Лев Гумилевский - Кладбище мамонтов

Одиннадцать дней висела в звенящем воздухе морозная тишина. Дыхание опускалось инеем и вода, выплеснутая ковшом из урасы [1] Ураса — жилище кочевого якута. падала на снег острыми кусками каменного льда.

Двенадцатою ночью неожиданно взвыл океанский ветер. Олени вернулись из тайги и стали за урасою бок-о-бок, как одно четырнадцатиголовое чудовище. Собаки тихонько выли, забившись под теплые оленьи животы. Ветер занес все снегом. Темнели неподвижные оленьи хребты и делали стадо похожим на костяную спину огромной черепахи, дремлющей вторую тысячу лет на снегу.

Ветер выдувал из урасы тепло, крутился в плетенке, обмазанной глиною, как печь, веял в очаге снег и пепел, погасил угли и вынес их в тайгу.

Ночью Сын Гостя проснулся от холода и ветра. Он высунул черную голову из оленьих шкур, сшитых в мешок для спанья, и прислушался. Плоское лицо его обвеяло тончайшими иглами льда, метавшегося с ветром и брызгами снега. Тогда он проворно выпростался из мешка, прополз по земляному полу до другого огромного мешка, где спали остальные, и всунул ноги в пролаз. Нога придавила скрюченную руку отца. Отец не проснулся, но простонал жалобнее собак, воющих на холоду, во сне:

— Я все отдал, что нужно, не трогай меня!

Ветер заглушил его бред. Сын Гостя влез в мешок, тесня спящих. Отец выдернул больную руку из-под его спины и крикнул, хрипя от боли:

— Ты слышал? Я заплатил все!

Он проснулся от собственного крика, напоминавшего лай простуженного пса. Он узнал сына по телу и запаху и, узнавши, спросил коротко:

— Ты, Андрей?

Андрей усмехнулся:

— Йоры [2] Йоры — злые духи, в существование которых верят якуты. подняли вой и ветер. Угли погасли. Мне стало холодно! — Он ударил локтем отца в голую грудь и спросил: — не с тем ли гостем ты говорил во сне, в честь которого меня называют Сыном Гостя?

Вздохнув от боли, отец ответил покорно:

— Это был он. Йоры с ветром принесли его тень. И он опять крестил тебя, дал тебе имя Андрей, как у русских, и я не мог ослушаться, потому что на нем были светлые пуговицы, и он собирал шкурами подати русскому царю!

— Не пил ли ты с ним и огненную воду, старый волк с перешибленной лапой?

Отец отодвинулся от сына, боясь удара локтя в голую грудь. Сын толкнул его больную руку:

— Благодари старика, [3] Стариком якуты называют бога. что это была только тень гостя!

Мать слышала их слова. Она перекатилась через мужа и легла между ним и сыном. Сын Гостя прижался к ее горячему телу, греясь и засыпая. Она обняла его голову, рассказывая как сказку:

— Тебя зовут Сыном Гостя, потому что ты хитер, как русский гость, который крестил тебя и дал тебе такое же, как у него, русское имя. И мы сделали так, как хотел он, потому что гость — хозяин в жилище сохи. [4] Соха — якут. Так называют себя на своем языке якуты.

Она положила руку на голову сына и продолжала говорить, слушая вой ветра и сливающийся с ним свой собственный поющий голос:

— Старый Ивана, мой муж и отец твой, похожий на загнанного оленя, не может убить сохатого, чтобы кормить нас, и ты стал господином в доме. Мы слушаемся тебя и повинуемся. Но разве ты не соха? Ты соха, хотя тебя называют Сыном Гостя.

Она прислушалась к ветру и дыханию сына и прислушавшись продолжала петь тихо:

— Двенадцать стоянок идут по следам нашим томузы [5] Томузы — тунгусы. и на десятой стоянке они предлагали за сестру твою, Маю, нарту лисиц куниц, соболей и голубых песцов! Глаза Маи светлее реки, имя которой она носит, потому что там она родилась, но разве мало за нее предлагают томузы? И мы не отдали ее в жены самому богатому из томузов, потому что он томуз, а не соха! Таков закон. Пусть Мая плачет, потому что он ей мил, пусть останутся соболи и голубые песцы у томуза. Мы покорны закону, так же как ты, господин.

Ветер метался в урасе, крутился над очагом, выметая пепел. Собаки, зарывшись в снег, выли под теплыми животами оленей Сын Гостя положил руку пол голову и другою затянул над собою меха, укрываясь от холода и ветра.

Мать пропела чуть слышно:

— Ветер заметает следы, и йоры делают злое дело. Глаза томуза сверкают от любви, когда он смотрит на Маю. Что с ветром нашепчут ему в уши в эту ночь йоры?

В закрытом мешке было душно, глаза старухи смыкались. Она погладила голову сына, сказала — «Спи, господин!» — и заснула вдруг, падая в сон, как камень, опущенный в воду.

Сын Гостя грелся теплом матери и брата в общей постели; он дышал дыханием отца и сестры и, согревшись, заснул крепко, думая об усталости пройденного пути.

Путь был велик, как цель, к которой он приближался.

Сын Гостя двигался к побережью Ледовитого океана вторую зиму. Он шел с Маи, где родилась его сестра. На Мае в камышах отец встретился с невиданным зверем, оставившим руку его навсегда скрюченной. Сын Гостя задушил своими руками желтую собаку, и тогда видевшие зверя и раны отца говорили, что Сын Гостя убил тигра.

С Маи шли по Алдану до впадения его в Лену, по Лене шли вниз до устья, к Быкову мысу, с которого счастливцы могли добираться до Кладбища Мамонтов.

А разве убивший тигра не был счастливцем?

Сын Гостя шел твердыми шагами вперед.

Они останавливались над убитой добычей и стояли до тех пор, пока хватало мяса убитого. В урасе горел очаг, вялилось мясо. Когда мясо кончалось, пили несколько дней горячий чай, лежали молча и с собачьей ласковостью следили глазами за Сыном Гостя. Голод становился нестерпимым. Сын Гостя брал ружье и брата, уходил по следам зверя вперед, выслеживал, караулил и убивал без промаха из кремневого ружья.

Ваненок шел назад к стоянке. Лыжи поднимали вихорьки сухого снега за его спиной. Сын Гостя оставался сторожить убитого. Огромная туша сохатого стыла на снегу. Сын Гостя вырезывал из ляжки жирный кусок и ел.

В урасе с приходом Ваненка поднимался шум и начиналось движение. На нарты укладывали все, что было здесь, и самые стены урасы. Ваненок впрягал оленей, собаки гнали стадо и все вместе — люди, собаки, олени, имущество передвигалось на двадцать, иногда тридцать верст вперед к месту удачной охоты.

На новом месте, возле самой добычи, разгребали снег, ставили шесты, завешивали шкурами, заваливали снегом, вставляли кусок льда, вместо окна, в очаге зажигали огонь, потом ели мясо, пока не съедали все.

Тогда пили чай, несколько дней лежали молча и спали, лениво двигались и ждали покорно, пока Сын Гостя возьмет ружье и Ваненка.

Так Сын Гостя двигался вторую зиму, так шли за ним отец, мать, сестра и брат. Он приносил им пищу, и они звали его господином, не спрашивая, куда он ведет их.