперь щенок выглядел куда опрятнее. Настроение у Джона Кармайкла тоже улучшилось. Ощутив, наконец, давно желанную свободу, он опустил морду на землю и, поместив ее между передними лапами, игриво повел глазами, потом издал шутливый рык и принялся носиться кругами, ловя воображаемых врагов.

Роберт посмеялся над выходками щенка. Koгда же он снова взглянул на младшего брата, у него просто лицо вытянулось от изумления. С выражением крайнего прилежания Сэм хорошенько сполоснул ушат, отнес его на место в подвал, а потом вновь возник во дворе, вооруженный большой метлой. С помощью метлы он, аккуратно отогнал воду на обочину кирпичной дорожки. Однако самое потрясающее заключалось в том, что Сэм и этим не ограничился. По-видимому, он решил, что вся дорожка изрядно загрязнилась, и он тщательнейшим образом принялся чистить ее. Неторопливо водя метлой из стороны в сторону, он медленно приближался к дому. Когда он наконец оказался около окна библиотеки, Роберт решился задать ему вопрос:

– Что случилось, Сэм?

– Случилось? Ничего не случилось. А почему ты спрашиваешь?

– Ну, ты такой прилежный сегодня. Тебя ведь никто не просил чистить дорожку.

– Но сюда налетело с улицы столько пыли. Придется промыть дорожку до самой калитки.

– И ты делаешь это по собственной воле, Сэм? – засомневался Роберт. – Может, тебе все- таки велели?

– Никто мне не велел, – с укором ответил Сэм. – Мне просто приятно, – добавил он тем же тоном, – сделать что-то полезное. Каждому из нас дана жизнь, чтобы приносить какую-то пользу! Или я что-то не так понял?

– Что-что? – переспросил в конец пораженный Роберт.

– Ну, может я не совсем правильно все понимаю, но я вдруг решил, что, прежде, чем умереть, все-таки надо принести какую-то пользу, – ответил Сэм.

И он с таким рвением принялся снова мести дорожку, что, если бы Роберт не задержал его, наверняка счистил бы ее до самой земли.

– Слушай, Сэм. Я тебя еще ни разу таким не видел. А ну, говори, что ты натворил?

Сэм оторвался от работы и оскорбленно посмотрел на брата.

– По-моему, ты сам видел, что я делал. Сперва купал свою собаку, а теперь чищу дорожку. Между прочим, мы все по ней ходим.

– Вот это-то меня и удивляет. Мне кажется, ты ждешь каких-то неприятностей после того, как вернется папа. Правду я говорю, Сэм?