Глория Му - Детская книга для девочек

Он выхватил листочек из аккуратной стопочки и принялся строчить, разбрызгивая чернила.

– За сим не смею вас больше задерживать, – Эвальд Христианович протянул Геле узкий голубоватый бланк. – Если у вас нет вопросов и жалоб, мы с чистой совестью можем отправить вас домой.

– Больше никаких жалоб нет, благодарю вас.

Доктор проводил свою особую пациентку до гардероба, подал пальто, дошел до самого Воронцова поля и остановил извозчика.

Геля не спешила садиться в коляску. Просительно заглянув в глаза Гильденштерну, сказала:

– Эвальд Христианович, вы говорили, что мне полезны прогулки. Можно, я пройдусь пешком? Тут ведь совсем близко…

– Прошу простить меня, милая барышня, но я обещал вашему батюшке отправить вас с извозчиком и не могу нарушить слова, – виновато ответил доктор.

Геля, которая очень рассчитывала на эту одинокую прогулку, поникла. Но тут же ей пришла в голову мысль получше:

– Но тогда, может быть, мне можно немножко прокатиться, а не сразу ехать домой? Пожалуйста, мне так наскучило сидеть взаперти!

Гильденштерн сочувственно взглянул на нее:

– А это, пожалуй, можно! Я сообщу вашей матушке, что вы немного задержитесь. Милейший, – обратился он к извозчику, – вот тебе три рубля. Покатаешь барышню по Покровке, проедешь по Солянке и доставишь…

– Знаю, барин, на Покровский, к дому купцов Морзинкиных. Возил уж сегодня бедную хворую барышню…

Геля посмотрела – и впрямь, та же лошадь, и тот самый дядька за рулем, или как тут у них это называется! Вот удача, со знакомым все же спокойнее.

– Что ж, – улыбнулся Гильденштерн, – кланяйтесь драгоценной Аглае Тихоновне.

Геля махала ему рукой, пока коляска не завернула за угол.

– Дак что, барышня, с ветерком вас прокатить али потише? Как вам приятственней будет? – обернулся к ней извозчик.

– Поезжайте, как обычно, пожалуйста, – милостиво кивнула девочка.

Покровка была полна суеты (как и сто лет вперед?): на перекрестке истерично звенел трамвай, по узким тротуарам, толкаясь, спешили пешеходы. Из непривычного Геля заметила только большую, совершенно незнакомую церковь, выпиравшую красным брюшком на и без того узкий тротуар.

Раньше (то есть позже, конечно) на этом месте был всего лишь никчемушный пыльный скверик, а сейчас высился необыкновенной красоты храм, вздымаясь среди низеньких, обыденных зданий праздничной, красно-белой пеной вишнево-сливочного десерта. Луковички-купола, каким-то чудом улавливая слабые солнечные лучи, горели золотыми стрелами на фоне серого неба.

«Снесли, – горько подумала Геля, – вот дураки, снесли такую красоту. А чтоб вам…»

– А, чтоб вам пусто было! – выкрикнул извозчик.

Смирная Любушка вскинула передние ноги и дернулась к обочине. Коляска села носом в землю и тут же подпрыгнула. Гелю тряхнуло, она едва успела ухватиться за край коляски, чтобы не упасть.

Мимо птицей пронеслась серая в яблоках лошадь, запряженная в лаковую пролетку с красными спицами. Седок, толстый господин с багровым лицом, охаживал извозчика тростью по спине и ревел пьяным голосом:

– Наддай! Наддай, каналья! Озолочу! – в подтверждение своих слов свободной от битья рукой разбрасывая деньги. Монеты со звоном катились по булыжной мостовой, мятые купюры разлетались во все стороны.

Не успела Геля перевести дух, как вслед за первой пролеткой промчалась вторая – лишь спицы в колесах желтые мелькнули, а так – один в один предыдущая. И лошадь серая, и господин толстый, пьяный, красномордый.

Этот заливался тонким хихиканьем и тоненько же подвизгивал:

– И-и-и-их, пшел! Что-нибудь сделай ты такое для моего удовольствия! Задави кого-нибудь – старушенцию какую либо…

А дальше случилось страшное, накаркал гнусный толстяк – его серая шарахнулась на полном ходу от встречного автомобиля и налетела на мальчишку, подбиравшего монеты, рассыпанные первым красномордым.

Мальчишку отшвырнуло на ступеньки церкви, лошадь, вскинувшись, заржала испуганно и зло, а второй красномордый завыл-заулюлюкал:

– Гони-гони-гони!

Извозчик хлестнул лошадь кнутом, пролетка рванулась и понеслась вперед, на Маросейку.

– Остановите, там мальчика сбили! – закричала Геля, выпрыгнула из коляски почти еще на ходу и побежала к церкви.

На месте происшествия быстро собиралась толпа, всплескивали волнами писклявые женские ойки, сердито бухали басы мужиков, а над всем сверлил и сверлил свинцовое небо оглушительный свисток городового, тяжело бежавшего от перекрестка.

– Чего ты рассвистелся, раззява? Чего теперича свистеть? След уж их простыл, – бубнил дядька в картузе и сером поношенном пальто с поднятым воротом.

– Как же ему не свистеть, если он их к ответу должен призвать? – ответила тетька в шляпе-клумбе.

Геля продиралась сквозь толпу – зачем? – она и сама не знала. Просто от страха.

Со всех сторон доносились возмущенные голоса:

– Ищи ветра в поле! Да и какая на них управа, на толстомясых? Нет на них управы. Такого хоть в участок приведи, все одно вывернется. Да ты его возьми еще сперва…

– Откупятся… Энто у них, у купчиков, обычная забава – на лихачах гоняться…

– Ни стыда ни совести… Посреди бела дня…

– А с мальчонкой-то что?

– Да живой вроде…

– В больницу его надо…

В больницу! Геля удвоила усилия, да еще крикнула:

– Пустите! Пустите же! У меня папа – врач!

Вывалилась из толпы прямо к мальчику.

Он сидел, скрючившись, на ступеньках, баюкал левую руку. На лбу наливалась огромная шишка, щека вся ободрана, в крови, но живой. Живой!

Геля опустилась на колени, заглянула мальчонке в глаза:

– Как ты? Идти сможешь? Давай я тебя к своему папе отвезу, он врач.

– Да нужон больно папаше вашему таковский пациент, – визгливо выкрикнул кто-то. – Голь перекатная. В больницу для бедных его надо.

– Не надо в больницу, – раздался за Гелиным плечом хрипловатый, знакомый голос. – Я его к бабе Ясе заберу. Она вылечит.

Геля обернулась. Увидела оборванца лет четырнадцати в разбитых башмаках и пиджаке не по росту, с закатанными рукавами. Того самого драчуна – только теперь стало понятно, до чего он широкоплечий и здоровенный, гораздо выше ее.

– Ты кто ему – брат? – спросил городовой, тоже пробившийся сквозь толпу.

– Брат, – кивнул хулиган.

– А вы, барышня, беретесь доставить пострадавшего в больницу?

– Да. Меня извозчик дожидается, – ответила Геля.

– Так что, господа хорошие, шапито закрыто, расходитесь, кто к делу касательства не имеет, – зычно выкрикнул городовой, обращаясь к толпе. – Пааапрашу рррразойтись! Прошу вас, мамаша, двигаться по своим делам, с вас одной затор на пол-улицы. И вы, любезный…

Так, мало-помалу, всех и разогнал.

Мальчонка на ступеньках дрожал и всхлипывал, но в голос не плакал. Хулиганистый оборванец присел рядом: