Виктор Аланов - Петька Дёров

— Тетя, — обратился он перед уходом к женщине. — А может быть, и вы бы со мною?.. Что ж вам здесь одной?..

— Нельзя мне, — отозвалась она. — Вернутся люди. Надо для них жилой дух сберечь. Надо, чтобы было кому встретить. А ты иди, иди… В Полновский район ступай, там, наверное, найдешь, что ищешь. Да постой!

Она быстро спустилась в погребок и вынесла два черных сухаря.

— На, возьми на дорогу, — совала она их Петьке.

— Что вы, тетя, мне не надо, — спрятав руки за спину, отнекивался мальчик.

Взять последние крохи у этой несчастной! Разве можно?

— Бери, бери, дурачок, — уговаривала женщина. — У меня еще картошки припрятано немного и муки фунта три есть. Я обойдусь. А тебе в дороге пригодится.

И, насильно засунув Петьке за пазуху сухари, она взяла его за плечи и повернула лицом к дороге.

— Вот, смотри. Как к лесу подойдешь, будут две дороги. Влево не ходи, забирай всё вправо. Так прямо и выйдешь в Полновский район. Да смотри, лучше по самой дороге не иди, пробирайся лесом. Тут у нас всё пусто; как выжгли гитлеровцы проклятые, так и сами сюда не заглядывают. А дальше снова деревни пойдут, там и на беду налететь недолго. Ну, иди, детка, будь счастлив.

От души поблагодарив женщину, Петька снова двинулся в путь.

Прошло несколько дней. Следуя совету женщины, Петька продвигался вперед, избегая людей. К деревням он подходил лишь для того, чтобы выпросить или купить на еще сохранившиеся у него деньги Зозули немного еды. Укрываясь в лесной чаще от встречных людей, а пуще того — от машин, он упорно искал партизан.

Дни становились всё теплее, но ночи были еще холодными. На лесных ночлегах плохо грела легкая курточка. Огонь же разводить мальчик боялся, чтобы не привлечь к себе внимания. Сказывалась и усталость от долгого и трудного пути.

Встреча с партизанами стала казаться всё более и более неосуществимой. Петька начал подумывать о том, чтобы выйти из лесу, остаться в одной из деревень и, поработав там, войдя в доверие к местным жителям, с их помощью пробраться к партизанам.

Однажды в сумерки, пробираясь по обыкновению лесом, Петька услышал негромкие голоса. Прячась в чаще, он подобрался поближе.

На полянке он увидел группу вооруженных людей. Они грелись у небольшого костра, почти незаметного в густой чаще леса. Одежда на них была разная, но говорили они по-русски.

Петька устал, продрог от вечерней сырости и очень хотел есть.

«Может быть, подойти к ним? — подумал он. — У них, наверное, есть хлеб. Нет, страшно… А вдруг это немецкие шпионы, переодетые каратели? Возьмут и сожгут, как сожгли в деревне Пески старика и старуху, которых поймали в лесу.»

— Эй, братец, ты что тут делаешь?

Петька от неожиданности так и замер. Осторожно обернулся на голос и увидел перед собой человека, одетого по-крестьянски. Высокий, усатый, с трубкой в зубах, он внимательно смотрел на мальчика.

— Ты что это ночью по лесу ходишь? Э, да ты, видно, замерз — трясешься, как заяц. Идем, мы тебя согреем.

И, не дожидаясь согласия, высокий властно взял мальчика за руку и повел к костру.

— Вот, гостя привел, — сказал он, обращаясь к товарищам. — Встречайте. Садись к огню, мальчик.

Петька настороженно вглядывался в обращенные к нему лица сидевших у костра. Страх проходил. Нет, ни в одном из этих лиц он не видел ни холодной жестокости гитлеровцев, ни тупой злобы и грубости, отличавшей немецких пособников-полицаев. Глаза людей внимательны, насторожены, но скорее добродушны. А вот тот, молодой, прилегший у костра, даже улыбается Петьке совсем по-свойски. А если это те, кого он искал, — партизаны?

От этой мысли Петька даже радостно заулыбался, садясь на указанное ему место у костра.

— Рассказывай, — снова обратился к нему усатый. — Из какой ты деревни?

— Я не из деревни. Я из-под Ленинграда, из Гатчины, — ответил Петька.

— Отец есть?

— Нет, никого нет. Всех немцы убили. И отца, и мать, и сестренку с братом. Я убежал в Псков, к тетке, а ее дом бомбой разбит и самой нет. Всю зиму в Пскове жил, с товарищем, только и его недавно в гестапо взяли и расстреляли, — торопливо рассказывал Петька.

Окружавшие его суровые, мужественные лица стали еще строже.

— Ничего, малыш, потерпи, недолго осталось. Скоро прогонят врага с нашей земли и снова будет у тебя дом, — хмуро сказал усатый, видимо бывший здесь главным. — А ты что же в лесу ищешь?

— Партизан ищу, — окончательно осмелев, признался Петька.

— Партизан?.. Зачем?

— Я хочу вместе с ними против фашистов бороться. За отца с матерью, за Фомку. Я разведчиком могу быть, а нет— всё стану делать, что скажут. Дяденька, а вы не партизаны?

Мужчина слегка улыбнулся.

— Что ты, мальчик. Какие же в этих лесах партизаны? Это все немцы со страха выдумали.

— А оружие вот у вас…

— Оружие?.. Да. Так, видишь ли, охотники мы, на волков охотимся. Знаешь ведь, какой вредный зверь волк.

— Да-а… на волков с автоматами… — недоверчиво протянул Петька.

Молодой, лежавший у куста, вдруг засмеялся.

— Тише, Коля, — строго остановил его усатый и снова обернулся к Петьке. — Если говорю, — охотники, — значит, верь. А пока вот садись, поешь с нами.

Петьке дали котелок, ложку, хлеб, и он почувствовал себя так, словно после долгой разлуки встретился, наконец, с родными и близкими людьми.

Как хорошо около огня! Трещат сухие сучья, всё тело охватывает благодатное тепло. Можно, наконец, освободить свои натруженные ноги, просушить рваные портянки. Из котелка, висящего над огнем, идет вкусный запах супа. Петька не помнит даже, когда он ел такой вкусный суп.

А еще лучше, что сидишь у огня в кругу своих людей, в гостях у бесстрашных неуловимых народных мстителей — партизан. Слова усатого, что они — охотники на волков, не убедили мальчика. Всё больше он уверялся в том, что попал именно к партизанам. Но чем доказать им, что он, Петька, заслуживает доверия? Как уговорить их взять его к себе? Может быть, попросить вот того, молодого, которого усатый назвал Колей? Он так сочувственно поглядывает на Петьку, всё пододвигая к нему новые куски хлеба.

Но как начать этот разговор? Удобного случая всё не представлялось. А тепло и непривычно сытный ужин делали свое дело. Глаза Петьки закрывались сами собой, и, разморившись окончательно, он задремал, доверчиво привалившись к высокому усатому партизану.

Смутно, сквозь дремоту, до него донеслись слова, сказанные, по-видимому, молодым:

— Жаль мальчишку, пропадает. Взять бы его к нам, пригодится.

— Эх, Николай Иванович, знаешь ведь, далек и труден путь. До мальчишки ли тут? Жалко, конечно, но…

Петька понял, что говорят о нем. Сон как рукой сняло. Вскочив, он увидел, что его новые знакомые собираются в путь. Один из них, с такими же карими глазами, как были у Петькиного отца, подошел к мальчику и подал ему пару теплого белья.