Рафаэль Михайлов - Тайной владеет пеон

Он быстро отдал в трубку распоряжение и повернул­ся к мальчику:

— Кого ты здесь узнал?

— Хромой Лоренсо, — насколько мог небрежно, на­чал Мигэль, пытаясь справиться с волнением. — Он здо­рово умел вынюхивать нужные нам сведения...

— Почему умел? — быстро атаковал его Линарес.

— Лесорубы его пристукнули.

— А это кто?

— Наш главный капатас.

«Дядя Карлос, что бы я сделал без вашей помощи? Эх, мальчишкам нечего соваться в переделку без таких, как вы, дядя Карлос!»

— Узнаёшь свой дом? — сыпал вопросами Линарес.

— Я жил в этой пристройке, сеньор. С холма были видны две делянки. Очень удобное место.

— Так, так. А теперь, скажи, почему мой человек, только что приехавший с выработок, уверяет, что от тебя могла остаться только тень.

— Человек не надул.

Мигэль закатал чесучовую штанину и показал Линаресу глубокий шрам: он получил его, прыгая со скалы в Пуэрто — опоздал на секунду, волна отбежала, и он задел ногой об острый камень. Ничего, сойдет за удар топором.

— Скоты прошлись по мне топором. Я отлежался в кустах и поджег их бараки. Они думали, что со мной кончено. Пусть только вернется отец...

Линарес бросил снимки в корзину для бумаг.

— Не стоит вспоминать старое, Хусто. У меня тоже есть счет к этим босякам.

— Долго вы меня еще будете проверять? — дерзко спросил Мигэль.

— Заметил? — Линарес рассмеялся. — Видишь ли, дружок, дон Кастильо захотел тебя видеть рядом, а в од­ной ложе с президентом не всякому дано сидеть. Ну, кон­чим с этим. Я рад, что у моей девчонки появился такой приятель. Поспешим.

Уже сидя в машине, он добавил:

— Я рассказал президенту о складе листовок, и он был восхищен твоим нюхом. Еще одна такая победа — и Хусто Орральде получит орден Кецаля.

Мигэль решил, что сейчас самое время начать под­бираться к главному.

— У вас мало осведомителей, — дерзко сказал он. — Будь я на вашем месте, сеньор Линарес, на меня бы ра­ботал каждый телеграфный столб. Да я пробрался бы в самое их логово!

Мигэль нащупал слабое место тайного шефа полиции. Линарес был честолюбив и заносчив; глаза его зло сверкнули, усмешка перекосила лицо; и это как нельзя более соответствовало кличке, которой его наградили гватемальцы, — Бочка Желчи. Толстый, напыщенный, грубоватый, он насмешливым взглядом смерил Мигеля и пробормотал:

— Я уже пробрался в их логово...

У Мигэля сильнее забилось сердце. Чтобы не выдать волнения, он спросил у сидевшей рядом девочки:

— Сеньорите нравится машина?

Аида Линарес не успела ответить. Ее отец грубо при­казал шоферу:

— Остановись, парень!

Толпа запрудила улицу. Дом был облеплен большими, во много раз увеличенными, снимками жертв Армаса. Полиция вызвала на помощь пожарные машины; под смех толпы, пожарные взбирались по высоким лестницам к фронтону дома и срывали фотографии. Огром­ная надпись, наполовину оборванная, разъясняла: «По трупам людей Кастильо Армас едет смотреть корридо». Фотоснимками и надписями пестрел весь путь диплома­тов от центральных улиц города к юго-восточной части, к огромному круглому амфитеатру Пласа де Торо. Бер Линарес разразился проклятиями.

— Чего стоят ваши осведомители! — презрительно сказал Мигэль, продолжая ранить шефа полиции. — Они даже этого не знали.

— Заткнись! — рявкнул Линарес. — Он знал, что красные что-то готовят. Но его обошли. Мы наводнили стадион солдатами. А такой дерзости ожидать было трудно.

Впереди них остановился бежевый автомобиль фран­цузского посланника. Трое дипломатов вышли из ма­шины и, взглянув на фотографию, раскачивающуюся под балконом дома, обменялись несколькими репликами. Мигэль успел увидеть лицо юноши, залитое кровью, и прочесть лаконичную надпись: «Сеньоры! Его истязали за то, что нашли у него дома пишущую машинку. Ка­стильо Армас воюет с пишущими машинками!»

Стадион гудел, как огромный улей. Гватемальцы при­несли с собой на любимое представление весь запас шуток. Появление каждого полицейского сопровожда­лось взрывом хохота и криков, а когда зрители увидели взвод солдат, заревел буквально весь стадион.

— Они пришли практиковаться на быках! — разда­лось в толпе.

— Загнать их в клетку с быками! — понеслось сверху.

— В загон к быкам! В загон к быкам! — скандиро­вала группа студентов.

Солдаты готовы были провалиться сквозь землю. Командовавший ими офицер отдал приказание, и взвод скрылся в боковом проходе между скамьями.

— Раз-два, армия жива! — отсчитывали зрители хо­ром шаги солдат. — Три-четыре — разбежалась по квар­тирам!

Полковник Пинеда шепнул своему соседу:

— Боже мой, первый раз мне стыдно за свой мундир!

В главной ложе произошло движение. Появились губернатор департамента, правительственные чиновни­ки, дипломаты, свита Армаса и, наконец, сам Армас. Он кивнул приближенным, скользнул взглядом по Мигэлю и весело сказал:

— Что, мой верный Хусто, мы раздразнили с тобой красных? Это значит, что мы недурно поработали и мо­жем позволить себе развлечься.

Фраза была рассчитана на репортеров и дипломатов. Но в ту же секунду над галереей амфитеатра, прямо напротив главной ложи, взметнулась вверх увлекаемая воздушными шарами, огромная, в десятки раз увеличен­ная фотография Тересы. Капли крови струились по лицу девушки, повязка закрывала ее глаза; страдальчески приоткрытый рот словно задыхался от недостатка воз­духа. Мигэль прочел под снимком: «Меня зовут Тереса. Я больше не смогу вас увидеть. Меня ослепили армасовцы. Я сестра милосердия, но взываю не к милосердию, а к отмщению!»

Полиция бросилась к галерее, но было поздно: порт­рет запомнился, надпись прочел весь стадион. В еди­ном порыве зрители встали. В ту же секунду цветоч­ницы разнесли по рядам вместе с душистыми и колю­чими розами маленькую фотографию Тересы, на обо­роте которой описывалась ее история. Люди прятали снимок, как священную реликвию. Армас и его свита продолжали сидеть безмолвные, глухие, слепые.

Мигэль понимал, что не должен двигаться. Он в свите Армаса. Но как мог усидеть сын грузчика, убитого теми же, кто расправился с Тересой! Он встал, но он сделал вид, что потянулся за букетом к цветочнице. — Две розы! Для сеньориты! — сказал он. Цветочница обернулась: перед ним стояла Росита. Глаза ее насмешливо сверкнули; она выбрала две розы с острыми шипами и протянула их стеблями вперед со­седке Мигэля. Аида Линарес уколола пальцы и отдер­нула руку. Розы упали к ногам Мигэля. Он неловко нагнулся за ними, но Росита наступила на цветы и про­шла мимо. Мигэль успел заметить, как она быстро раз­дала дипломатам цветы — из одного букета при этом выпала карточка — и вышла из ложи, успев подарить Мигэлю еще один насмешливый взгляд.