Лента Ососкова - Лесь с Ильинки-улицы

… Из кухни появилась повариха, тоже села чай пить, расспрашивая Рюрика о родителях, но Лесь в разговор не встревал, довольствуясь возможностью грызть печенья в неограниченном количестве и переписываться с Тошей. Потом Рюрик засобирался на службу, Лесь от нечего делать пошёл с ним — в храме хорошо думалось. С Тошей он уже всё обговорил, его мама, как друг написал, "прыгала от радости"… С определившейся на ближайшие две недели жизнью на душе стало как-то легче смотреть вперёд.

Перемигиваются на сквозняке свечи. Народу немного, за подсвечниками никто не следит, поэтому почти со всех свечек воск капает с методичностью метронома — видел такую штуку у Рюрика Лесь, метроном ритм отбивает, когда играешь на гитаре. Один из алтарников размеренно что-то читает, бабушки присаживаются на лавки, стоящие вдоль противоположной алтарю стены.

Того странного мужчины не видно, наверное, вовсе ушёл, а встреча с ним — единственное, чего Лесь сейчас опасается. Поэтому мальчик тоже присаживается на лавку недалеко от чтеца, пытается вслушаться в полузнакомые слова церковнославянского языка, но они проплывают мимо, мимо…

Мягкие, расплывающиеся в светящиеся пушистые шары огоньки свечей мигнули и смазались. Голова Леся откинулась назад, упираясь затылком в стену, рот приоткрылся, и мальчик заснул. Шутка ли, почти всю ночь не спал вчера, негде было, бродил по Арбату и окружающим его улочкам, дошёл аж до Храма Христа Спасителя… Дремал урывками, а днём и вовсе не до того было, встречался со своим двоюродным братом — старшим сыном тёти Тани. Тот всё расспрашивал, как да чего, почему не приезжает, что Лесю, понятное дело, не нравилось, и приходилось ему изворачиваться как только можно.

После непростого разговора Лесь для успокоения помотался по Москве, в который раз мысленно благодаря маму, которая уговорила его в своё время оформить постоянный проездной; поспав полчасика в Коломенском парке на прогретой солнцем траве, Лесь проснулся от смски Рюрика и поехал к Лене за зарядкой. Ничего удивительного, что сейчас, после нервной встряски и вкусного чая, его снова сморило… В конце концов, у него так постоянно случалось: опасность и расслабленное спокойствие чередовались не хуже полосок на зебре. Сегодняшний день, в общем-то, ничем не отличался от многих предыдущих. Все они были по мелочам разные — но по сути похожие.

… Сны были неприятные — с погонями, теми ненавистными воротами Центра и сегодняшним "захожанином", внешность которого, правда, Лесь так и не приметил подробно. Прежде чем мальчик проснулся, ему показалось на миг, что и наяву над ним склонился этот странный мужчина, только в полумраке невозможно было разглядеть, так ли он похож на папу, каким показался в те первые мгновенья его голос, но тут Лесь обнаружил, что свет в храме давно уже горит вовсю, а Рюрик трясёт его за плечо:

- Вставай, помазание… А потом иди-ка на чердак и ляг нормально.

Лесь протёр глаза, зевнул в кулак и решил не спорить.

- Ты только разбуди меня… потом, — шепнул он, но Рюрик только хмыкнул, и Лесь с обидой понял, что парень его не разбудит…

"Ну и ладно, сам проснусь…" — упрямо подумал Лесь, устраиваясь на матах на четвёртом этаже. Прямо над ним в мансардное окно было видно ещё только начинающее темнеть небо. Подумал и…

И, разумеется, проснулся только часа через полтора, когда небо в окне было уже тёмным, а Рюрик сидел рядом, наигрывая что-то мяукающее на губной гармошке. На полу горели три свечки-"таблетки", над одной из них, на подставке из проволоки, грелся небольшой чайник, от которого пахло зелёным чаем, а рядом с Лесем валялся, слава Богу, его рюкзак. Нет, нельзя его больше оставлять в кабинете, надо с собой всегда носить…

- Привет, — оторвался от губной гармошки Рюрик. — Посмотри, какая красота: ночь, чай, губная гармоника… Станет потемнее — вылезу на крышу посидеть. У ног раскинется город, а небо покажется таким близким, что можно протянуть ладонь и дотронуться до звёзд, сверкающих совсем рядом отблесками лунного света на небесных волнах… — голос стал мечтательным, так что Лесь едва удержал обидный смешок: уж больно потешный вид был сейчас у Рюрика. Тот что-то заметил и снова перевёл взгляд с окна на мальчика: — Туве Янсон читал?

- Ну, читал.

- И как, я похож на Снусмумрика?

Лесь с сомнением оглядел парня с несуразно-большой для как будто детского лица бородой, гладко выбритыми висками и хвостом вьющихся волос…

- Скорее на Муми-тролля, — фыркнул мальчик.

- Ничего ты не понимаешь, — искренне обиделся Рюрик. — А ещё наблюдательный… Слежку, небось, за собой регулярно обнаруживаешь…

- Не регулярно, — настал черёд обижаться Лесю. — Но было. Мне хватило одного раза!

- Одного раза — чего? Что, кстати, случилось-то, когда твою маму опять забрали? Ты после этого ещё более нервный стал… Ну, чем в тот раз.

Лесь сел и некоторое время молча пялился на огоньки свечей, по привычке подтянув к себе рюкзак, на котором сбоку красовался свежий шов, по-мальчишески неаккуратный, чёрными нитками. Потом буркнул:

- Расслабился, пока мама со мной была, не успел сообразить, что всё опять по новой… Вот и попался.

После звонка Максима Лесь понёсся на перекрёсток во весь дух, только кеды засверкали. Даже Тоше не успел толком ничего сказать. Машину маминого… а, ладно, называем вещи своими, взрослыми именами: машину маминого ухажёра Лесь заметил почти сразу, но привычной уже неприязни не испытал.

- Давай, садись, — завидев мальчика, поторопил его Максим, садясь за руль, на ходу убирая в карман мобильный, по которому только что звонил. Мотор он не заглушил, поэтому стоило Лесю усесться на переднее сиденье и пристегнуться, сразу тронул машину с места.

- Мы куда? В больницу? — поинтересовался Лесь, вертя головой по сторонам.

- Ага, — рассеянно отозвался Максим, гоня по улицам, так быстро, что Лесь даже не успевал сориентироваться. Только мелькали мимо дома, вывески, другие автомобили, светофоры, повороты и перекрёстки, объезды, дворовые "дублёры" проспектов, указатели… Лесю почти дурно стало от этого мелькания, хотя папа гонял — там, в родном городе — ничуть не медленнее, пожалуй.

Стараясь отвлечься от этого дорожного калейдоскопа, Лесь повернулся к Максиму:

- А что с мамой-то?

- Да ты таких терминов не знаешь, — отмахнулся тот.

Лесь обиделся: неужели так сложно объяснить? Но Максим, кажется, совсем забыл себя в тринадцать лет и не понимал, как это неприятно, когда от тебя так отмахиваются, маленький, мол, не поймёшь умных взрослых слов. Настроение расспрашивать отпало, везёт — и ладно. Мама-то всё объяснит.