Златослава Каменкович - Тайна Высокого Замка

Страх мечется в груди Петрика, но жажда к жизни гораздо сильнее.

— Гей, «Кризис»… У меня есть левонверт! — дрогнувшим голосом роняет в темноту Петрик. — Я тебя застрелю…

Для большей убедительности Петрик упрямо нагибает голову и, сделав из пальцев «левонверт», прицеливается. Авось этот «Кризис» в темноте не разглядит обмана.

— Паф-ф! Паф-ф! Паф-ф!

Но даже после этого Петрик не может считать себя в безопасности.

Почти не дыша, он бросается в темноту и бежит. На первой же ступеньке лестницы, ведущей во двор, Петрик оступился и упал, содрав с колена кожу.

Угрюмый день без солнца кажется Петрику сказочно-чудесным после всего только что пережитого в тёмном коридоре.

Нет, ни за что теперь Петрик не будет холить домой со двора! Только с улицы, только через мастерскую…

Как это часто бывает, решение рождается внезапно, и Петрик бежит в гости к пани Андриихе. У них хорошо, просторно, можно даже в комнате в классы поиграть с Юлькой Пани Андрииха разрешает рисовать углём на цементном полу классы. Она только сердится, если Франек иногда забирается на кровать с непомытыми ногами.

У них всего-навсего одна кровать, в ней спит пани Андрииха со всеми детьми. Мусорщику стелят на железном сундуке, а. Владек, как говорит пани Андрииха, не гордый парень, он спит на полу. Кроме кровати и сундука. В бывшем гараже стоят стол и две деревянные скамейки Петрику очень нравится белый шкафчик. Его сделал своими руками. Владек, он даже позволил Петрику раза два поводить кистью, когда, окрашивал этот шкафчик масляной краской. Но ценнее всего в доме своих друзей Петрик считает разноцветные круглые баночки из-под какао. Семья мусорщика пьёт из этих баночек «каву». И еще у них есть огромная низка деревянных прищепок для белья. Пани Андрииха, когда повесит сушить бельё, всегда велит Юльке следить, чтобы мальчишки не покрали прищепок.

— Садись за стол, Петрик, будешь с нами обедать, — гостеприимно встречает пани Андрииха.

— Я уже ел суп с бобами, — спешит сообщить Петрик.

— А картошку разве не хочешь?

— Хочу, — честно признаётся Петрик, вопреки материнскому наказу деликатно отказываться, если пани Андрииха начнёт приглашать Петрика к столу. Мама объяснила, что у пани Андриихи в доме страшная нужда, просто удивительно, как они едва сводят концы с концами. Им самим нечего есть. Но мама, видно, не знала, что у них имеется картошка.

Вбегает Франек.

— Я сегодня заработал двадцать грошей! — радостно объявляет он, ставя около дверей ящик со щётками и ваксой.

— Мой руки, помощник, и садись за стол, — очень ласково говорит ему мать. — Сегодня больше не надо работать, отдохни.

— Не до отдыха, можно в воскресенье бездельничать, — солидно говорит Франек, умываясь под рукомойником.

О, скорей бы уже Петрик тоже начал зарабатывать и помогать маме.

Пани Андрииха усаживает Петрика между Юлькой и Франеком. Минуты трепетного ожидания тянутся целую вечность. Но вот, наконец, пани Андрииха ставит перед Петриком тарелочку с картошкой, окутанной белым паром.

— Ешь, — говорит она, — ешь на здоровье.

И сразу же Петрик допускает два досадных промаха. Во-первых, он совсем позабыл помолиться и жадно принялся за еду.

Юлька это увидела, сделала страшные глаза и стукнула Петрика ложкой по лбу, при этом довольно громко напугав:

— За это тебя пан бог покарает!

Во-вторых, Петрик торопливо сунул в рот маленькую картофелинку. Она была очень горячая, и Петрик, задрав вверх голову, невольно издал звук, вроде: «га-га-га!»

Юлька увидела это и крикнула, как пастух на овцу:

— Назад! Назад в тарелку выплюнь… Что ты, гусь? Ха-ха-ха!

Юлька весело смеялась, пока Франек внушительно не подёргал её за жиденькую косичку.

Ах, Юлька, она, должно быть, не знала, что язык — самое опасное оружие, и рана от ножа залечивается куда легче, чем от злого слова.

Пристыженный Петрик сразу затосковал в гостях. Ему захотелось домой. Но долг приличия требовал подождать, пока пани Андрииха встанет из-за стола.

И Петрик крепче сжал губы, чтобы не выдать их предательской дрожи.

Ни на следующий день, ни день спустя Петрик не заходил к пани Андриихе, впервые сильно обидевшись на Юльку.

А как раз в эти дни в семье мусорщика произошло несчастье, о котором Петрик узнал совершенно случайно. Поздно вечером тётя Марина, думая, что Петрик спит, рассказала дяде Тарасу и маме, что в доме мусорщика был обыск. Полицейские всё перерыли и нашли какую-то «запрещённую литературу». К счастью, Франек успел предупредить старшего брата, чтобы тот не приходил домой, и только это спасло Владека от ареста… Теперь пани Андрииха не может заходить брать воду. Она боится, как бы не навлечь беды на сапожника, то есть на дядю Тараса…

В этот же вечер дядя Тарас надел пальто (шляпу так и присвоил стриженный заказчик), расцеловал тётю Марину, маму и своего Тымошика.

Дядя Тарас, наверное, думал, что Петрик спит, и не захотел его будить, чтобы попрощаться. Тогда Петрик сам вскочил на ноги, перешагнул через спящую Ганнусю. Крепко-крепко обнял дядю, поцеловал и спросил:

— Ты уезжаешь?

— Да, — тихо сказал дядя Тарас. — Если тебя кто-нибудь спросит, где я, скажи: дядя уехал в село.

Никто не пошёл провожать дядю Тараса, да и вещей у него никаких не было, будто он никуда и не уезжал.

Прошло несколько дней. Уныло и голодно стало без дяди Тараса. Даже для Тымошика больше не варили на молоке манную кашку, а только на воде, и теперь кашка была не такая уж сладкая. Но всё равно она была очень вкусная! Петрик мечтал: когда он вырастет, то непременно попросит маму сварить большой казан сладкой-пресладкой манной каши!

Мама по целым дням никуда не выходила из дому и Петрика тоже никуда не выпускала. Она, видно, очень боялась этого «Кризиса».

Тётя Марина была посмелее мамы, она куда-то надолго уходила. А мама с чувством томительного беспокойства ждала её, пугливо вздрагивая, если в тёмном коридоре слышались чьи-нибудь шаги.

Мамины нервы были напряжены до крайности: стоило Петрику запеть, она просила:

— Ах, замолчи!

Решил было Петрик заняться «починкой» и уже даже надел фартук дяди Тараса, а мама рассерженно закричала:

— Сними фартук! Рано тебе еще за молоток браться…

«Петь — нельзя! Починять — нельзя! Даже сбегать в гости к пани Андриихе — нельзя!» — негодует Петрик, исподлобья наблюдая за мамой, которая сама ни минутки не может сидеть без дела: то стирает, то моет полы, а вечером что-нибудь штопает.

Но однажды, когда на дворе уже смеркалось, мама сказала тёте Марине, что сходит на улицу Собесчизны к кухарке коммерсанта, посулившей замолвить доброе словечко перед хозяином. В общем, в доме коммерсанта требовалась прачка, и мама надеялась, что её возьмут.