Олег Коряков - Тропой смелых

Конечно, все были «за». Снова уселись и стали разучивать песню. Пели долго, и бодрый, чуть хвастливый мотив летел над озером, сшибаясь с ветром, кружил над волнами, вмешиваясь в их звон.

Бились о камни волны. Всю ночь тревожно и хмуро рокотало таежное озеро.

А наутро у костра нашли записку:

Записку нашел Миша.

Спали в это утро долго. Солнце уже поднялось над лесом, Лёня, выкупавшись, орал:

В этот момент Миша, возившийся у костра, крикнул коротко и тревожно:

— Ребята!

Он показал записку. Ее долго вертели в руках. Такая же бумажка, что и та, в саду, — листок, вырванный из записной книжки. Сверху двойная зеленая черта, ниже — обычная сеть клеток.

— Издевается! — сказал Лёня, перечитывая записку.

Миша пытался найти следы человека. Камень не сохранил их. Правда, у выхода из ущелья была примята трава, и видно, что недавно. Припавшие к земле стебли вели к тропке, а на ней уже ничего нельзя было разобрать.

— Что ж, — сказал Миша, хмуря свои широкие рыжеватые брови, — значит, война продолжается?

— Значит, будем воевать! — задорно отвечал Лёня.

— Факт, будем. Но, выходит, он нас догнал и нашел в лесу.

— Эх, прохлопали мы! — сказал Дима. — Он был тут — и мы не видели. Надо ночью дежурить.

— А лучше петлю такую придумать: он ступит, а она затянется, — предложил Вова.

Но его мысль почему-то отвергли.

Было не по себе от того, что кто-то следит за ними, выискивает, находит и все о них знает. Может, вот и сейчас из-за кустов, что прилепились на прибрежной скале, пара глаз наблюдает за ними…

неожиданно и громко запел Лёня, и все оживились.

— Уж если мы с орлами справились — нам все нипочем, — сказал Дима.

— Война так война. Даешь кашу! — И Миша принялся раздувать костер.

Вдруг у ног его, чуть слышно зашуршав, вильнула выползшая из-под камня змея. Ее почти сразу заметили все.

— Бей! — крикнул Лёня.

Это была гадюка. Черная зубчатая полоска протянулась по темносерой спине. Змея метнулась в сторону и наскочила на палку, подставленную Димой. С другой стороны в нее полетел камень, пущенный Лёней. Свившись в кольцо, гадюка чуть приподняла свою плоскую треугольную головку. Взгляд ее маленьких холодных глаз был неподвижен, по телу прокатилась судорожная волна. Теперь она могла броситься и укусить. В ее небольших острых зубах таились капельки смертельного яда.

Дима с силой ударил палкой по змеиной голове. Гадюка припала к земле, дрогнула всем телом, несколько раз хлестнула хвостом и поползла. Голова ее была расплющена, а она ползла.

— Бей еще!

— Камнем!

— Дай-ка я!

Ее добили. Вова хотел затолкать труп змеи в свой рюкзак — «для коллекции», но Миша выбросил гадюку в озеро. Позднее, когда двинулись в путь, на берегу встретили еще несколько змей. А в одном месте, меж небольших каменных плит, увидели целый клубок из трех гадюк. Свившись вместе, они грелись на солнышке. Еще одна лежала рядом. Вова запустил в них камнем. Мгновенно расцепившись, змеи юркнули в траву.

— Какое-то гадючье царство, — ворчал Дима.

Зато сколько здесь было ягод! Крупная сочная земляника алела в густой траве. Уже поспевала черника. Нагнешься над одной ягодкой — увидишь еще десяток, присядешь — не можешь оторваться, ляжешь — и ешь вволю.

— Вот бы нам в сад кусочек этой земли перенести! Весь дом ел бы ягоды, — размечтался Лёня.

— А перенесём, — сказал Дима.

— Как это ты сделаешь, интересно? В рюкзак положишь, да?

— В рюкзак, — невозмутимо ответил будущий ботаник. — Только не сейчас. Вот осенью сходим в лес, не обязательно ведь сюда, накопаем кустиков земляники, принесем и рассадим у себя в саду.

— Договорились!

Они с полчаса ползали по одной и той же полянке, лакомились ягодами. В кустах попискивали земляные белки — бурундуки. Эти яркие красновато-желтого цвета зверьки с темными продольными полосками, аккуратно проведенными на спинках, были совсем не пугливы. Они доверчиво приближались к ребятам, поблескивая черными пуговицами-глазенками, и лениво перебегали с ветки на ветку.

— Ну, идем, братцы-кролики, — поднялся Миша. — Комары заели.

Пошли и, хотя ягод совсем уже не хотелось, то и дело нагибались за ними: такие попадались сочные, крупные, как клубника, аппетитные, что пропустить, оставить на земле такую ягодину было очень жалко.

Незаметно дорожка исчезла. Вилась, вилась, путаясь в травах, обегая сваленные деревья, и исчезла. Вернулись, нашли, опять пошли по ней, и снова она пропала, сойдя на-нет. Лёня вытащил карту и компас. Все сгрудились около него.

— Пойдем напрямик, — предложил он. — Видите, на карте дорога идет? Нам все равно ее пересекать. Километров через восемь выйдем. Азимут — вот, смотрите, — азимут примерно триста двадцать. А солнце справа. Надо следить, чтобы солнце все время было справа…

Лес дичал. Это была настоящая девственная тайга. Среди древних великанов — берез и сосен — курчавился молодняк. Над сгнивающим буреломом буйствовали дикие густые травы. Попадалось много болот. Они встречались в совсем неожиданных местах: среди гор, иногда на их вершинах. Какая-то высокая раскидистая трава, похожая на багульник, ковром белых цветов прикрывала подступы к мелким речушкам. В воздухе стоял сладковатый запах.

На высыхающих болотцах — в зарослях ивняка и черемухи — камыши, осока и еще какие-то травы подымались выше человеческого роста. Кустарник и трава, переплетаясь, делали эти места почти совсем непроходимыми. В двух шагах уже не было видно товарища. Трава путалась в ногах, хлестала по лицам, закрывала небо. Ветки царапались, цеплялись за одежду, охватывали все тело и не давали итти. Несколько раз Миша вытаскивал из чехла топор и прорубал дорогу. Преодолели два километра, а устали, будто прошли десять.

Вышли на большую, широченную поляну, заросшую островками ивняка. Вова попросил:

— Давайте посидим.

Комары только этого и ждали. Они роями кружились над головами, липли к горячей, потной коже, залезали за ворот, путались в волосах и жалили, жалили, жалили.

Вдруг Дима толкнул Лёню в бок:

— Смотри.

Из кустов, метрах в ста от ребят, на поляну вышел лось. Сутулясь и склонив тяжелую бородатую голову, он легко нес свое длинное бурое тело. Хорошо были видны его широкие рога-лопатки и мохнатая, почти черная грива. Его замучил, видно, таежный гнус, мошкара. Лось остановился, ниже склонил голову, чуть повернув ее влево, и резко дернул вверх, как бы стараясь сбросить что-то с морды. И в таком положении мощный и гордый, своенравный красавец замер, насторожившись, чутко прислушиваясь к чему-то.