Олег Коряков - Тропой смелых

В это время ребята с вершины утеса заметили двух птиц, тревожно реявших над шиханом. Распластав длинные, мощные крылья, они кружили, спускаясь все ниже. Вдруг одна из них взмахнула крыльями, сложила их, прижав к телу, и стремительно ринулась вниз.

Страшная догадка пришла не сразу. Когда же Лёня сообразил, в чем дело, и крикнул Мише: «Берегись!», было поздно.

Лесные орлы почти никогда не нападают на людей, даже если те разрушают их гнезда, но горный беркут — птица воинственная и грозная. Цепкие когти орла, клюв и мощные крылья, до двух метров в размахе, — страшное для врагов оружие.

Резкий толчок в спину заставил Мишу судорожно вцепиться в веревку. Миша повернул голову и увидел, как, описав стремительный короткий полукруг, беркут готовится к новому наскоку. Он подлетел совсем близко — так, что можно было ясно разглядеть его бурое тело, испещренное темными, почти черными пятнами, желто-ржавчатую грудь и, в каком-то мгновенном повороте, большие желтые глаза, налитые холодной яростью. Вытянув лапы и быстро размахивая крыльями, орел на секунду повис в воздухе, как бы высматривая, откуда лучше напасть.

Миша сжался и перехватил веревку поудобнее. Беркут бросился вперед. Миша с силой взмахнул рукой. Она рассекла воздух — орел увернулся… Второй наскок. Рука ударила по крылу. Темнобурое с белым основанием перо, медленно кружась и качаясь из стороны в сторону, лениво заскользило вниз.

Веревка качалась. «Перетрется?!» Миша хотел крикнуть об этом товарищам, но поперхнулся, словно в горле оказался кусок шерсти.

— Веревка… — прохрипел он. — Подложите что-нибудь… — И подумал: «Не услышат!»

В тот же момент он заметил, как продолговатым бурым комком падает с неба второй беркут. Пальцы, сжимавшие веревку, сделались желто-синими. Не спуская глаз с птиц, Миша нащупал ногой выступ в скале и, подтягиваясь на веревке, начал подниматься. Перед глазами мелькнуло широкое бурое крыло. Миша зло, не чувствуя руки, ударил по нему и почти тотчас ощутил, как что-то крепкое, сухое резко хлестнуло его по голове…

А Лёня, обвязав второй конец веревки вокруг талии, уже спускался вниз. Очутившись рядом с Мишей, он бешено заорал и замахал рукой.

Увидев около себя второго человека, орлы отпрянули и с тревожным клёкотом закружили у гнезда. То, что его товарищ оказался рядом, придало Мише сил. Он даже улыбнулся, но глаза его остались напряженными и темными.

Выбравшись наверх, Миша долго сидел молча, устало вытянув ноги и опустив руки. Орлы хлопотали у гнезда.

— А они молодцы, — неожиданно сказал Миша. — Так и надо.

Ребята улеглись на камне. Ветерок обдувал горячие лица. Медленно ползли по голубому шелку облака, и ласково лучилось солнце. Перед тем как спускаться с вершины шихана, долго всматривались ребята в широкую даль, и жалко было оторвать от нее взгляд.

— Хорошо как все-таки! — вздохнул всей грудью Миша.

— А вон там, за горками где-то, Шарта течет, да? — сказал Дима.

— Пора двигаться. — И звеньевой встал.

При спуске Вова вел себя героем и даже старался помочь брату, а когда дошли до ущелья, через которое час назад Вова не решался перебраться, он, хотя и с веревкой на поясе, перепрыгнул его сам.

Перед расщелиной, по которой лезли наверх, они остановились. Подняться по ней было трудно, а спускаться…

— Надо искать другой путь, — сказал Миша. — Тут нам не спуститься.

Но другого пути не было. Тогда Миша с Лёней стали держать веревку, и с ее помощью вниз полезли Дима и Вова. Друзья, оставшиеся наверху, чуть не поссорились: Лёня говорил, чтобы следующим по веревке спускался Миша, а Миша — чтобы Лёня.

— Я звеньевой. Это все равно что капитан. Он с корабля сходит последним.

— Никакой ты не капитан, и это вовсе не корабль.

— А веревка чья? Твоя. Вот ты и спускайся.

— Лёня, так ты-то как будешь?

— А ты? Я цепкий. Я спущусь.

Звеньевой настоял на своем. Когда Миша очутился внизу, Лёня сбросил веревку, шутливо крикнул: «Теперь меня ловите!» и лег животом на край расщелины, спустив ноги вниз. Он нащупал ногой выступ, ухватился руками за камень, спустился ниже и снова стал шарить ногой… Миша с Димой стояли внизу, на дне расщелины, напряженно наблюдая за своим вожаком. Казалось, вот-вот Лёня сорвется вниз. И когда наконец он встал рядом с ними, трудно было различить, у кого сильнее билось сердце — у Лёни или у его друзей.

Обедали на берегу ручейка под горой. Потом началась дикая тайга. Раза два тропа терялась в чаще, в буйной заросли трав и кустарника. Дурманящий запах цветов наполнял млевший от жары воздух. Рубахи намокли от пота.

Под вечер пришли к новому озеру. Оно было больше первого. Противоположный берег еле виднелся. Вода была серой, крупная рябь морщила ее. Берег обрывался вниз отвесной скалистой стеной. По обрывистому ущелью, выточенному в камне речкой, когда-то втекавшей в озеро, спустились к воде. Рядом была пологая площадка, а над ней — углубление в скале, небольшая пещерка.

— Вот шикарно! — обрадовался Лёня. — И шалаша не нужно.

Развели костер. Пламя заметалось. Над озером дул ветер. Волны бежали на берег, росли, поднимались и, всплескивая брызги, бились о камни. Брызги долетали до костра, и огонь сердито шипел.

Стало темно. Лишь светил костер, и блики огня играли на прибрежной скале.

— Вы только не смейтесь, — неожиданно сказал Дима: — я песню сочинил. Про нас. Еще вчера начал…

— Честное слово? — Лёня даже привстал.

— Ну да. Только она еще не совсем… Но вы послушайте. Вот.

Смущаясь и волнуясь, он запел — сначала тихо и неуверенно, а потом громко и свободно:

Может быть, настоящий поэт придумал бы слова получше, но и эти звучали совсем так, как та безмолвная песня, что волновала душу каждого из четырех.

— А сейчас припев будет:

— Точно! — закричал Лёня. — Ух, и правильно!

— А как это: до любого полюса рукой подать? — поинтересовался Вова.

— Помолчи! — оборвал Миша, но пояснил: — Это значит, что для нас любой полюс, Северный и Южный, близко. Нам все нипочем. Верно, Димус?

— Угу! — сказал Дима и запел дальше:

А потом опять припев. И все. Больше я еще не придумал.

— Качать Димуса! — крикнул Миша и вскочил.

— Объявляю песню нашей боевой, походной, — сказал звеньевой. — Кто «за»?