Олег Коряков - Тропой смелых

Лёня охапками подтаскивал хворост. Миша притащил толстую сухую лесину, потом еще.

— Я засыпаю крупу, — объявил Дима.

— Побольше сыпь! — откуда-то из-за кустов прозвучал голос Вовы.

— Толстопуз, ты где шляешься?

— Я не шляюсь. Тут муравейник — в полменя. А муравьи громадные и рыжие. Я думаю, надо их в баночку.

— За шиворот их тебе надо, вот куда! Чтобы от работы не бегал. Иди сюда. Дел знаешь сколько! Шалаш нужно строить…

— Какой шалаш?

— Вовка!! Иди сюда!

Это было произнесено самым свирепым тоном, и экспедиционному энтомологу пришлось подчиниться.

Уже наползали сумерки, и все кругом начинало тускнеть, сливаясь в один цвет. Только на западе, где расплылась оранжевая заря, темные контуры сосен были четкими, как нарисованные тушью.

Шалаш построили быстро. За сучок сосны, что стояла рядом с костром, зацепили один конец жерди, а второй укрепили в развилке специально вбитого кола на высоте Вовиного роста. Наломав больших сосновых веток, уложили: их на жердь утолщенными концами кверху, а разветвленными к земле. Это, пояснил Миша Вове, для того, чтобы лучше стекала вода, если пойдет дождь. Сверху еще набросали веток можжевельника. С другой стороны, обращенной к костру, шалаш оставили открытым.

— Теперь делать постель, — распорядился звеньевой.

— Бежит!! — страшным голосом завопил Вова. — Каша бежит!

Дима бросился к костру. Операция по спасению каши окончилась, в общем, победой, если не считать, что, во-первых, с полмиски варева все-таки успело сбежать из ведра в огонь и, во-вторых, рука мужественного повара оказалась чуточку поджаренной. Удостоверившись, что теперь ужин находится в безопасности, Вова счел нужным поинтересоваться, что будет представлять собой обещанная вожаком постель.

— Набросаем веток — получится перина лучше королевской.

Вова выразил недоверие.

— Они жесткие, — поморщился он.

— Зато ты мягкий, — возразил Лёня.

Но Дима тоже сказал, что лучше без веток: надо закаляться.

Тогда в разговор вмешался второй из «старых» туристов — Миша. Он рассказал, что и самые опытные, самые закаленные таёжники не ложатся спать без какой-либо подстилки. Павел говорил, он знает. Этот довод подействовал, и все дружно принялись ломать и втаскивать в шалаш ветки. Упругая, пахучая постель была готова совсем быстро: ведь у костра ждала каша.

Всегда и все — будь то безусый парнишка или седой профессор, солдат или геолог — нахваливают пищу, изготовленную в поле, в лесу. Чудесна костровая каша! Под уральской сосной или украинским тополем, под волжской березой, под дальневосточной елью — всюду она хороша, горячая, припахивающая дымом, чуть подгорелая — пусть подгорелая! — походная русская каша.

Турист-иностранец в выутюженных брюках, увешанный термосами и склянками, если и сядет у костра, так под себя подложит чистую клееночку, своротит нос от дыма в сторону и, уцепившись пальчиками за бутерброд, будет его разжевывать и пережевывать, запивая сгущенным молочком. А кончатся бутербродики да выйдут консервы — тут он повернет свои туристские ботинки в обратную сторону. Не по нраву ему кашу варить, не уважает он грубой и здоровой, привольной лесной пиши.

А ты, мальчуган с большой русской душой, уселся по-хозяйски у таежного костра, в тесном кругу своих приятелей и, возбужденно и весело толкая дружка в бок, говоришь; «А ну, даешь кашу!..» Необъятное родное небо над тобой, ничем не отгороженное, не закрытое. Земля русская, громадина такая, что тысячей глаз не оглядеть, — вот она, и, слившись с ней, ты чувствуешь легкость и силу необыкновенную…

— Доставайте ложки! — скомандовал начхоз.

— Ого! Они у нас уже… Как сказать: «достаны» или «достаты»?

Дима ловко поправил:

— Вы уже достали… Лёня, давай миску. Тебе — первому.

— Нет, — великодушно отказался вожак, — накладывай сначала Вовке.

Каша получилась знатная. Правда, Дима забыл ее посолить, но эта ошибка еще недостаточно квалифицированного повара была немедленно исправлена. Вова при этом попытался схитрить.

— Пересолил я свою кашу, — с неподдельным огорчением заявил он. — Придется теперь еще подложить несоленой и смешать.

Срочно была выделена комиссия в лице начхоза для установления процентного содержания соли в Вовиной миске. Комиссия авторитетно заявила: «Сойдет», — и Вове пришлось довольствоваться лишь той добавкой, которую получили все, когда до дна очистили свой миски.

Вымыли ведро и подвесили воду для чая. Собственно, то, что находилось в ведре, чаем называлось условно. Чая с собой ребята не взяли. Вместо него в воду набросали листьев брусники, собранных тут же, у костра.

— Прошлым летом с Павлом всегда так пили, — сказал Лёня. — Помнишь, Миша?

Совсем стемнело. Лес кругом почернел. Только на ближних соснах, обступивших костер, колыхались трепетные желтоватые блики. Несколько бабочек неустанно кружились над огнем. Где-то прокричала ночная птица. Миша подбросил в костер сучьев. Древесина затрещала, взлетели искры, кусочек сгоревшей шелухи от коры вспорхнул огненным мотыльком, метнулись в глубь леса черные тени.

— До чего же хорошо! — вздохнул Дима и, откинувшись на спину, растянулся на земле. Он любил тишину, любил помечтать, лежа вот так и глядя в далекое черносинее небо.

В густой мгле сияли редкие звезды, а за речкой, тихо журчащей невдалеке, выползала среди черных стволов, карабкаясь по сучьям, большая круглая луна. Нестройно звенели надоедливые комары. То и дело слышалось: хлоп, хлоп — путешественники уничтожали летучих кровопийц.

Вода вскипела. Брусничный навар был ароматный и вкусный. Вова объявил, что если ему соответственно увеличат порцию сахара, он возьмется один опорожнить ведро. Однако это предложение никого не обрадовало.

Обжигаясь горячей кружкой, Дима сообщил:

— Ух, мне что-то вкусное попалось… но не комар.

Все засмеялись: «вкусное, но не комар». Ничего себе!

Спать в этот вечер не ложились долго. Сидели, сгрудившись у костра, вспоминали всё помаленьку, начиная от утренней картошки и кончая тем, как собирали топливо и Лёня в темноте зацепился ногой за какой-то сучок и, думая, что это лисица потянула его за штанину, закричал: «Я кого-то поймал!» Посмеивались друг над другом. Только Дима почему-то был задумчив и в то же время как-то по-особенному напряжен.

Вова начал клевать носом. Сидит — человек человеком, потом голова сникнет, поползет медленно вниз и вдруг, как подрубленная, упадет на грудь. Вова вскинет ее, похлопает ресницами, а через минуту снова начинает дремать.

— Давайте спать, — распорядился Лёня.

…Сова, проснувшись, издали приметила что-то необычное в лесу и крикнула резко и беспокойно. Потом она, бесшумно разрезая воздух мягкими шелковистыми крыльями, скользнула быстрой тенью над лесной поляной и увидела на ложе из сосновых веток под плотным навесом четыре маленькие фигурки, прижавшиеся друг к другу. Лицо одного паренька было обращено к пламени, лизавшему бревешки и сучья, сложенные в груду. Прядь светлых волос, изогнувшись, упала на густые белесые брови. Губы улыбались чему-то бесконечно хорошему.