Евгений Титаренко - Четверо с базарной площади

На уроке Эммы Викторовны неожиданно отличился Толячий.

Но до этого едва не погиб Слива.

Рыжая Эмма Викторовна, худая и строгая, медлительная в движениях, поздоровалась, оглядела всех и, разбивая надежды троих друзей на временную неприкосновенность, сказала своим удивительно ровным голосом:

— Слава Андреев…

Слива аж подпрыгнул из-за парты и уже открыл было рот, чтобы признаться в том абсолютном тумане, который для него окружал сегодня математику, но, к счастью своему, не успел признаться.

— Когда ты подрежешь челку? — спросила Эмма Викторовна.

— А мне нельзя подрезать ее! — обрадовался Слива. — Мне надо, чтобы лоб зарос! У меня лоб очень большой! — И Слива приподнял челку, чтобы Эмма Викторовна как следует разглядела его большущий лоб.

— Гм… — произнесла учительница, улыбнувшись какой-то своей мысли, и больше ничего не сказала.

— Можно сесть?.. — вкрадчиво поинтересовался Слива.

Эмма Викторовна кивнула.

— Садись… Толя Первухин — к доске.

— А я на сегодня ничего не учил, Эмма Викторовна! — нахально, как всегда, выпалил Толячий, словно бы он подслушал фразу, которую готовил для себя Слива. Это было так неожиданно, что даже Эмма Викторовна слегка растерялась.

— Почему?..

— А у нас вчера во дворе Корявый Сергея Васильевича порезал!

— Так… — сказала Эмма Викторовна. — Какая же связь между математикой и Корявым?

Толячий не нашел этой связи и впервые в жизни получил двойку. Потом хвастался, что нарочно получил: надоело однообразие.

Другие ему не верили, а Генка, Фат и Слива сразу раскусили этот хитрый маневр: не привык Толячий оставаться в тени, и если раньше он мог похвалиться одними своими разнесчастными пятерками, то теперь решил и двойки себе заграбастать. А заодно напомнил всем, про случай с Корявым.

Жалко, что он базарный, — свой вроде, а то можно бы сразу отлупить.

Фат не ошибся. Фат не зря вырос в городе и за пять лет восемь раз бросал школу. Детский парк был закрыт до Первого мая, но когда Генка, Фат и Слива перелезли через забор, Кесый в окружении десятка знакомых и незнакомых мальчишек уже играл на прогалине среди кустов.

— Деньги есть — присоединяйтесь, — обрадовался Кесый.

— Успеем, — невозмутимо ответил Фат. — Поглядим сначала.

Деньги ставились в один столбик, решкой вверх, затем шагов с десяти по очереди кидали свинцовую биту: чья бита ложилась ближе к деньгам, тому доставался первый удар по кону. Монеты, которые переворачивались на орла, считались выигранными. Попасть битой в кон с десяти шагов — значило забрать сразу все деньги.

Генка с удовольствием сыграл бы разок и сам, но Фат стоял, ждал чего-то.

Азарт мало-помалу увеличивался, соответственно увеличивались ставки.

Двое, тщательно вывернув карманы, убедились, что они уже пусты, и вышли из игры. А ставки с десяти копеек возросли сначала до двадцати, потом сразу — до сорока. И наконец, когда разгоряченные противники условились играть по пятьдесят копеек, Фат молча вышел вперед и добавил два двадцатика к двадцатикам, а гривенник положил сверху.

Кесый ухмыльнулся. Кесый не мог равнодушно видеть деньги, тем более — упускать их. Мелочь выбывающих из игры оседала в его карманах.

Начали бросать биту. На второстепенных участников игры Слива и Генка почти не глядели — предстояла дуэль между Кесым и Фатом.

Бита Кесого упала сантиметрах в пяти от кона. Незадачливые игроки ахнули. Генка поежился. А Фат и глазом не моргнул, отходя с битой на установленные десять шагов. Он не целился, как это делали другие, а, отведя биту к левому плечу, вдруг с силой швырнул вперед, одновременно крутнув ее в воздухе. И не успел никто прикинуть, где врежется она, как, брызнув на солнце, разлетелись во все стороны серебряные монеты.

Генка и Слива бросились подбирать их. Фат ссыпал деньги в карман.

Выбыл из игры еще один противник.

А когда Фат, повторив свой бросок, взял и новый кон — Кесый уже не ухмылялся.

Но в третьей игре судьба поделила деньги примерно поровну между ними.

Еще через пару конов они остались один на один. И по мере того как худел карман Кесого, карман Фата делался тяжелее.

Кесый разнервничался, предугадывая полный разгром, и с каждым разом кидал биту все хуже.

Он отсчитал медяками последние шестьдесят копеек, и Фат согласился поставить тоже шестьдесят, чтобы разом кончить игру, но коронный бросок в этот критический момент не удался ему, и свинцовая бита лягушкой шлепнулась в «слепую» зону, то есть ближе кона.

С этого раза Фата словно подменили: бита его ложилась куда угодно — только не в кон и не лучше, чем бита противника. Деньги стремительно потекли в обратном направлении: из кармана Фата в карман Кесого.

Минут через двадцать Фат признал себя побежденным: ставить ему было нечего.

Генка и Слива забыли даже о цели, ради которой пришли в парк, — до того нелепым казался проигрыш Фата.

А Кесый небрежно пересчитал свое богатство, остался доволен выигрышем и в приливе благодушия похлопал Фата по плечу.

— Ты это ничего натренировался. Подучишься еще малость — и можно зарабатывать. На черта тебе пионеры?

— Да так… — сказал Фат. — Мало ли…

Кесый оглянулся на Генку и Сливу.

— Что смылся тогда — я прощаю. А насчет того, что знаешь, смотри…

— Не маленький… — огрызнулся Фат.

— Ну, лады! Отдохнуть, что ли… Первая смена у меня в кармане, надо ждать вторую.

Кесый удобно расположился на перевернутой ножками вверх скамейке и демонстративно потянулся.

«Первая смена» уже разошлась к этому времени.

— Вчера полковника убили, — сказал Фат. — Слышал?

— Да, слышал вчера. Ловко сработано… — небрежно отозвался Кесый. И тут же переменил тему: — Эй вы, интеллигенция! Морды у вас благородные — прикройте меня в «Культмаге», я одну цепочку тисну. А? Башли пополам.

— Других поищи, — выдавил из себя Генка, с трудом сдерживаясь, чтобы не пустить в ход кулаки.

— Ну, ты… — процедил сквозь зубы Кесый и сунул руку в нагрудный карман, как бы за ножом. — Давно гляжу — схлопотать хочешь.

— Чего вы лаетесь?! — вмешался Фат. — Корову не поделили? Это мои дружки, понял? — сказал он Кесому.

— Ладно… — Кесый вынул руку из кармана. — В последний раз прощаю. Ради тебя…

— А что за мужик вчера вертелся около тебя, к Генке приставал: почему да как стреляешь… Откуда он?

— Спроси у него, откуда… Я за каждым мужиком не слежу. — Кесый усмехнулся.

Генка и Фат насторожились, но Кесый ничего к сказанному не добавил.

Фат опустился рядом с ним на скамейку и тоже потянулся.

— Что-то Банника давно не видно…

Кесый мгновенно выпрямился, надвинул мичманку до бровей. Прищуренный глаз его вовсе исчез под веками.